Юрий Иванов-Милюхин - Абреки Шамиля [СИ]

• Название: Абреки Шамиля [СИ]
• Автор: Юрий Иванов-Милюхин
• Жанр: Исторические приключения

Горные кручи вокруг и глубокие ущелья с дозорными Шамиля на вершинах. Терцы вышли в поход…

---

Но кто и когда по собственной воле пытался избавиться от рабских оков. Несвобода тем и сладка, что позволяет не напрягать свой собственный разум.

Не успела конница преодолеть и половины расстояния до прибежища абреков, как на стенах объявились защитники цитадели. Первые стегающие выстрелы нарушили единый глас всадников, вплели в него инородные восклицания. Дарган с сотней занимал левое крыло, по правому склону торопился эскадрон русских гусар, по замыслу полковника, командующего группировкой, конники должны были встретиться в середине населенного пункта. Но сотник решил отрядить небольшую группу станичников к гусарам, он не допускал мысли, что Муса, кровник всей его семьи и грабитель, надумавший отнять у них с Софьюшкой добытые великим трудом сокровища, сумеет ускользнуть из его рук. Даже Шамиль не занимал столько места в его голове, сколько потомок проткнутого насквозь Софьюшкиной шпагой Ахмет — Даргана. Не потому, что он боялся очередных угроз главаря бандитов, а по той веками проверенной причине, что змеиное гнездо следует уничтожать под корень, иначе из него вновь выползет нечисть, не признающая ничего святого. И кровная месть будет продолжаться до бесконечности.

— Панкратка, кликни добровольцев и скачи к правым воротам, — на ходу обернулся Дарган к старшему сыну, пристроившемуся сзади него. Он нащупал свой оберег в конской гриве, покатал его между пальцами и добавил. — Мусу пропустить нельзя.

— Понял, батяка, — отозвался тот, обводя глазами свое окружение.

Через мгновение от лавы казаков отделилась плотная группа из десятка всадников, галопом пошла по диагонали к башне на правой стороне крепости. Станичники ворвались в аул первыми, крепкие лошади у них были словно членами их семей, не испытывая недостатка ни в чем. Воины пустили в ход приготовленные к бою пики, абреки пробегали некоторое расстояние и, проткнутые наконечниками насквозь, падали на землю, извиваясь угрями на острогах, другие палили из винтовок в небо как в овчинку. Солдаты из них получались никудышние, лишь стадная сплоченность, внешний вид да природная изворотливость, как в плохом театре, могли нагнать ужаса на новобранца. Хорунжий искал глазами конных бандитов, ходить Мусу по земле отучил он сам еще несколько лет назад.

— Петрашка, кровника ты запомнил на всю жизнь, — не переставая джигитовать шашкой, крикнул он младшему брату. — Просеивай верховых разбойников, чтобы ни один мимо не проскочил.

— Знаю, братка, — остервенело занося клинок над пешим горцем, оскалил зубы Петрашка. — Только бы попался, я бы и душу его не выпустил…

Захарка старался изо все сил, но удали и ловкости, какая наблюдалась у двух других братьев, у него было поменьше, хотя его как бы скользящим ударам могли позавидовать и бывалые воины. Вскоре рубка переросла в бойню, стрелявшие со стен абреки, увидев, что лавина конных прорвалась в крепость, попрыгали на землю и сломя голову бросились по укрытиям. Многие из них не сумели с первыми взрывами бомб обуздать лошадей, сорвавшихся с привязи и носившихся теперь по улице, давя женщин и стариков. Остальные верховые сбивались на площади в кучу, готовясь к прорыву через западню. Сзади напирали гусары из русского эскадрона, беспрерывное «а–а–а-а-а» затопило горный аул, нагнетая на жителей новых страхов. Горцы поднимали вверх винтовки, стремясь защититься от русских клинков, женщины с детьми кидались под копыта лошадей и умирали под ними, просеченные подковами. Панкрат загнал своих казаков в тупик между саклями, он давно бы повел всю группу на конных абреков, но силы стали неравными. Число их, успевших вскочить в седла, продолжало расти на глазах, вероятно, к ним прибавлялись местные жители, выскакивавшие из подворий. Требовалось дождаться подкрепления. Наконец от башни на другом конце улицы оторвалась конная лава, сметая все на своем пути, она тоже ринулась к площади. Впереди на кабардинце джигитовал шашкой Дарган, полы черкески с концами башлыка полоскались у него за плечами, делая его похожим на почуявшего добычу грифа–стервятника. На пути у сотни попадались не успевшие сплотиться в монолит пешие горцы и пытавшиеся огрызаться одиночными выстрелами всадники, их косили как сорняк, не останавливаясь.

Но главная сила — готовый к прорыву горский эскадрон из защитников бастиона, пританцовывал ближе к группе под командованием Панкрата, застрявшей на противоположном конце площади. Среди верховых хорунжий разглядел всадника в серебристой каракулевой папахе, перевязанной белой с зеленой лентами. Это был обросший черной бородой с усами худощавый горец с военной выправкой и гордо посаженной головой, он был одет в серую черкеску с черной рубашкой под ней и в синие штаны. Даже издалека можно было разглядеть презрительное выражение на его узком лице с крючковатым носом. За спиной у заносчивого горца трепалось на утреннем ветру зеленое знамя ислама. Рядом с ним застыл в седле чеченец с опущенной вниз рукой, из–под сдвинутой на затылок папахи проглядывало светлое пятно обритого лба. Что–то знакомое ощущалось во всем его облике, окончательно узнать горца мешали крашенные хной, как у всех чеченцев, давно не стриженные борода и усы. И все–таки хорунжий интуитивно понимал, что перед ним кровник их семьи Муса. Вертевшийся позади Петрашка тоже вытягивал шею в ту сторону, но как и брата, его смущала буйная крашенная растительность на лице разбойника, хотя и он почти признал своего похитителя. Заметив, что станичникам под руководством сотника осталось до врага не больше пятидесяти сажен, Панкрат поднял руку, призывая своих казаков ко вниманию, он ждал, чтобы ударить разом с батякой. И как только первые атакующие всадники выскочили на площадь, выбросил шашку вперед:

— Пики к бою, шашки во–он! — гаркнул хорунжий. — В атаку за мно–о–ой…

Отряд сорвался с места, воздух со свистом пронзили копья, спасения от которых не было никому, разом засверкали клинки, они опускались на плечи и головы защитников затерянной среди гор цитадели, скрещивались с их саблями, истощаясь роями искр. С другой стороны абреков накрыла еще одна туча пик, наконечники впивались в их груди и спины, в крупы лошадей, заставляя всадников замертво валиться с седел на землю, а коней взвиваться на дыбы, внося в ряды панику. Из глоток горцев раздался рев отчаяния, они поняли, что ускользнуть из замкнувшегося круга им не удастся. Замельтешили сабли, закричали люди, заржали кони, бой вступил в ту фазу, когда каждая из сторон не за жизнь, а на смерть старалась доказать свою правоту. Петрашка кровожадным зверем продирался к своему обидчику, после того, как побывал в заложниках, он переменился до неузнаваемости. Дома мать с отцом давно посматривали на него с тревогой, стремясь поскорее спровадить на учебу, но сделать этого они не успели. Панкрат старался держаться к нему поближе, осознавая, что своему младшему брату будет трудно придти на помощь вовремя. Он не заметил, как сам оказался окруженным абреками и теперь вертелся барсом, отбивая тягучие удары турецких сабель.

— Убейте его, убейте, — указывал на хорунжего Муса, дергая обрубком ноги по спине лошади. — Кто убьет русского прихвостня, того я признаю своим братом…

Горцы с крашенными ногтями стремились достать казака клинками, но тот уклонялся от ударов, словно был сплетен из лозы. За стеной абреков мелькали Николка с Ермилкой и средний брат Захарка, они рубились так, будто сами попали в окружение. К ним на помощь торопился Дарган, лицо его перекашивалось то яростью, то страхом за жизнь сыновей, казалось, сотник разом проживал несколько жизней. Рядом с ним рубился его брат Савелий. Дорогу обоим преградили отборные воины из охраны Шамиля, как и Муса, имам в середине войска восседал на арабском скакуне светлой масти. Обойти телохранителей не представлялось возможным. Дарган бирюком набросился на джигитов, он не забыл, что многие годы прожил в напряжении от оброненной Мусой угрозы кровной мести. Теперь пришла пора ставить точку, потому что другого решения судьба предложить ему не сочла нужным. Сотник, как в битве с наполеоновскими драгунами, заставил кабардинца отскочить назад, выхватив из–за спины пистолет, он всадил пулю в ближайшего охранника и тут–же, не давая дагестанцам опомниться, метнул кинжал в грудь другому джигиту. Горцы закричали от ярости и страха, они оторопели от невиданных ими доселе приемов.

— Убить казака, — перекрывая шум битвы, крикнул Шамиль. — Зарубить неверново гяура, иначе я сам расправлюсь с вами.

Дагестанцы вновь бросили коней вперед и получили сокрушительный отпор от Савелия с подоспевшими к Даргану на выручку старыми друзьями. Савелий перехватил сразу двух стражников, нескольких связал боем богатырь Федул, не отставали от них Гонтарь и Черноус, видно было, что несмотря на показное высокомерие, лучшим бойцам Шамиля далеко до прошедших крым и рым казаков, бравших штурмом не один европейский город, в том числе столицу Европы город Париж. Намекнув, что намеревается схлестнуться с одним из джигитов, сотник завалился набок и, почти выпадая из седла, дотянулся концом клинка до его соседа. Первый джигит с разинутым ртом будто прирос к спине своей лошади, тем самым подписав себе смертный приговор. Дарган рванул коня за уздечку, принудив его прыгнуть на противника, коротким замахом шашкой срубил тому голову вместе с папахой. Рослые охранники попятились назад, они окружили Шамиля плотной толпой, оттесняя его с площади в проход между саклями. Имам и сам понял, что битва за крепость проиграна, к тому–же, с улицы на замкнутый со всех сторон квадрат врывалась лава лихих гусар во главе с полковником.