Монах Афонский - Птицы небесные. 1-2 части

• Название: Птицы небесные. 1-2 части
• Автор: Монах Афонский
• Издательство: Святая Гора Афон
• Жанр: Религия
• Год: 2015
• ISBN: 978- 5-7877-0091-6

Братство «Новая Фиваида» на Святой Горе Афон издает рукописи иеромонаха Симона Безкровного (монаха Симеона Афонского) под названием «Птицы Небесные или странствия души в объятиях Бога», являющиеся дневниковыми записями прошлых лет. В первой части книги повествуется об удивительной истории жизни самого автора, о трудных путях поиска Бога в различные периоды жизни нашей страны и о становлении в монашеской жизни под руководством выдающегося старца и духовника архимандрита Кирилла (Павлова). Это повествование служит духовным стержнем нелегкого процесса преображения души — начала молитвенной жизни и обретения благодати. Во второй части книги реально показано формирование души в Православии и стяжание непрестанной молитвы, а также, с искренним доверием к читателю, рассказывается о встрече с новой благодатной жизнью во Христе, с ее трудностями, ошибками, неудачами и обретениями. Рукописи во всей возможной полноте раскрывают нам сокровенное общение со старцем и с большой теплотой являют нам его мудрый и святой облик. Кроме этого, вместе с автором мы встречаемся с другими духовными отцами и подвижниками, чьи советы и поддержка помогли ему в трудные моменты его нелегкой жизни.

---

— Федор-хон, когда Бог задумал создать землю, — уважительно говорил мне Джамшед, — один небольшой кусочек Он решил оставить для себя. Но когда творил землю, этот кусочек выпал у Бога из рук и стал Таджикистаном. Вот какие у нас места, — сам видишь! Живи и любуйся!

Здесь, в Пештове, у меня установилась регулярная молитвенная практика, распорядок которой почти никогда не нарушался в течение многих лет. В этих безлюдных горах я любил свободно бродить с четками и, находя красивое место, совершал там долгие молитвы. Вскоре по всем окрестностям у меня появились излюбленные уголки, где я забывал в молитве обо всем на свете. Вместе с моим другом мы сажали картофель, помидоры, огурцы, лук, чеснок, морковь, горох — весь набор деревенского огорода. Еще сажали кукурузу, ради сладких початков.

Во время наших огородных работ Авлиекул ставил на окно дома радиоприемник и включал его на полную громкость: резкие пронзительные звуки дутара — двуструнного инструмента, вроде балалайки, изводили слух монотонной мелодией. Мой друг любил громкую национальную музыку.

— Тебе радио не мешает? — вежливо спрашивал он. — Классику западную мы не понимаем, а вот это — он указывал на трясущийся радиоприемник, — прямо берет за душу!

В середине лета мы все вместе не спеша собирали вянущие ягоды тутовника, в основном, белого; сладкие и мягкие ягоды в мешках спрессовывались в плотную массу, похожую на сладкий хлеб. Из родника у скал геолог провел по шлангу воду, чистую и вкусную. За лето мы собирали пять-шесть мешков тутовника. Один мешок ягод Авлиекул всегда оставлял мне на зиму. Осенью начинался сбор орехов, крупных, с тонкой скорлупой, и совместными усилиями нам удавалось наполнить орехами десять-двенадцать мешков. Из этого запаса два-три мешка орехов я отвозил родителям, а одним мешком орехов питался всю зиму.

Белая наша лошадка дарила мне много радости, когда приходилось отвозить в кишлак на почту станционные сейсмограммы, а это почти шестьдесят километров туда и обратно. Сидя на кобыле, мирной трусцой бежавшей по легкой, словно пух, дороге, мимо облепиховых и тамарисковых чащ, я любил распевать молитву во весь голос, а когда замечал поляну в нарциссах и пионах, сходил с лошади и, усевшись среди цветов, молился, а лошадь мирно паслась рядом. Она же спасла меня от верной гибели в паводок на вздувшейся от весенних ливней реке.

В мае в горах прошли сильные грозы. И когда погода прояснилось, я выехал в кишлак, чтобы отправить почту, потому что из-за дождей вышли все сроки. У реки мы остановились — брод исчез. Сильное течение, изменившее свой цвет с голубого на желтый, клокотало у берегов. Попав в безвыходную ситуацию, я решил довериться моей помощнице. Кобыла долго нюхала воду, выбирая переправу, потом осторожно зашла в стремительно несущийся поток. Ей удалось пройти больше половины разлившейся реки, но все же сильный напор течения, вздувшегося большим буруном справа, сбил ее с ног и нас стремглав понесло по реке. Над бурлящей водяной поверхностью остались только наши головы — ее и моя. Так молиться, как тогда, в паводок, — всем сердцем, — я молился Богу впервые! Ухватившись за шею лошади, я отдался на волю течения. Чуть пониже оно с грохотом разбивалось о большие валуны. Моя лошадка упрямо боролась за наши жизни и наконец она все же смогла встать на ноги, а затем, дрожа всем телом, выбралась на берег. Спасибо тебе, моя спасительница! Удивительно, что почта в рюкзаке за спиной не успела намокнуть. Но в душе осталась память об иной молитве — сильной, целеустремленной и горячей, а также желание когда-нибудь обрести ее навсегда.

Пойду ли я в горы без Тебя, Боже мой, скучна мне любая гора земная. Отправлюсь ли в странствия по лицу земли, любая страна томит душу мою скукой своей. Когда нет во мне любви Твоей, я — словно камень, падающий с крутизны, словно вода, оставившая облака и низвергающаяся с небес. Без Тебя, Боже, я — раб любого обстоятельства, а с Тобой — владыка времени и хранитель жизни, питающийся блаженной пищей Небесного покаяния.

ПЕШТОВА

Ум, привыкший собирать и накапливать факты, хочет понимать духовные истины таким же привычным образом, как он привык это делать прежде. Лишь со временем он начинает догадываться, что духовное слово постигается только в Духе Святом. Мирское знание, в конечном счете, издевается над умом, стремящимся накопить это пустое знание побольше, и затемняет его природу. Только духовное знание очищает ум от лжезнания, принося ему мудрость и освобождение от лжи и утверждая его в Божественной истине.

Все, что возникает перед нашим взглядом, в скором времени исчезнет для нас навсегда, как исчезнем и мы сами. Но прежде чем все это исчезнет, нам нужно успеть проникнуть в ту безсмертную любовь, которая скрыта за всеми образами многообразного бытия, ибо она и есть река вечной жизни. Время поисков души — это и есть время ее созревания.

Под осень у меня в лесу состоялась опасная встреча с большим стадом диких кабанов. Когда я гулял с четками по полянам, устланным янтарной листвой осыпающихся платанов, мне показалось, что поодаль, в высокой траве, пасется большое стадо коров с телятами. С радостной наивностью я устремился к ним, желая угостить телят кусочками лепешки. Те, кого мой обманувшийся взгляд принял за коров, оказались огромными тушами секачей с острыми изогнутыми клыками, а телята — кабанами-подростками. Заметив меня, все стадо повернуло головы в мою сторону. Я попытался успокоить их тревогу, заговорив с животными как можно более ласково: «Не бойтесь, не бойтесь! Я не охотник!» Секачи, услышав мой голос, недовольно фыркнули и резко устремились в лес, за ними вскачь последовали остальные животные. Только тогда я перевел дух… Интересно отметить, что днем встречи с кабанами происходили не так часто как вечером, когда наступали первые легкие сумерки. В этот час луга оживали и отовсюду в кустах слышалось движение и треск ветвей. Ущелье с одного склона на другой пересекали огромные туши кабанов, с мордами размером с дорожный чемодан.

Запомнилось восхождение с Авлиекулом и его двумя друзьями на высокий горный хребет Вахшского массива к ловцам куропаток. Этих забавных существ многие таджикские семьи держат у себя в доме как ручных птиц. Выходя из комнаты, я заметил, что геолог берет с собой веревку:

— Зачем нам веревка? — не понял я.

— Пригодится! — ответили серьезно мои спутники.

Вначале мы шли вдоль реки, а потом резко взяли вверх, оставив ее далеко внизу. Действительно, веревка нам здорово пригодилась, и, если бы не она, не писать бы мне этих строк. Тропа оборвалась у совершенно отвесной скалы, представлявшей собой гладкую каменную стену, обойти которую не было никакой возможности. При взгляде вниз кружилась голова. В этой скале были выдолблены небольшие углубления для ног, чтобы только вставить носок ботинка, — и все. С невероятной ловкостью, опираясь галошами в отверстия, таджики перебрались через отвесную стену шириной метров восемь.

Они кинули мне конец веревки, посоветовав обвязать ее на груди. Завязав на веревке узел покрепче и помолясь Богу, я взялся за скалу, пытаясь вставить в отверстия носки моих широких горных ботинок, но сразу понял, что мне эту пропасть не перейти. Сначала я все же прошел по стене метра три, но ноги начали предательски дрожать. Пальцы рук онемели от напряжения, когда я пытался зацепиться за мельчайшие неровности в скале. Удерживаться на отвесной стене сил больше не хватало и я сорвался…

Но таджики не сплоховали. Описав большую дугу по скале, мое тело было выдернуто из пропасти ловкими крепкими руками, а дух мой еще долго приходил в себя. Отдышавшись, я искренно поблагодарил друзей за помощь. Весь подъем занял у нас шесть часов. Под самой вершиной мы заметили в скале возле тропы узкий лаз, из которого вылез дряхлый старик с двумя желтыми зубами во рту. Он позвал своего товарища и на свет вылез другой старик, который был постарше первого, только с одним таким же зубом.

Они ловили куропаток на узкой седловине хребта самодельной длинной сетью, которую натягивали между двумя острыми вершинами, и накрывали ею сразу с десяток птиц. Разузнав у стариков дальнейший путь, мы двинулись в сторону ближайшего скального пика. Начало вечереть. В долине уже стояла густая темнота, а воды и ночлега не было видно. Но Авлиекул не тревожился. Среди огромных блоков известняка он нырнул в узкую щель и глубоко внизу, спустившись примерно метров пять под землю, наполнил водой наши фляги, которые мы ему спускали на веревке.

Для ночевки таджики нашли узкую и сырую пещеру, защищавшую от дождя, но не от холода. В этой низкой и тесной пещере мы вознамерились заночевать. Дров не было, и вскоре стало так пронзительно холодно, что у меня застучали зубы. Мой друг вытащил из рюкзака полиэтиленовую двойную пленку, залез в нее и позвал меня. Думая останемся ли мы живы после такого холода, я залез внутрь. Двое наших спутников забрались в свою пленку. Мы с Авлиекулом прижались спина к спине и попытались уснуть. Через час стало так жарко, что пришлось приоткрыть пленку, чтобы чуть-чуть охладиться, и снова холод сковал нас. Всю ночь мы то открывали пленку, то снова закутывались в нее, пока не заснули.