Монго Макколам - Путешествие в любовь

• Название: Путешествие в любовь
• Автор: Монго Макколам
• Издательство: «РИТМ»
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-900202-35-6

Это роман о любви. Любви пронзительной, всепоглощающей, болезненной, которой только и живет молодая женщина. Все ее думы, чаяния, надежды — о нем. Его образ заслонил ей целый свет, он — ее прошлое, настоящее, будущее… Быть может, начало книги покажется кому-то расплывчатым. Но, пожалуйста, не торопитесь с выводами — и скоро история любви захватит и увлечет Вас.

---

Парта, мисс Ламберт… Что же еще? «Дайте же вспомнить вас», — умоляла она, и одно из темных пятен памяти стало проясняться. Ах, снова Нора Хьюсон… как соринка в глазу. Но образ Норы тут же начал таять и опять заговорила мисс Ламберт. Это был очередной урок.

— Красота держится на расстоянии. Она может заставить вас плакать. Часто она недружелюбна, ибо не нуждается в друзьях. Она может обойтись без меня и без вас. Особенно без тебя, Нора Хьюсон, так как ты никогда не видишь ее. Итак, она сама по себе. — Мисс Ламберт скользнула взглядом по лицам учениц и остановилась на Элизабет. Она говорила как бы для нее одной, повествуя о печали и надежде, которые одни лишь они могли понять и разделить. А девочка опустила глаза и, сама не зная почему, заплакала.

По ночам она, наедине с собой, сгорала не от желания выйти замуж за высокого смуглого мужчину, а от страсти к поэзии, вспыхнувшей в ней в тот вечер, когда мисс Ламберт протянула ей книгу стихов со словами: «Не разочаровывай меня, почитай это».

С тех пор стихи преследовали ее и днем, и ночью, на уроках и на хоккее с мячом (она вдруг полюбила его и научилась неплохо играть), не давали спать, уносили в лиловые сумерки за окном и снова бросали на пружины кровати с такой силой, что захватывало дух.

Даже сейчас те стихи Суинберна[1] могли вознести ее и закружить вокруг верхушки эвкалипта. Нет, мисс Ламберт не была разочарована.

Тогда в темной спальне Нора Хьюсон объявила со своей кровати:

— Я выйду замуж за самого богатого мужчину, которого только встречу. А ты что будешь делать, Элизабет?

— Я?

— Да, ты. — Нора ехидно ожидала каков бы ни был ответ, он наверняка всех рассмешит. А Элизабет медленно, с трудом возвращалась на грешную землю из заоблачных высот поэзии.

— Я? — рассеянно повторила она и вдруг четко объявила: — Я буду писать стихи.

Ее ответ превзошел все самые смелые ожидания Норы, и она зашлась в смехе. Но Элизабет это почему-то совсем не задело — внезапно открывшееся призвание захватило ее, и она лежала тихо-тихо, как добровольная жертва на языческом алтаре.

— Синий чулок! — радостно взвизгнула Нора…

…Девушка беспокойно зашевелилась. Сколько раз ее так называли? Нора, Линет, мать, подруги… Вся ее жизнь была отмечена насмешками.

Но она была полна решимости писать. Она сразу поняла, что это станет для нее чем-то очень важным, даже важнее мисс Ламберт… после того, как «Холтон» уйдет за горизонт прожитых лет. «Я буду писать стихи всю жизнь» — мысленно поклялась она шару. Шар стоял, как всегда молчаливый и таинственный, но в нем вдруг сверкнул лучик света, словно в подтверждение тому, что ее детская клятва принята. Он был ее свидетелем.

Боже, как она старалась! Но слова никак не складывались в строки, перо замирало, вычеркивало неуклюжие буквенные построения, писало вновь и вновь перечеркивало. Когда же появился Ян, все рифмы разом вылетели у нее из головы, и она обвинила в этом его. «Ты отобрал у меня все, Ян, а теперь даже не приехал!» — вот что могла бы она ему сказать, но никогда не скажет. Ведь если он все-таки приедет, радость вытеснит обиду. Лучше поздно, чем никогда… О, неизмеримо лучше!

И опять картины далеких событий стали обволакивать ее. Вот она, Элизабет Уайкхем, уже одна из старшеклассниц, сидит, склонив голову и сдерживая слезы. Ей привиделась гигантская обнаженная мужская фигура (навеянная, наверняка, скульптурами Родена), шагающая с одной планеты на другую, так что его ноги образовывали арку в небе. (А может, это Орион с ее шара был причиной видения?) Хотя лицо фигуры оставалось невидимым, она знала, что крошечные миры, по которым шагает исполин, вызывают в нем сострадание. Кто это? Бог? Она чувствовала на себе взгляд мисс Ламберт, и голос, голос Бога, шагающего по сферам, призывал ее разделить печаль и славу. И она — девочка-песчинка, сидящая в холле «Холтона» близ Сиднея, что в Австралии, Мире, Вселенной, которую держал на ладони Господь — всей душой отдалась печали и славе — этим холодным требованиям красоты.

Детское осознание себя частью мироздания все еще потрясало ее. Она заморгала, смахивая ресницами внезапные слезы. Слишком легко стало плакать, все дело в этой чертовой болезни…

В последний год учебы Элизабет в «Холтоне» мисс Ламберт чуть ли не каждый день зазывала ее к себе в кабинет, где они, почти на равных, обсуждали множество вещей.

— Как тебе миссис Уайт? — спросила однажды директриса, ставя кофейник на плиту.

— Миссис Уайт? Я…

— Боюсь, ты расстроила ее. Она сказала, что, показав ей школу, ты даже не поинтересовалась, решила ли она прислать к нам свою дочь.

— Но это ее дело! Я же не продавщица, чтобы навязывать свой товар.

— Разумеется. Я этого от тебя и не требую, — улыбнулась мисс Ламберт. — Но, мне кажется, дело здесь в другом. Ты довольно резка, Элизабет.

— Знаю… Но люди, большинство людей, кажутся такими мелкими… а вы учили меня видеть лишь значительное, имеющее смысл…

— Итак, ты холодна, скрытна, резка… одним словом — наихудший образчик будущей выпускницы «Холтона».

— Мне, право, жаль, — проронила пристыженная Элизабет.

— Я пошутила, — рассмеялась мисс Ламберт. — Тебе следовало бы уже знать меня получше. Но ты должна запомнить: нельзя недооценивать общественные приличия. Если их правильно соблюдать, даже они обретают свое значение. Добродетели нужны не только — как полагает большинство моих учении и их матерей — для привлечения мужчин, но и для самоуважения, для…

И тут Элизабет впервые перебила мисс Ламберт.

— Но вы же их презираете! — воскликнула она. — Вы сами не раз говорили об этом. Я не понимаю… не понимаю, почему вы здесь! Вы, с вашим удивительным видением вещей, только напрасно растрачиваете себя на тупоголовых ограниченных девиц, мечтающих лишь выскочить замуж! О, я-то благодарю Небо за то, что здесь оказались именно вы. Если бы не вы, я бы ничему никогда не научилась, но как же вы, вы сами?!

— Держи свой кофе, Элизабет, — тихо проговорила мисс Ламберт. Она как-то сразу сгорбилась и постарела.

В смятении от этой убийственной реакции на ее слова, девочка взяла чашку.

— Я скажу тебе, почему я здесь. Может, в один прекрасный день это тебе пригодится.

— Извините, мисс Ламберт, я…

— Не извиняйся Я даже рада этому. Так вот… — Она села, сжала чашку в ладонях и уставилась в нее. — Я отправилась в Англию, в Оксфорд, как, надеюсь, поступишь и ты, Элизабет. Там я встретила одного молодого австралийца. Он учился в аспирантуре. Умница, математик, красавец… Мы полюбили друг друга. По окончанию учебы он должен был вернуться в Австралию, и мы договорились: когда я получу диплом, мы поженимся. Приехав домой, я узнала, что неделей раньше его увезли в больницу после внезапного приступа. Его болезнь оказалась неизлечимой. К чему скрывать? Он сошел с ума, и его перевели в клинику для душевнобольных. Это произошло почти сорок лет назад, и он все еще там. Иногда, очень редко и крайне ненадолго, он совершенно нормален. Остальное время он никого не узнает, не помнит даже, кто он… Короче говоря, все мои планы пошли прахом. Мне было очень нелегко. Друзья считали, что смена обстановки пойдет мне на пользу, и когда открылся «Холтон», помогли получить место младшей учительницы. Так я оказалась здесь.

Она говорила словно сама с собой, забыв о девочке, лицо которой окаменело от жалости и неожиданности рухнувшего на нее доверия взрослого человека, рассказавшего ей, как равной, о своей личной трагедии.

— Со временем я стала старшей учительницей, а затем и директрисой, — продолжала мисс Ламберт. — Я не часто грущу и совсем не жалею, что приехала сюда. «Холтон» для меня все. И не только потому, что забота о молодых умах важна сама по себе, а, скорее, оттого, что иногда среди этих молодых умов вдруг обнаруживается один особенный, вроде твоего, Элизабет. — Она подняла голову и улыбнулась. — И вот питаешь его тренируешь, зная, что наше общество не дает особого шанса женщинам.

Она неожиданно протянула руку и сжала колено девочки (даже сейчас Элизабет чувствовала прикосновение ее пальцев).

— И помни, Элизабет, — горячо добавила мисс Ламберт, — если ты приучишь свой ум искать красоту, то обретешь мощную защиту от всего, что может случиться. Девочки не всегда придают ей должное значение, но она еще не раз им пригодится. Во времена невзгод она не становится другом, но может поддержать жизнь, может стать целью существования… — Резко отвернувшись, она грубовато бросила: — Иди спать.

Любовь, когда она нагрянула два года спустя, оказалась вдвойне тяжелее из-за мисс Ламберт. Кому ей, Элизабет, быть верной? Себе влюбленной или той себе, что существовала уже давно, с того дня, как ее, двенадцатилетнюю, мать привезла в «Холтон», и до той ночи, когда она, двадцатилетняя, проучившись уже почти год в университете, встретила Яна? Не в силах решить это сразу, она отвезла его в «Холтон», чтобы познакомить с мисс Ламберт. Чего она добивалась? Наверное, чтобы Ян и мисс Ламберт подружились. А они невзлюбили друг друга с Первого взгляда.