Джон Марквэнд - Г. М. Пулэм, эсквайр

• Название: Г. М. Пулэм, эсквайр
• Автор: Джон Марквэнд
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Современная проза
• Год: 1963

Роман Марквэнда «Г. М. Пулэм, эсквайр» (1941) представляет собой жизнеописание некоего мистера Пулэма, показанное на фоне больших событий эпохи первой мировой войны, временного бума послевоенного периода в США, мирового экономического кризиса 1929–1933 годов и начавшейся второй мировой войны. История Гарри Пулэма — это история жизни, прожитой впустую. И как ни пытается Пулэм убедить читателя в том, что он доволен своей судьбою, в романе явно сквозит подтекст, говорящий о том, что все это благополучие — мнимое…

Книга Марквэнда написана легко, просто и занимательно. Профессиональное мастерство чувствуется и в хорошо продуманной композиции. Автор мастерски рисует портреты своих героев, с тонким юмором описывает перипетии их жизни, сцены семейных неурядиц, светские визиты и т. д. Стиль романа отличается естественностью, легкостью. Живой диалог, два-три перехода легко движут роман, создают динамизм в развитии сюжета.

---

Кэй обычно предпочитала приезжать в город вместе с Элин за два-три дня вперед, чтобы нанять нескольких женщин, или, как она их называла, уборщиц. Кэй считала своим долгом подробно рассказать мне, чем она занималась эти два-три дня вместе с Элин и уборщицами, но я всегда считал, что она делает много бесполезной работы. Мне никак не удавалось понять, зачем ей нужно было наводить чистоту в доме после нашего отъезда весной, если все начиналось сначала перед нашим возвращением осенью, но Кэй отвечала, что не может допустить, чтобы «летняя пыль накопилась на зимней». Бесполезно было говорить, что зимой уборщицы раз в неделю наводили в доме порядок и никакой зимней пылью там и не пахло. Во всех случаях, когда я возвращался в город с детьми, все в доме блестело безукоризненной чистотой, однако Кэй выглядела измученной. Каждую осень я надеялся, что мы с Кэй поговорим об этом и придумаем что-нибудь более разумное, — но все оставалось по-прежнему, и каждый новый переезд сопровождался теми же ненужными хлопотами.

Итак, утром я почувствовал, что на меня снова надвигаются тучи. Наступило время заняться делом, время выполнить все то, что мы собирались сделать все лето. Кэй была еще в постели, но не спала. Как только я встал, она отбросила упавшие на глаза волосы и вздохнула.

— Гарри! — крикнула она, когда я брился. — Пожалуйста, не свисти. Я хочу подумать.

— Я тоже пытаюсь думать. Нам пора уже готовиться.

— Готовиться? Боже мой, к чему еще готовиться?

— К возвращению в город. Ты, наверное, поедешь вместе с Элин числа двенадцатого?

— Давай, Гарри, не будем сейчас разговаривать об этом.

— Если мы поговорим сейчас и ты дашь мне список всего, что я должен взять с собой в машину, у нас не будет никакой путаницы потом.

— Все тяжелые вещи Джерри отвезет на грузовике своего брата. Тебе останется взять в «паккард» только детей, кухарку, Битси, электрический утюг и электрический тостер.

— Но чего ради перевозить в легковой машине какой-то хлам!

— Разве машина когда-нибудь пострадала от того, что в ней перевозили?

— Кэй, но из-за чего тут нервничать? Если бы мы заблаговременно все распределили…

— Не будем сейчас разговаривать об этом. И не нужно, Гарри, вечно быть таким надоедливым.

— Не понимаю, что тут надоедливого — попытаться составить какой-то разумный план.

— О Гарри, прошу тебя! Едва мы успеваем устроиться здесь, как уже приходится думать о возвращении. Мы все время едем и едем, а приехать никуда не можем.

— Но все, кого мы знаем, постоянно то уезжают за город, то возвращаются в город.

— Вот именно. А мне осточертело быть одной из «всех». И я не понимаю, почему меня нужно будить из-за всякой мелочи?

— Но я же не сделал ничего плохого, Кэй!

— Нет, нет, нет, нет! Отправляйся вниз завтракать и скажи Элин, чтобы она подала мне завтрак сюда. Я буду завтракать в кровати.

Я понимал, что Кэй не в настроении. Это была расплата за уикэнд, в течение которого она развлекала Биля. Неугомонный человек, Биль мог утомить кого угодно; иногда он утомлял даже меня.

— После кофе, — добавила Кэй, — я сразу почувствую себя лучше.

30. Люди могут начать сплетничать

Уже давно я говорил себе, что надо потолковать с сестрой Мери и что удобнее всего сделать это во время отпуска, в Норт-Харборе, благо Джим занят в городе и не помешает нам. Не очень-то мне хотелось заводить разговор с Мери, но, кроме меня, было некому. Меня не особенно беспокоила болтовня Кэй о Мери; ни Джим, ни другие вообще ничего не говорили ни прямо, ни вскользь, и все же что-то наводило меня на мысль, что люди судачат о сестре. Все лето, каждый раз, когда мне требовалось переговорить о чем-нибудь с Мери, выяснялось, что она в школе для верховой езды, причем в таких случаях неизменно упоминалось имя владельца школы, мистера Райджела. Дело в том, что он не принадлежал к кругу людей, из которого принято выбирать друзей. Приятно было посидеть у него на веранде над конюшнями, но редко кто приглашал его к себе на обед, хотя он постоянна подчеркивал, что происходит из старинной помещичьей семьи в Дорсетшире и что у себя на родине, в своем графстве, имеет обширный круг знакомств. Я не слишком обеспокоился, когда впервые встретил его в доме Мери за коктейлем, но вторичная встреча заставила меня подумать, что он тут совсем не редкий гость. Мои подозрения питались не столько тем, что Мери называла его просто Райдж, сколько тем, как он вел себя в доме; когда Мери послала его в буфетную за кубиками льда, Райдж направился туда с таким уверенным видом, будто уже не раз выполнял подобные поручения. Конечно, поведение Мери объяснялось только легкомыслием, и я, решив наконец поговорить с сестрой, позвонил ей сразу же после завтрака.

Мне всегда было приятно слышать Мери. Вот и сейчас, прислушиваясь к звукам ее чистого, сильного голоса, я, по обыкновению, испытывал сожаление, что мы с Кэй пока еще не сошлись достаточно близко с Мери и Джимом.

— Ты уже поднялся с постели? — спросила она по телефону. — Поправился?

Я ответил, что чувствую себя прекрасно и хотел бы встретиться с ней.

— Если тебя интересуют документы о наследстве, то Джим взял их с собой.

Я сказал, что речь идет не о документах, — мне просто хочется повидать ее.

— Видишь ли, время-то не совсем подходящее. Вчера вечером у нас была большая вечеринка, и кто-то сломал трех динозавров Джима. С ним случится удар, когда он узнает.

— Я понимаю его.

— Ну что ж, дорогой, приезжай. С удовольствием повидаюсь с тобой.

Когда после смерти матери происходил раздел имущества (и особенно после того, как вскрылись махинации опекунов), мы договорились продать Уэствуд и дом на Мальборо-стрит, как слишком обременительные для нас. В то же время Мери и Джим захотели получить наш дом в Норт-Харборе, около мыса. Я не мог понять, чем привлекал их этот большой и довольно уродливый дом. Меня приводил в трепет один его вид и связанные с ним воспоминания, и мне порой казалось, что я вот-вот снова увижу в нем и отца, и мать, и самого себя в то далекое время. Я как-то спросил у Мери, не испытывает ли и она нечто похожее, и не мог не удивиться, услышав, что дом ей нравится.

— Мы хорошо проводили в нем время, — ответила она, — и я с удовольствием вспоминаю о тех днях.

Мне кажется, она всегда была счастливее меня. Все, что сохранилось в моей душе о нашем доме, связано то с одной, то с другой неприятностью. Я не мог заставить себя забыть, как вернулся сюда из Нью-Йорка перед объяснением с Мэрвин Майлс. Она не видела этого дома, но я всегда связывал мысль о доме с мыслью о ней, потому что хотел привезти ее сюда. Как часто я представлял ее себе в холлах, на веранде! Я надеялся, что ей понравится у нас. Быть может, поэтому я и не хотел потом возвращаться сюда. У меня всегда возникало тут какое-то виноватое чувство, словно я в чем-то согрешил перед Кэй, хотя, конечно, это вовсе не соответствовало действительности.

Открывая парадную дверь (я не любил звонить, так как дом когда-то был наш), я почувствовал, что возвращаюсь в прошлое, к тем дням, когда мы с Мери были еще свободны, заглядывали вперед, в таинственное будущее, и думали о том, как сложится наша жизнь. Из-за закрытых дверей гостиной доносилось жужжание пылесоса. В вестибюль проникало веяние влажного соленого бриза.

— Мери! — крикнул я, как делал некогда. — Где ты?

Мери сбежала по лестнице; на ней были бриджи для верховой езды, сапоги и спортивная рубашка, а волосы подстрижены и уложены в прическу «паж».

— Здравствуй. Ты что, отправляешься кататься верхом?

— Не так уж трудно догадаться. Почему бы тебе не отправиться вместе со мной? Райдж одолжит тебе сапоги и бриджи. Вы примерно одинакового роста.

— Сегодня не могу. Надо окончательно разделаться с делами. Ты можешь ненадолго задержаться?

— Конечно, пойдем на веранду.

— Как бы ты не простудилась в этой рубашке.

Я хотел поговорить с ней там, где нас никто не мог бы подслушать, и предложил пойти в бывший кабинет отца. Здесь, как и следовало ожидать, был теперь кабинет Джима, но Мери оставила на стене несколько чучел, принадлежавших отцу, в том числе чучело когда-то пойманной им четырехфунтовой форели. Мне и самому хотелось иметь эту форель, я даже собирался попросить ее у Мери, но если бы она и согласилась отдать ее, я все равно не знал бы, что с ней делать.

Мы сели на кушетку перед камином, и я заметил на каминной доске длинный ряд фигурок динозавров, сделанных из фарфора, глины и слоновой кости.

— Вот видишь, у нас еще прибавилось несколько этих проклятых безделушек. И из нефрита, и из фарфора, и из глины. Есть даже фигурка из мыла, а последнее приобретение Джима изготовлено из поджаренного хлеба. Мне страстно хочется, чтобы клуб Джима обзавелся какой-нибудь другой эмблемой. Тогда бы я вдребезги разбила всех этих уродов.