Николай Соколов - Ариасвати

• Название: Ариасвати
• Автор: Николай Соколов
• Издательство: Ермак
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2008

Костромскому помещику приходит посылка с бумагами его умершего друга Андрея Ивановича Грачева, в которых описываются невероятные и удивительные приключения на затерянном островке Опасном в Тихом океане, на Цейлоне, в Индии и в горах Тибета...

Первое издание этого многопланового фантастико-приключенческого романа за последние 110 лет. Книга написана живым, ярким и выразительным языком.

---

XX. Катастрофа

Андрей Иванович беззаботно наслаждался своей первой настоящей морскою прогулкой. Он любовался, как свежий ветерок бойко надувал паруса, слегка покачивая лодку, как на поворотах паруса эти безжизненно опускались, хлопали, как будто полоскались в воздухе, и затем снова наполнялись ветром — и лодка весело неслась в обратном направлении, оставляя за собой широкий пенистый след. Стаи летучих рыб порой выскакивали из моря перед самой лодкой, некоторое время неслись с ней в одном направлении, блестя на солнце серебристой чешуей и, обессиленные, снова падали в воду. Невдалеке играли дельфины, выбрасывая в воздух целые фонтаны воды. Над морем кружились белокрылые чайки; порой над ними проносился краснохвостый фрегат, будто плавая в воздухе, и грациозно опускался для отдыха на низменный берег далекого рифа, над которым вились целые тучи морских ласточек, саланган, быстро-быстро взмахивая своими тонкими белыми крылышками.

Андрей Иванович смотрел вокруг себя, на всю эту кишащую толпу, которая наполняла своими криками воздух. "Куда девалась эта масса птиц во время штиля?" — спрашивал он себя. Тогда над недвижимым морем и над безжизненным рифом господствовала совершенно мертвая пустота, крики птиц не оживляли тягостного безмолвия и глаз видел только пустое небо с пылающим солнцем вверху, да безграничную гладь океана, в котором, казалось, замерло всякое движение, а теперь — все проснулось, все ожило и как будто все наслаждается своей обновленной жизнью. Неужели для такой перемены достаточно одного свежего ветерка?

Время бежало незаметно. Погруженный в созерцание окружающей его жизни, Андрей Иванович все продолжал бороздить своей лодкой просыпавшийся океан, на котором уже появлялись небольшие волны, белая полоса прибоя с его бурунами окружала уже своей пенистой каймой низкие берега рифа и гребни подводных скал, едва заметно выставлявшейся местами над поверхностью океана.

Вдруг на одном повороте Андрей Иванович случайно поднял глаза на далекий риф, оставшийся позади, и похолодел от страха: ему показалось, что его аэростат отделился от берега и, прыгая по волнам, как гигантский мяч, несется по ветру над морем… Дрожащей рукой он протер себе глаза, чтобы убедиться, не обманывает ли его зрение. Но зрение его не обманывало. Действительно, это был его Гиппогриф, сорвавшийся с привязи: он низко летел над океаном, волоча за собой якорную веревку и зачерпывая воду своей легкой лодочкой, что до известной степени задерживало быстроту его полета. Андрей Иванович едва не лишился чувств. Смертельный ужас овладел всем его существом, в висках стучало, холодный пот выступил на лбу. Возможность потерять Гиппогриф никогда не представлялась ему даже во сне…

Потерять Гиппогриф! Но ведь это значит — быть заживо погребенным среди безграничного океана, на пустынном жалком рифе, без всяких средств к существованию, с одной ничтожной лодкой в распоряжении, на которой, правда, можно добраться до скал острова Опасного, но ни в каком случае не на самый остров, обрывистые берега которого были совершенно недоступны и делали всякую попытку в этом роде бесполезной… Потерять Гиппогриф! Но не лучше ли прямо броситься в море, чтобы покончить с собой разом? Это по крайней мере избавит его от ужасной, мучительной агонии, в которой он будет медленно умирать от голода и жажды на этом мертвом, отвратительном рифе, под палящими лучами солнца, которое будет безучастно смотреть с голубого безоблачного неба на его отчаянную борьбу со смертью, на его страшные предсмертные муки!

Все эти мысли с быстротой молнии пронеслись в голове Андрея Ивановича. Нельзя было терять ни минуты, ни одного мгновения. Он спустил лодку под ветер и помчался наперерез Гиппогрифу. Боже, как медленно двигается эта проклятая лодка! Она наверное не поспеет за Гиппогрифом… Хоть бы ветер стих на время, — тогда Гиппогриф остановился бы и к нему можно было бы добраться на веслах…

"О, милый мой, милый Гиппогриф!" — шептал Андрей Иванович пересохшими губами: — "неужели я тебя потеряю?.." Но расстояние между лодкой и Гиппогрифом все же уменьшалось и надежда стала оживать в сердце Андрея Ивановича. Он не спускал глаз с аэростата и видел, что Гиппогриф порою как будто приостанавливался: сильно натянувшаяся якорная веревка показывала, что якорь цеплялся за неровность морского дна, быть может за гребни подводных рифов. Тогда Гиппогриф ложился на самую поверхность океана и его лодочка скрывалась под водой.

Широко открытыми глазами Андрей Иванович следил за каждым движением своего любимца, и сердце его сжималось от мысли, что веревка может оборваться и, освобожденный от тяжести якоря, тот поднимется высоко на воздух и сделается уже недоступным для своего хозяина… По веревка не лопалась, якорь скользил по рифу и аэростат, как лист, подпрыгивал над поверхностью воды и снова летел над морем, волоча за собою свою лодочку и намокшую якорную веревку.

Расстояние между лодкой и Гиппогрифом становилось все меньше. Вот уже до него оставалось всего несколько сажен, чрез несколько мгновений Андрей Иванович снова овладеет своим Гиппогрифом… Он круто повернул лодку, чтобы пересечь путь Гиппогрифа и вдруг почувствовал такой толчок, что не удержался на ногах и больно ударился головой о рукоятку руля. Но теперь было не до нежностей. Вскочив тотчас же на ноги, он одним взглядом убедился, что лодка уже не двигалась, она стояла, наткнувшись на подводный риф и только под тяжестью парусов раскачивалась с борта на борт, а в пробитое дно ее широкой волной вливалась вода…

А в это время мимо лодки, всего в нескольких саженях расстояния, проносился Гиппогриф, волоча за собой лодочку и якорную веревку… "Еще несколько мгновений и я погиб", подумал Андрей Иванович и с размаху, во всем платье бросившись в воду, поплыл изо всех сил к Гиппогрифу… Действительно, если бы он промедлил всего только несколько секунд, было бы уже поздно и ему не догнать бы уже своего Гиппогрифа. Когда он подплывал к аэростату, лодочка проплыла мимо него в каких-нибудь трех четвертях расстояния… Он удвоил свои силы, чтобы догнать ее, но успел ухватиться только за якорную веревку…

Он был спасен. Когда он влезал в лодочку, он мельком видел в воде, прямо под собою, что-то белое, усеянное темными пятнами, но что за дело было ему теперь до какой-нибудь акулы? В мгновение ока он повернул кран водородного резервуара, и шар в ту же секунду высоко поднялся над морем…

Он был спасен. Могучая сила, дающая ему власть над пространством, снова была в его руках. Но переход от катастрофы, едва не кончившейся погибелью, к спасению, от отчаяния к радости был так силен и резок, столько волнения, столько ощущений отчаяния, надежды, радости было испытано в такой короткий промежуток времени, столько разнообразных чувств сменилось в душе, что Андрей Иванович бессильно опустился на дно лодочки и закрыл глаза, в полубесчувственном состоянии предоставил Гипногрифу нестись по воле ветра, и только его бледные губы беззвучно шептали: "Он снова мой… Я спасен… Он снова мой, снова мой"…

XXI. Возвращение

Прошло около часа, когда, наконец, к Андрею Ивановичу воротилась прежняя энергия. Точно пробудившись от тяжелого сна, он поднялся на ноги и окинул глазами волнующееся море. Воспоминание о пережитых опасностях восстало в его душе и чувство глубокой радости переполняло все его существо. Так преступник, внезапно избавленный от смертной казни, так больной, выздоравливающий от тяжкой, смертельной болезни, радуются своей возвращенной жизни и чувствуют ее цену с тем большей силою, чем меньше они надеялись на ее возвращение.

Любящими, благодарными глазами смотрел он на свой Гиппогриф, нежно притрагиваясь то к водородному резервуару, то к электрическому двигателю, то к другим частям аэростата: казалось, этими движениями он ласкал живое существо и, сжимая борта лодочки, он чувствовал почти то же, как будто пожимал руку горячо любимого друга.

Он перебирал в уме подробности катастрофы, которая едва не сделалась для него роковою и в которой он сам же был виноват своей неосторожностью. Да, именно благодаря этой непростительной неосторожности, он был на шаг от смерти. Он вспомнил белое, пятнистое брюхо акулы: чудовище уже перевернулось, готовясь разорвать его своими страшными зубами… Опоздай он одно только мгновение ухватиться за веревку якоря, промедли одной только секундой вскочить в лодочку аэростата — и он сделался бы добычей акулы! Но опасность потерять Гиппогриф была для него так велика, имела такое громадное значение, что заслоняла собою другие опасности. В момент катастрофы он даже не обратил внимания на появление акулы и только теперь, припоминая подробности события, вспомнил об этом отвратительном чудовище.

Нет, море положительно ему не благоприятствует! В первый раз оно унесло его своим течением, во второй — разбило его лодку, и в обоих случаях ему помог только его милый, дорогой Гиппогриф! Дойдя до этого пункта своих размышлений, он взглянул на катастрофу с несколько иной точки зрения: а что если бы не это совпадение случайностей? Что стал бы он делать на своей разбитой лодке, более чем в версте от берега, если бы Гиппогриф не подоспел на выручку? Уж не предчувствовал ли он несчастья своего господина и с умыслом сорвался с привязи, чтобы выручить его из беды? "Милый, милый Гиппогриф!" — с чувством проговорил Андрей Иванович, дойдя до такого антропоморфического олицетворения своего аэростата! — "Клянусь с этих пор никогда не расставаться с тобой! Клянусь никогда не вверять себя этой коварной, враждебной стихии, которая как будто подстерегает и заманивает свои жертвы, чтоб поглотить их в своей отвратительной глубине!" И Андрей Иванович взглянул с глубочайшим презрением с высоты своего аэростата на волнующийся океан, на котором уже появлялись белоголовые волны.