Морли Каллаган - Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу

• Название: Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу
• Автор: Морли Каллаган
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1982

Романы Морли Каллагана, представителя старшего поколения писателей Канады, поднимая сложные нравственно-психологические проблемы, исследуют условия человеческого существования в современном для автора буржуазном обществе.

В сборник вошли романы «Радость на небесах», «Тихий уголок», «И снова к солнцу».

---

— Ну пока. Пора домой. Большое спасибо, — коротко бросил он и направился к подземному гаражу, где стояла его машина.

Джейсону хотелось побыть одному, собраться с мыслями, и, еще не дойдя до конца лестницы, он ясно представил себе положение.

Шор наделает шуму своим очерком в «Ивнинг уорлд»! И он, Джейсон, будет центральной фигурой в писанине, полной липкой сюсюкающей жалости к Гонсалесам. Конечно, эту никчемную семейку тут же примутся опекать всякие губошлепы. Составят жалобу и потребуют расследовать дело и рассмотреть возможность убийства по неосторожности. До сих пор Джейсон испытывал к Шору только презрение, но теперь, шагая к гаражу, он вдруг увидел в нем чудовищный источник разложения и порчи: утешитель, заступник мелкого хулиганья, вроде этого мальчишки Гонсалеса, защитник распущенности, беспринципности и беззакония, как ясно доказывает его дурацкая книжонка. И тут Джейсону словно кто-то шепнул на ухо, что Шор, конечно, взял бы сторону Молли и его жены, он не заклеймил бы их вялую бесхребетность, пьянство, отсутствие какого бы то ни было контроля над собой, полнейшую нравственную слабость. Шор изобразил бы их мерзкие отношения как что-то прекрасное; наводить глянец на подобные вещи — это он умеет. Порочный человек — вот что он такое. Мысли мелькали одна за другой. Джейсон наговорил себе уже достаточно всего, чтобы представить Юджина Шора в нужном свете.

Подойдя к гаражу и размышляя теперь о предстоящем судебном рассмотрении дорожного происшествия, он вдруг снова остановился, сосредоточился и окончательно решил, что во всем разобрался. В газете Шор, конечно, может расписать его как угодно. Шор этого и добивается: представить его преступником в полицейской форме. Но если бы не свидетель, то в суде шоровские утверждения весили бы не больше, чем его собственные. Шора можно было бы представить мстительным краснобаем, который все придумал. Почему судья должен поверить ничем не подкрепленным словам Шора, а не словам добросовестного блюстителя порядка? Конечно, ни один судья такого выбора не сделает. Тут Джейсон вспомнил, как совсем недавно присяжные выслушали его и оправдали, тем самым сняв всякую тень с ликующего чувства, которое он испытал в темном закоулке, под дождем, сразу после выстрела. Теперь оправдание казалось неразрывно связанным с грохотом выстрела. Никто уже не сможет отнять у него этот таинственный источник самоутверждения, это великое открытие самого себя. Никто и никогда. Казалось просто невероятным, что Шор, то есть такой человек, как Шор, рассчитывает чего-то добиться. Джейсон спустился в гараж и сел в машину. Когда он выехал на солнечный свет, он уже пылал возмущением.

До конца дня и всю ночь он лелеял и раздувал это возмущение. Придумать план, как оградить себя, было нелегко. Но на другой день в десять вечера он медленно ехал по улице, высматривая номер дома, где жил Ал. Рядом с ним на сиденье лежала книга — его предлог для появления здесь. Он затеял опасную игру — попытку переубедить свидетеля — и сознавал это, но полагался на свою беспощадную решимость. Днем он не дал согласия на то, чтобы его жена вернулась домой, а теперь здесь, на улице, придумывал, как ему перехитрить Ала Дилани и подчинить себе. Вечер был тихий и теплый, из открытых окон доносилась музыка. На тротуарах под деревьями не было ни одного прохожего. Вглядываясь из машины в номера домов, Джейсон обнаружил, что проехал дальше, чем следовало. В тот момент, когда, держа руку на руле, он обернулся, собираясь дать задний ход, тишину расколол безумный, пронзительный вопль. Долгий, непрерывный, полный отчаяния и муки, он несся, откликаясь эхом, над улицей и домами. Даже Джейсон содрогнулся — такой крик он, кажется, слышал впервые в жизни. И сразу же машинально распахнул дверцу, чтобы выскочить и броситься выяснять, в чем дело. Но затем медленно и осторожно закрыл ее. Он же не в форме, не на дежурстве. Если подъедет патрульная машина, сослуживцы обязательно спросят, как он очутился здесь. Дальше по улице собака, выскочившая наружу, когда ее хозяин приоткрыл дверь, с лаем кинулась мимо машины Джейсона к большому темному дому напротив того, где жил Ал Дилани. В этом доме было освещено только одно окно наверху. Покружив на месте, собака внезапно с заливчатым лаем кинулась на молодого человека, выбежавшего из темного прохода между домами. Он метнулся через газоны к углу, а собака, не умолкая, погналась за ним. Но Джейсон остался сидеть в машине. Он не собирался вмешиваться в то, что его не касалось.

Всюду распахивались двери и окна, люди, перекликаясь, выходили на улицу и спешили мимо машины Джейсона в ту сторону, откуда донесся вопль. Толстяк в одной рубашке, Дж. Ч. Роллинс, портной и хозяин собаки, трусил рысцой с поводком в руке и кричал:

— Гектор! Гектор! Да замолчи ты! Ко мне, Гектор!

Перед большим домом с одним освещенным окном наверху собралось теперь уже человек двадцать. Старая миссис Фрисби (из семьи ювелиров Фрисби, некогда владелица пяти магазинов; теперь она сдавала в своем доме три квартиры, ютясь на верхнем этаже с сыном — тихим алкоголиком) вышла на улицу в роскошном бархатном халате с цветочным узором. Ее сын брел за ней без пиджака, засыпая на ходу. Вышла и молодая миссис Райерсон, худая как жердь и, как всегда, аккуратная и подтянутая, хотя у нее было пятеро детей, причем один умственно неполноценный. К ней подошли доктор Этли и его жена. Доктор Этли, геофизик, которого соседи видели очень редко, стоял на улице рядом с женой, когда две ее молоденькие приятельницы, забытые жены, робко подошли к ней. Этли был худощав, молод, хорошо подстрижен. Собравшиеся на тротуаре перед темным домом соседи, которые обычно едва кивали, встречаясь друг с другом на улице, теперь переговаривались, точно старые друзья. Почему хоть кто-то из них, черт подери, не войдет в дверь, вместо того чтобы стоять там и пялиться, презрительно подумал Джейсон. Тут он увидел, что через улицу идет поразительно красивая девушка, и начал внимательно следить за ней. Она вышла из дома, номер которого значился на книжке. Когда она прошла под фонарем, свет упал на ее длинные черные волосы. Она осталась стоять чуть в стороне и только слушала. Джейсон решил, что это, возможно, миссис Дилани. Собака, по-прежнему лая, вернулась к своему хозяину мистеру Роллинсу, и он пристегнул поводок к ошейнику, продолжая разговаривать с доктором Этли и возбужденно тыкать пальцем в сторону углового дома. В конце концов оба направились к угловому дому, к проходу, где скрылся беглец. Они шагали решительно, словно пришли к выводу, что именно в этом доме найдут убитую или искалеченную женщину. Соседи глядели им вслед. И Джейсон тоже. Минуты через две они вернулись, посмеиваясь. До сих пор никто еще не решился войти в неосвещенный дом, дверь и окна которого оставались закрытыми. Теперь он казался вполне мирным домом — самым мирным на всей улице. Затем, как Джейсон и ожидал, подъехала патрульная машина. Из нее вылезли двое полицейских, ему как будто незнакомых, переговорили с соседями, постояли, глядя на дом, а потом подошли к двери и постучали. Им открыли.

Джейсон чувствовал себя в машине, как в ловушке. Уехать он не мог: люди на тротуаре, конечно, заметят и сообщат полицейским. Подъехала еще одна машина. В дом торопливо вошел пожилой человек с чемоданчиком, несомненно врач, после чего на какое-то время снова все замедлилось. Наконец полицейские вышли, и соседи столпились вокруг них. Джейсон не мог разобрать ни слова. Полицейские не торопились, оборачивались, чтобы ответить еще на какой-нибудь вопрос, после чего минут пять просидели в своей машине и только тогда уехали.

Джейсон вылез из машины, подошел к неосвещенному дому, замешался в группу соседей, слушая и вглядываясь в лица, полные тревожного участия. Толстяк заговорил с Джейсоном, словно они были старыми друзьями. Но, собственно говоря, все здесь теперь превратились в старых друзей. Разыгравшаяся под боком чужая трагедия объединила соседей, хотя еще вчера они могли не заметить друг друга; сейчас же все они прониклись горячей симпатией. Каждому было что сказать. Все со вниманием выслушивали остальных. Толстяк сказал Джейсону:

— От женщин никогда не знаешь, чего ждать. Нет, правда. Взять хоть эту дамочку в угловом доме! Я ей говорю: «Мы подумали, уж не напали ли на вас». А на ней халат, и она с улыбочкой отвечает: «К сожалению, нет. Что поделать — не повезло!» Нет, вы подумайте! И это после такого жуткого визга! Не повезло! А сама очень даже ничего. Я бы ей и сорока не дал.

Посмеиваясь, он продолжал рассказывать про дамочку, а сам не спускал глаз с темного дома, потому что врач пока еще не вышел оттуда. О матери с дочерью, которые там жили, прежде никому почти ничего известно не было. Но теперь все знали, что дружок дочки бывал у них часто и подолгу, а в начале вечера дочка ушла куда-то, вернулась домой раньше времени и застала своего молодого человека в постели с матерью. Она кинулась в ванную и перерезала себе вены на руках, сказали полицейские. А так страшно кричала мать, когда вошла в ванную вслед за дочерью. Их перепуганный любовник сбежал. Только дочка перерезала себе вены не очень умело.