Ирина Глебова - Качели судьбы

• Название: Качели судьбы
• Автор: Ирина Глебова
• Жанр: Детектив

Романы серии «Сыщик Петрусенко: потомки» представляют собой соединение высокохудожественной прозы и детективных, напряжённых сюжетов. Являются современной линией известных ретро-детективов «Сыщик Петрусенко». Главный герой ретро-серии (Викентий Петрусенко) и главный герой современной серии (Викентий Кандауров) – предок и потомок, оба криминальные следователи. Происходит своеобразная стыковка во времени через поколения. Появляется возможность интересного сюжетного хода: в современной серии даётся ретроспектива судеб героев ретро-серии.

Расследование убийства молодой женщины приводит к неожиданным результатам: тайны прошлой жизни трагическим образом переплетаются с сегодняшним временем. Убитая – писательница Лариса Климова, с юных лет была среди богемной молодёжи, в том числе – диссиденствующей в 70-е годы. Она и ещё один герой романа, прошли через сети КГБ, желающей держать под контролем умонастроения творческой молодёжи. Героиня ускользнула из этих сетей, а другой, по собственному желанию, остался в них. Через годы, уже в сегодняшнее время, судьба столкнула этих двоих людей… Расследование убийства в романе ведёт майор Викентий Кандауров. В книге – много страниц о любви.

---

Викентия потянуло свернуть на правую аллею – там, недалеко, широкая ограда охватывала несколько могил. «Последний семейный приют» – называл он их. Одна из могил принадлежала прадеду, хотя это родство было не совсем точным. Однако он, майор Кандауров, носил имя того человека, который был начальником губернского управления полиции в чине действительного статского советника ещё до революции. А потом уже новой власти потребовался знаменитый опыт Викентия Павловича Петрусенко. В последние годы своей жизни Викентий Павлович преподавал, был профессором юридической академии. Он немного не дожил до начала Великой Отечественной войны, хотя был убеждён в её неизбежности. Говорил об этом откровенно, не боясь прослыть «провокатором». Что ж, известный в своё время сыщик Петрусенко умел аналитически мыслить и прогнозировать. Он-то умер своей смертью, в спокойной домашней обстановке. А вот его племянника Дмитрия Кандаурова не обошли стороной все страсти, сомнения и колебания первых послереволюционных лет. Дмитрий Владимирович Кандауров был дедом майора Викентий Владимировича Кандаурова, а потому семейные предания сохранили и донесли до внука перипетии бурной молодости деда. И то, как непрост был для него выбор – уйти в эмиграцию или остаться, принять новую власть. И то, какими приключениями сопровождалось решение.

Когда части Добровольческой армии с её штабом вошли летом девятнадцатого года в Харьков, Дмитрий, двадцатипятилетний выпускник юридической академии, был среди тех горожан, кто восторженно встречал освободителей. Однако трёхцветные андреевские знамёна не долго радовали его. Скоро он уже возмущался:

– Нелепость какая-то! При большевиках и то спекулянты побаивались бесчинствовать! А нынче просто вакханалия какая-то, весь город кажется ими заполнен! Дядя, ты ведь вхож в штаб генерала Май-Маевского. Может, генерал не знает о том, что в городе творится?

Викентий Павлович печально улыбался, слушая племянника. Он прекрасно знал, что город отдан на откуп и грабёж мародёрам. Скупаются за бесценок и вещи, и антиквариат, и драгоценности… С этим может бороться полиция, если власть заинтересована в порядке. Он же, после того, как его лично принял, обласкал и назначил вновь начальником «Гражданской стражи» командующий Добровольческой армией, очень скоро понял, что эту власть интересует только одно – военные сводки. А всё остальное остаётся как бы на потом. Тем самым, был убеждён Петрусенко, добровольцы расписываются в своём временщичестве – пусть даже сами того не сознавая. И Викентий Павлович сказал Дмитрию:

– Видишь ли, милый мой, в дни великих потрясений простой, обыкновенный человек – обыватель, так сказать, – становится особенно уязвим и беззащитен. А разные подонки, бандиты, мошенники лезут из всех щелей. Наша с тобой задача – защитить от них людей. Всё равно, при какой власти.

Но Дмитрий, с юношеским максимализмом, не мог согласиться с таким тезисом – «всё равно при какой власти». Осенью Добровольческая армия оставила Харьков, отошла в Новороссию и дальше, в Крым. Дмитрий ушёл с ней… Наверное, он уплыл бы по Чёрному морю в Стамбул. И там, или уже в Париже родились бы его сын Владимир и внук Викентий… или совсем не родились бы. Однако судьба распорядилась по другому. В Новороссийске, переполненном офицерами Белой Армии, он встретил своего друга Николая Кожевникова, и в один критический момент спас того. Нужно было выбирать: помочь Кожевникову вернуться в «Совдепию» или, бросив того, отбывать в эмиграцию. Дмитрий вернулся. Хотя это стоило ему одной тяжёлой потери… Но и одного прекрасного приобретения – своей будущей жены…

В двадцатые годы Дмитрий Кандауров – следователь и сыщик, гроза уголовного мира тех лет, выходивший невредимым из самых невероятных переделок. Однажды, правда, он чуть было не погиб нелепо в страшном 32-м. Два отупевших от голода, едва стоящих на ногах мужика стукнули его доской по голове в безлюдной подворотне. Наверное, у деда тоже немного сил оставалось, коль этот удар свалил его бездыханным. А в чемоданчике, где убийцы надеялись отыскать съестное, оказались криминальные бумаги… Но тогда дед оклемался, выжил, и провёл ещё несколько крупных блестящих расследований. А погиб, как и полагается настоящему оперативнику, в схватке с жестокой, хорошо организованной бандой, наводившей страх на город в тридцать восьмом году…

За той же оградой – и могила бабушки, которую Викентий хорошо помнил и очень любил: Елена Романовна Кандаурова, в девичестве – княжна Берестова. И отца, фронтового разведчика, а в последние годы жизни – полковника, возглавлявшего в отделе милиции группу по борьбе с особо опасными преступниками. Мать Викентия похоронена рядом.

Однако Кандауров удержался, пошёл по левой аллее, вскоре свернул в боковое ответвление и почти сразу увидел впереди черноволосого парня. Тот сидел на скамье, близкой к могиле Климовой – руки на коленях, взгляд отрешённый, невидящий. Лишь когда Викентий Владимирович оказался почти рядом, – дрогнули зрачки, обратившись на него.

– Тимофей? – спросил Кандауров, хотя и так видел, что не ошибается. Парень кивнул, слегка подвинувшись. Он был по-восточному красив: матовая кожа, выразительные глаза под бровями вразлёт, волосы крупными кольцами падали на лоб, закрывали шею. Но в чертах лица – ничего от цыганской резкости, и он, как ни странно, очень напоминал свою светловолосую сероглазую мать.

– Мне бы хотелось поговорить с тобой о Ларисе Алексеевне. – Викентий Владимирович присел на скамью. – Думаю, здесь это более уместно, чем у меня в кабинете.

Оба одновременно глянули на могилу. Там не было ещё ни ограды, ни памятника, только среди венков – большой фотопортрет в железной рамке, а на земляном холме два свежие розы.

– Я всегда дарил ей розы, – сказал Тимофей. – На день рождения её и Феди, на восьмое марта, к началу занятий… Последнее время цены на розы такие… Но хотя бы одну, а всегда приносил. – Помолчал немного. – Мама говорила, что вы меня разыскиваете, телефон ваш дала. Я бы вам сегодня сам позвонил. Но здесь лучше, вы правы.

– С чего-то надо начать… Давай с того, почему ты ушёл с последнего занятия, того самого…

– Я и на первом не был по одной и той же причине. Знаете, – Тимофей поглядел пристально, чуть сдвинув брови, – не стал бы я ни с кем, а тем более с милицией откровенничать, если бы… – мотнул головой в сторону могилы, и Кандауров увидел, как мгновенно повлажнели его глаза. Но пересиливая себя, сначала хрипловато, а потом справившись с голосом, парень продолжил. – Даже мама об этом не знает… Я был женат, но недолго. Два года уже прошло. Ничего серьёзного со мной за это время не происходило. А тут недавно влюбился, да так внезапно и сильно…

… Небольшая группка «бродячих музыкантов» – так они сами себя называли, – играла в скверике перед «кафешкой», где тусовалась молодёжь. Альт, виолончель, саксофон и гитара. Гитаристом был Тимоша. Мальчики и девочки слушали, прихлёбывая кофе, покуривая, живописная компания хиппарей сидела прямо на траве. Она была среди них. Длинные, почти до пояса волосы, русые и невероятно густые, перехвачены кожаным ремешком. Потёртые, продранные курточка и джинсы, сумка из лоскутов на верёвке через плечо… Тимоша пел свою песенку о дожде, одиноком прохожем и бездомном псе, а она смотрела на него прозрачными глубокими глазами, словно звала… Светлана жила у каких-то малознакомых людей в шумной коммунальной квартире, больше похожей на общежитие. Через неделю их знакомства Тимофей уже знал, что девушка год назад ушла из дома, ездила с другими хиппаками по стране, а здесь, в его городе, задержалась дольше обычного. Она увлеклась восточными верованиями, и, встретив недавно единомышленников, вошла в круг учеников одного мудрого учителя – Свами Махараши. Он открывал им тайны одного из ответвлений йоги. Прошло ещё немало времени, пока Тимофей сумел добиться от Светланы объяснения: в чём суть этого учения?

– Я не из тех, кто считает, что отношения между мужчиной и женщиной должны сразу переходить в интимно-близкие. Но приходит момент…

Тимофей стиснул пальцы, коротко глянул на собеседника и отвёл глаза. До этого он говорил живо, но сейчас Кандауров почувствовал появившуюся скованность, неловкость. Потому и сказал:

– Не говори о том, о чём неудобно или не хочется…

– Нет, я скажу всё, иначе вы не поймёте… Мы со Светой несколько раз оставались наедине, и чувствовали, что нас сильно тянет друг к другу. Я знал: захоти она – и я останусь с ней навсегда! И она это знала, и тоже… Но всё время удерживала меня на расстоянии, иногда – в последний момент… Я ведь видел – это не из-за того, что у неё ещё не было мужчины, и не из страха быть обманутой. Что-то другое. И когда она мне рассказала наконец о своей школе йоги, я кое-что понял.

– Что-то, связанное с плотским воздержанием, вроде монашества? – спросил Викентий Владимирович.