Дарья Кузнецова - Симбиоз

• Название: Симбиоз
• Автор: Дарья Кузнецова
• Издательство: СИ
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2016

Сколько раз говорили: бойтесь своих желаний, они имеют свойство сбываться.

Бояться-то Алёна боялась, но может ли юная девушка перестать мечтать о большой и чистой любви? Даже если есть дружная семья, увлекательная работа бортмеханика на частном транспортнике и связанные с ней приключения, нет-нет да и проскочит мысль о бравом и суровом капитане полиции, спасающем из лап грозных пиратов и увозящем к новой ещё более интересной жизни.

И вот результат: чужая планета, с которой нет выхода, мужчина до того суровый, что его тяжело не то что полюбить — понять. И новая жизнь, настолько интересная, что только успевай оглядываться по сторонам и осознавать происходящие перемены.

Мечтать, говорят, не вредно. Вредно неточно формулировать свои мечты!

---

Только все эти соображения не отменяли главного, ощущения предательства. Я ведь ему на самом деле поверила. Искренне, от всей души. Правильно говорил Василич, наивная я. Дура, проще говоря! Жалко только, аукнулось мне это совсем не так, как он опасался. По — моему, «поматросил и бросил» пережить гораздо легче, чем… вот такое. Неужели он не мог объяснить всё заранее? Зачем нужно было сначала делать, а потом — ставить перед фактом?!

Последний вопрос я задала вслух, когда мы уже двигались к лифту в «нашем» доме.

— Для того, чтобы избежать истерики, — спокойно ответил он, и мне захотелось ударить мужчину чем‑то тяжёлым.

— Избежал? — уточнила ядовито.

— В тот момент, когда это было опасно для тебя самой — да, — с той же невозмутимостью кивнул Сур. — Сильный негативный эмоциональный всплеск при общем нестабильном состоянии мог иметь разрушительные последствия для твоей психики. А после появления симбионта — это просто истерика. Неприятно, но безопасно.

— Если эта тварь спит, чем она может помочь?

— Мазур инстинктивно оттягивает основную часть влияния информационного поля на себя, и тебе достаётся воздействие, соизмеримое с привычным, — пояснил он. — Хотя бы попробуй найти с ним общий язык. Это не так сложно, как кажется.

— Мне это не кажется сложным, меня выводит из себя сама необходимость решения этого вопроса, — честно отозвалась я, вперёд мужчины проходя в общую комнату. — Я даже не знаю, что злит меня больше, ты или оно!

— Аля… — со вздохом начал он, кажется, намереваясь поймать меня за локоть.

— Я сказала, не смей меня трогать, козёл! — прошипела, шарахнувшись в сторону. И только потом сообразила, что мы уже не одни, что за этой сценой в полном шоке наблюдают все, начиная с тёти Ады и заканчивая тем мужчиной с Земли. Если он, конечно, в самом деле — с Земли.

Боясь встретиться хоть с кем‑то взглядом, я, игнорируя встревоженные возгласы и окрики, бегом кинулась в свою комнату. Ни сил, ни желания с кем‑нибудь общаться и что‑то объяснять у меня не было. Я боялась сорваться ещё и на них и наговорить гадостей, а мне меньше всего хотелось ругаться с близкими. Заблокировав дверь, я скинула ботинки при входе и направилась в уборную, остро сожалея, что здесь нет проточной воды и жёсткой мочалки, которой можно было попробовать смыть с кожи назойливое ощущение грязи.

А ещё было очень жалко, что невозможно прополоскать собственную голову изнутри и вымыть из неё все тяжёлые мысли, всю злость и всю обиду.

Бездумно ловя горстями мелкие живые пузырьки, я торчала в умывальном углу очень долго, пока кожу не начало щипать, и некоторое время после, прислушиваясь к ощущениям.

Забавная смерть — быть съеденной душем. Интересно, если уснуть в этом душе или туалете пьяным или под какими‑нибудь препаратами, эти твари в самом деле могут сожрать, или всё‑таки нет?

Некоторое время я всерьёз раздумывала о том, чтобы проверить это на себе. Ну, или найти какой‑нибудь более надёжный способ самоубийства. А что, удобно: чик — и никаких больше проблем! Но вскоре сумела взять себя в руки и выгнать из «душа». Нельзя быть такой безответственной трусихой и эгоисткой; мне‑то, конечно, полегчает, то есть — будет уже на всё плевать, но каково будет моим? Брату, маме Аде, папе Боре с Василичем? Им на это как реагировать?

Да и повод явно недостаточный. Со мной близкие люди, я жива, относительно здорова и, кажется, я — это всё ещё я. Чем не повод для радости!

Ладно, радоваться, может, особенно и нечему, но кончать с жизнью — тоже, мягко говоря, не вариант. Люди живут и в худших условиях, а я… с жиру бешусь, вот! Надо быть благодарной за то, что у меня есть, а не придираться к мелочам. По — хорошему, стоило бы прямо сейчас одеться и выйти наружу, успокоить своих и объясниться, но сейчас на это сил точно не было.

Я подошла к кровати, на ходу пытаясь рассмотреть собственное тело со всех сторон и хоть немного привыкнуть к обвившим его узорам. И понять, они действительно настолько жуткие, как мне кажется, или в этом можно найти свою красоту?

Кстати вспомнилось, что при желании красоту можно найти в любом явлении природы, и я постаралась себя успокоить. Если забыть, что это тело — моё, а чёрные линии на нём — на самом деле отдельное живое существо, редкая сетка узора лежала удивительно гармонично, как специально нарисованная. Повторяла изгибы, даже подчёркивала достоинства фигуры.

Я осторожно пощупала широкую тёмную полосу на талии; здесь, в отличие от рук и лица, она над кожей не выступала и вообще почти никак не ощущалась. Прислушалась к себе и вновь не нашла никаких изменений, даже мысли и эмоции, кажется, были мои. Оно ещё спит? Интересно, и надолго это?

Вскоре рассудив, что стоять нагишом посреди комнаты — не лучший вариант, я присела на кровать. Потом закуталась в лёгкое пушистое одеяло, прилегла поудобнее. Было грустно и обидно, и очень хотелось, чтобы всё это оказалось сном. Вообще — всё, начиная со знакомства со свихнувшимися учёными, тоже затерявшимися сейчас в недрах этого летающего города. Интересно, они хотя бы живы? Впрочем, я даже догадывалась, почему нам их до сих пор не показывали: их тоже принудительно изваляли в этой чёрной гадости, и не хотели нас прежде времени спугнуть.

От учёных мысли вновь вернулись к моей собственной загубленной жизни. Минутная слабость, к счастью, миновала, и я уже сама удивлялась мыслям о самоубийстве. Конечно, сложившаяся ситуация была очень неприятной, но могло быть значительно хуже, а жить можно и здесь. Наверное. Я, правда, не умею плавать, но не думаю, что когда‑нибудь окажусь поблизости от поверхности воды, да ещё с необходимостью самостоятельно на ней держаться.

Попытки задуматься над дальнейшей судьбой не принесли ничего, кроме новой волны тоски и жалости к себе. Вряд ли здесь нужны корабельные механики. Здравый смысл попытался напомнить об Андрее, который, будучи пилотом, нашёл здесь своё место, но мне уже было не до него: я плакала, тихо и почти без слёз. Потом, уже на границе сна и яви, с иронией подумала, что моё существование в последние дни при всём многообразии перемен сводится к трём состояниям: сну, еде и хроническому безделью. С редкими перерывами на слёзы.

Глава седьмая

в которой проясняются спорные моменты, а жизнь как будто начинает налаживаться.

Ощущения от присутствия в организме кого‑то постороннего были специфическими, но назвать их откровенно неприятными я не могла. Может быть, мазур оказывал на меня какое‑то влияние, и мысли эти были не моими, но всё лучше паники и истерики.

Напоминало на связь с кораблём, только там всё было проще. Там была пассивная и в основном послушная техника, которая беспрекословно подчинялась человеческой воле, и отклик чьей личности был эфемерным и почти воображаемым. Здесь же было совершенно очевидно: эта личность существует отдельно. Я чувствовала его эмоции ясно, отчётливо. Даже, наверное, яснее, чем свои собственные, потому что «смотрела» на них со стороны. И эмоции эти были удивительно понятные, совсем человеческие и частью созвучные моим: опасливое любопытство, неуверенность, растерянность, даже некоторое смущение. Дайте угадаю, моего товарища по несчастью тоже не спрашивали, хочет он с кем‑нибудь сожительствовать или нет?

В ответ на эту мысль от симбионта пришло ощущение протеста, но какого‑то вялого. Будто возражал он исключительно из вежливости и хорошего отношения к нашему мучителю. Мол, меня, конечно, не спрашивали, но если старший велел — надо слушаться, он плохого не посоветует.

Некоторое время я лежала в кровати, отыскивая общий язык с самой собой. Плюсы можно найти даже в раздвоении личности: ты как минимум надёжно застрахован от одиночества. Если эти личности ладят между собой, то заодно от хронической «непонятости»; но, с другой стороны, если они вдруг начнут конфликтовать… Оказаться в последней ситуации не хотелось, так что стоило хотя бы попытаться.

Опытным путём выяснилось, что людей с мазурами роднят только эмоции. То есть, именно они были понятными и знакомыми, и именно на них было проще ориентироваться. В остальном… думали они не привычными облечёнными в слова понятиями, а какими‑то странными сложными образами, которые я не то что понять — кажется, даже воспринять целиком не могла. Если они обмениваются информационными пакетами напрямую через информационное поле, логично, что воспринимают его и реагируют на него совсем не по — человечески.

А вот человеческий способ мышления мазуру был понятен, но казался чрезвычайно примитивным. Так что скорее не мне нужно было приноравливаться и пытаться освоить новый способ общения, а ему научиться «быть проще».

Логика у него тоже была своеобразная. Насколько я сумела понять, основной движущей силой его существования было любопытство и стремление к познанию. Может, мне просто достался сожитель с таким характером, но я скорее склонялась к тому, что это общая черта вида.