Владимир Некрасов - На крыльях победы

• Название: На крыльях победы
• Автор: Владимир Некрасов
• Издательство: Хабаровское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1963

В 1938 году в Хабаровский аэроклуб поступили ученики четвертой школы братья Некрасовы — Александр и Владимир. Вскоре, продолжая учиться в клубе, они начали работать на заводе «Энергомаш».

В 1940 году братья расстались с родным заводом и городом и выехали в школу летчиков-истребителей. А еще через два года на фронтах Великой Отечественной войны они вели ожесточенные бои с гитлеровскими воздушными пиратами.

В одной из схваток, когда на стороне врага был значительный перевес — десять фашистских истребителей напали на двух советских, младший брат, Александр, сбив немецкого аса, сам погиб смертью храбрых. Владимир Некрасов мстил ненавистному врагу и за смерть брата, и за то горе, что принесли гитлеровцы на советскую землю.

В годы войны Владимир Некрасов выполнил более двухсот пятидесяти боевых заданий, участвовал в семидесяти шести воздушных боях, в которых лично сбил двадцать один фашистский самолет и тринадцать — в группе с товарищами. Партия и правительство высоко оценили мужество и героизм братьев: Александр был посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени, который сейчас хранится у родителей, Владимиру Петровичу шесть раз вручались ордена и три раза — медали, а затем было присвоено звание Героя Советского Союза.

Сейчас В. П. Некрасов живет и работает в Хабаровске. О своем участии в войне, о многочисленных сражениях, о боевых товарищах он рассказывает в этой книге.

Впервые книга вышла в Хабаровском издательстве в I960 году. Она была хорошо встречена: автор и издательство получили много благодарных отзывов. Настоящее издание (несколько исправленное и дополненное) осуществляется по просьбе читателей.

Литературная запись писателя А. А. ВАХОВА

---

— Ближе невозможно...

— Знаю, ничего, — ответил я. — Ждите меня.

— Я с вами, — произнес он.

Мы оставили машину в поле и направились к станции наведения. Шли молча. Вдруг я вспомнил, что люди у деревьев не махали нам руками. В их позах, движениях не было ничего, напоминающего, что люди рады появлению самолета. Я ускорил шаг...

На полпути нас встретили два офицера и солдат. Узнав, что я брат Саши, офицеры смешались. Солдат что-то проворчал себе в усы.

— Как брат? — крикнул я.

— Погиб, — очень тихо проговорил один из офицеров.

Я не хотел, не мог верить и бегом бросился вперед.

Вот и вход в землянку. Дверь открыта. По крутым ступенькам я сбежал вниз, не замечая людей. Я видел только Сашу. Он лежал на парашюте со сложенными на груди руками. Я опустился рядом с ним на колени.

— Саша! — тихо позвал я брата. Так я всегда звал его, когда хотел разбудить, и осторожно трогал за плечо. То же самое я сделал и сейчас. Но моя рука почувствовала холод неподвижного тяжелого тела.

— Саша! — снова тихонько окликнул я. Казалось, что он спит. Нигде ни единой раны, только маленький розовый кружок ожога на левой руке. Лицо спокойное, даже задумчивое...

Шатаясь, я вышел из землянки. Меня отвел в сторону офицер, к нам присоединились все, кто был свободен от дежурства. Я, как сквозь сон, слышал объяснения старшего офицера.

Оказывается, Саша даже не был ранен. Разрывные пули с фашистского самолета разбили ручку управления на машине брата, пробили бак, вызвали пожар и, кроме того, перебили правую лямку парашюта, который потерял почти половину своей сдерживающей силы, и Саша ударился о землю. Первые минуты он был еще жив. Когда к нему подбежали люди, он смотрел в небо и с трудом говорил:

— Как Вовка?.. Как... Вовка?..

Потом затих и, сжав руки на груди, как это он делал, когда засыпал, навсегда закрыл свои большие, ясные глаза.

Если бы у Саши раньше не была повреждена левая рука, возможно, он смог бы поймать перебитую лямку и благополучно спуститься на землю...

Похоронили Сашу на развилке трех дорог, в четырех километрах от Ковеля. Прозвучали над свежим холмиком пистолетные выстрелы, и я остался один у могилы брата. Я думал о том, как мы жили с Сашей, как мы стали летчиками, как читали в этот последний день письмо от матери... Как же я напишу ей о случившемся? Ведь она ждет нас обоих — здоровых, невредимых. Ждет с победой...

— Прощай, Сашенька, — проговорил я и медленно побрел от могилы.

Трудно терять родного, любимого человека, но вдвойне трудно терять его на войне, когда он не только твой близкий, а еще и воин, сын Родины, нужный для ее защиты. Будьте вы прокляты, фашисты! Никогда человечество не простит вам ваших зверств ни на нашей земле, ни на древней земле Эллады, ни на солнечной земле Испании — нигде! Руины Варшавы, гордые твердыни волжской цитадели навсегда останутся в памяти людей. Мысленно я клялся брату, что его гибель дорого обойдется врагу.

Вернувшись на аэродром, я был встречен Армашовым и тут же сказал ему:

— Хочу в воздух, на боевое задание!

— Понимаю, — кивнул «батя».

Если в других частях командиров и называли «батями», то только просто по традиции, а в нашем полку майор Петр Александрович Армашов действительно был нашим настоящим отцом. И если я об этом говорю снова, то только потому, что Армашов в моей памяти и моем сердце живет до сих пор таким. И как в условиях фронтовой обстановки у этого человека хватало времени не только на боевое воспитание летчиков, но и на глубокое изучение жизни каждого из них до фронта, на знакомство с его домашними делами, его интересами и намерениями на будущее!

Петр Александрович — один из тех людей, которых заслуженно называют гордым словом — коммунист!

Как нам хотелось быть хоть немножко похожими на него, и, конечно, каждый из нас мечтал быть, как и «батя», членом великой нашей партии, созданной Лениным.

— Твое желание вполне понимаю, — повторил Армашов. — Но послушай доброго совета: отдохни немного.

— Это так трудно! — вырвалось у меня. — Быть без дела...

— И все же это полезнее для нас всех, — и Армашов тепло взглянул мне в глаза.

Он больше не сказал ни слова, но я понял его: он боялся, что в таком состоянии я могу наделать ошибок. И хотя мне было необыкновенно тяжело в тот момент оставаться без полетов, я понимал, что «батя» прав.

Мы расстались. Но я прошел лишь несколько шагов, как «батя» окликнул меня:

— Подожди-ка...

Я вернулся.

— Вы хорошо сделали, что помогли Маркову, — сказал Армашов. — Он тоже был связан шестеркой «фоккеров» и не мог подойти к вам. — «Батя» помолчал и добавил: — Напиши письмо родным. Прежде отцу. Он у тебя бывший партизан, отличился в этой войне. Он все поймет, я знаю...

Трудно было писать это письмо. Но в тот же день оно ушло к отцу. В письме я послал и карточку, которую мне накануне вручил фотокорреспондент. На ней мы с Сашей читали письмо матери. Долго я смотрел на фотографию — этот небольшой квадратик мягкого картона. Как он был дорог и мне и родителям!..

Спустя несколько дней я вновь встретился с корреспондентом. Он остановил меня и заговорил быстро, с волнением:

— Ваши товарищи сказали мне, что я виноват в гибели вашего брата Саши... — у корреспондента прервался голос. — Говорят, что есть поверье: перед полетом не фотографировать. Но я же...

— Не обращайте внимания на глупые приметы. — Я взял корреспондента за руку. — Саша погиб в бою.

— Я обязательно напишу о нем очерк, — с благодарностью смотря на меня, произнес журналист.

И он бы написал его. Позднее я узнал, что это был хороший молодой журналист Андрей Лабезник, но он вскоре погиб на передовой, где собирал материал для очередного номера газеты...

Валя после гибели Саши замкнулась, стала печальна и старалась избегать меня, потому что я напоминал ей Сашу. Я много раз пытался поговорить с ней, как-то успокоить, но Валя всегда останавливала меня:

— Не надо, Володя, не надо... — и торопливо уходила.

В нашей эскадрилье все бережно, заботливо относились к девушке. Но все же вскоре Валя попросила перевести ее в другую часть. Она уехала, не оставив своего адреса. И мы потеряли друг друга из виду...

Сколько и я, и другие ребята из нашей части ни пытались узнать, где находится Валя, нам это не удавалось. И только уже после войны мне рассказали, что Валя, овладев специальностью стрелка-радиста, стала членом экипажа бомбардировщика. Она мстила за Сашу, за свою любовь. Однажды ее бомбардировщик не вернулся с задания. Валя погибла! Она, как и Саша, отдала свою жизнь за нашу Родину, за нашу победу.

Саша награжден!

Пришел приказ покинуть Сарны и перебазироваться на новый аэродром. Командир полка распорядился, чтобы вечером собрался весь личный состав.

Армашов сделал краткий обзор боевых действий за время нашего пребывания в Сарнах. Мы, оказывается, сбили в три раза больше фашистских самолетов, чем потеряли своих. Один к трем! Что ж, результат неплохой. К тому же мы ведь уничтожили немало техники и живой силы врага.

Потом, сделав небольшую паузу, командир полка заговорил о наших товарищах, погибших в воздушных боях. Стало очень тихо. Мы вспоминали своих фронтовых друзей, которых больше уже никогда не увидим. Перед нами вставали образы тех, кто жил и летал с нами, помогал нам, ходил в паре...

«Батя» заговорил о Саше, о его боевой работе. Саша сделал шестьдесят боевых вылетов, участвовал в пятнадцати воздушных боях, сбил четыре фашистских самолета... Я не слышал, что дальше говорил Армашов. Я вновь и вновь думал о Саше, вспоминал наши разговоры, нашу жизнь, и мне казалось, что вот-вот он подойдет ко мне и, как всегда, чуть насмешливым тоном (этим он хотел уравнять нашу разницу в возрасте) что-нибудь скажет. Из задумчивости меня вывел сидевший рядом Марков. Он тронул меня за рукав, шепнул:

— Слушай...

Я поднял голову и затуманенными глазами посмотрел на «батю». Он говорил:

— Младший лейтенант Александр Петрович Некрасов посмертно награжден орденом Отечественной войны первой степени...

Мне предложили сказать несколько слов о брате. Я никогда не думал, что это так тяжело. Каждое слово давалось с большим трудом. Я произнес две-три фразы, которых сейчас уже не помню, и заключил следующими словами:

— Я всегда буду драться и за Сашу и за себя — за двоих. Клянусь, что отомщу за его смерть и за смерть всех наших дорогих товарищей!

Теперь орден Отечественной войны первой степени с благоговением хранится в нашей семье как свидетельство Сашиного высокого воинского мастерства и верного служения Родине.

Я назначен командиром учебного звена. Оно состояло, за исключением моего ведомого Бродинского, сплошь из новичков — Даватьяна, Соколова, Симченко, Шатохина, Хроленко, Сапронова, Рудова и Лебедева, которых надо было вводить в строй. Они, как и мы когда-то, горели желанием поскорее принять участие в воздушных боях, но мы сдерживали молодых и в промежутках между боевыми вылетами передавали им свой опыт, приучали к фронтовой обстановке.