Джон Марквэнд - Г. М. Пулэм, эсквайр

• Название: Г. М. Пулэм, эсквайр
• Автор: Джон Марквэнд
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Современная проза
• Год: 1963

Роман Марквэнда «Г. М. Пулэм, эсквайр» (1941) представляет собой жизнеописание некоего мистера Пулэма, показанное на фоне больших событий эпохи первой мировой войны, временного бума послевоенного периода в США, мирового экономического кризиса 1929–1933 годов и начавшейся второй мировой войны. История Гарри Пулэма — это история жизни, прожитой впустую. И как ни пытается Пулэм убедить читателя в том, что он доволен своей судьбою, в романе явно сквозит подтекст, говорящий о том, что все это благополучие — мнимое…

Книга Марквэнда написана легко, просто и занимательно. Профессиональное мастерство чувствуется и в хорошо продуманной композиции. Автор мастерски рисует портреты своих героев, с тонким юмором описывает перипетии их жизни, сцены семейных неурядиц, светские визиты и т. д. Стиль романа отличается естественностью, легкостью. Живой диалог, два-три перехода легко движут роман, создают динамизм в развитии сюжета.

---

Все годы, проведенные в Гарварде, я жил в одной комнате с Джо Бингэмом. Будучи студентами первого курса, мы, как и другие наши одноклассники по школе св. Суизина, размещались все вместе, в общежитии «Рандольф». Комната Боджо Брауна и Сэма Грина находилась напротив нашей, через вестибюль, и они каждое утро затевали возню, перебрасываясь футбольным мячом. Даже штудируя учебник, Сэм не переставал жонглировать мячом — недаром в течение двух последних университетских лет его передний пас считался непревзойденным. Здесь же, в нашей секции общежития, жил и Стив Роули; за ним постоянно охотились агенты по продаже книг. Стив купил «Озорные рассказы» и «Человеческую комедию» Бальзака в шелковых переплетах, собрания сочинений Фильдинга, Смоллета и Эдгара Аллена По. Когда агенты приходили за получением очередного взноса, он прятался в нашей комнате. Тут же жили Боб Кэррол и Пинк Стивенс. Боб играл в нашей компании роль шута. Намотав на себя несколько банных полотенец, он декламировал «Горация на мосту», или стихотворение о том, как некий бандит с большой дороги подъехал к двери старого трактира, или отрывок из баллады, в котором Ганга Дин[12] выражает надежду, что вино пришлось вам по вкусу. В репертуар Боба входило, кроме того, множество песен, начиная с «Румяной леди» и кончая «Молодой квакершей».

Сейчас, оказавшись в Гарварде, больше всего поражаешься тому, как сильно изменилась Маунт Оберн-стрит. Интересно, по-прежнему ли уличные мальчишки устраивают там драки из-за брошенного цента? Кафе и рестораны, расположенные некогда на этой улице, исчезли, внешний вид большинства магазинов изменился до неузнаваемости. Яркие краски, в которые я облекал когда-то Гарвард, теперь поблекли в моей памяти. И годы, проведенные там, как и все мое детство, кажутся мне сейчас какими-то потускневшими, унылыми, словно вылинявшими.

Наиболее отчетливые воспоминания о Гарварде связаны у меня с Билем Кингом, да и самого Биля я помню лучше, чем других, — тогдашнего Биля, потому что сейчас он стал совсем иным. Меня до сих пор удивляет, как мы с ним вообще подружились. Однажды осенью, во второй, половине дня, когда я, в то время еще первокурсник, сидел один в своей комнате и заканчивал ежедневное сочинение по английскому языку, кто-то постучал ко мне. Дверь отворилась, и в комнату вошел незнакомый худенький юноша в сером костюме. В нашей секции общежития незнакомые люди обычно не появлялись. На юноше был вполне приличный костюм, не менее приличная мягкая рубашка и галстук. Но по его манерам я сразу же догадался, что ему не пришлось учиться в одной из первоклассных школ.

— Ваша фамилия Пулэм? — спросил он.

— Да.

— А в общем, к черту, — отрезал юноша. — Вы не возражаете, если я сяду?

Я не возражал, хотя и не мог понять, зачем ему нужно садиться и что ему от меня надо. Неожиданный посетитель явно не принадлежал к числу людей, способных мне понравиться.

— Вы хотели видеть меня?

Он уставился на меня, словно подыскивая подходящий ответ. В то время нас никак нельзя было назвать зрелыми мужами, способными выдерживать светский тон.

— Нет, — ответил незнакомец. — Вот уже в течение двух часов я разыскиваю людей, чьи фамилии начинаются на «П», и ко всем чертям все это!

— Да? Значит, вы что-то затеяли?

— Выходит, это называется «что-то затеять»? Выходит, чтобы познакомиться с людьми надо обязательно что-то «затеять»? Я спрашиваю всякого, чье имя начинается на «П», не хочет ли он участвовать в драматическом кружке.

— Ну, для этих целей я не гожусь. — Больше нам, казалось, не о чем было разговаривать, но юноша не уходил.

— Вы, надеюсь, не против моего присутствия? — осведомился он. — Просто мне хочется поговорить с кем-нибудь. Я уже два месяца тут, и со мной еще никто ни разу не поговорил.

— В какой школе вы учились? — спросил я.

— В Нью-Джерси.

— О! В Нью-Джерси!

— Черт возьми, это плохо?

— А, кроме вас, здесь еще есть кто-нибудь из бывших учеников этой школы?

— Никого. А мне всегда внушали, как это здорово — учиться в колледже.

— Как вас зовут?

— Биль. Биль Кинг.

— И вы никого здесь не знаете?

— Нет, и потому спрашиваю вас, как мне с кем-нибудь подружиться. Вы не пошли бы со мной в город пообедать? — И, не дожидаясь моего ответа, он торопливо добавил: — Я знаю тут много подходящих мест и частенько посещаю северную часть города. Мне известна там одна старая гостиница с рестораном, где посетителей встречают попугай и собака. Послушайте, ну что тут дурного, если я приглашу вас туда пообедать? А впрочем, не важно. Я пригласил вас, а там как хотите.

Что-то в его тоне заставило меня почувствовать себя пристыженным.

— Спасибо, — поблагодарил я. — С удовольствием составлю вам компанию.

Юноша встал.

— Очень мило с вашей стороны, — сказал он и после короткой паузы, глотнув слюну, добавил: — Вы первый человек в Гарварде, про которого я не могу сказать, что он — богатенький прохвост.

Я не мог отделаться от неприятного ощущения, что совершаю опрометчивый поступок, связываясь с каким-то сомнительным субъектом, и в то же время был польщен.

В комнату вошел Джо Бингэм и недоверчиво, как и я сам вначале, взглянул на Биля Кинга.

— Мой знакомый мистер Кинг, — объявил я.

— Алло!

Вслед за Бингэмом вошел Боджо Браун.

— Привет, ублюдки! — крикнул он, но, заметив Биля Кинга, замолк.

— Это мой знакомый мистер Кинг, — обратился я к нему.

— А я думал, что это агент по продаже книг. Вы случайно не родственник Кинки Кинга?

Биль отрицательно покачал головой.

— Вот и славно. Я так и думал. Черт возьми, а кто же вы? Я никогда вас тут не встречал.

Затем пришел Стив Роули, а за ним Боб Кэррол. Они тоже принялись разглядывать Биля Кинга, но я уверен, что никому из моих приятелей и в голову не пришло, что мы познакомились с Билем всего лишь несколько минут назад, а потом было уже поздно объяснять им это.

Еще ни с кем я не проводил время так, как в тот вечер с Билем Кингом. Миновав оживленные улицы Норт-Энда и Сколли-сквер, мы оказались в совершенно незнакомой мне части Бостона. Я заметил, что Биль чувствует себя здесь как дома. Давно уже исчезнувший отель «Нью-Ингленд-хауз» в то время находился в деловой части города, за тускло освещенным рынком. В подвале гостиницы, пол которого был посыпан опилками, мясники в засаленных фартуках пили эль; наверху, в ресторане, за письменным столиком в углу сидела старая дама, а над ней висел попугай; тут же терлась жирная шелудивая собака, обнюхивавшая каждого посетителя. На длинных столах стояли тарелки с хлебом, масло и банки с пикулями; здоровенные официантки визгливыми голосами выкрикивали в люк для подачи блюд заказы посетителей. Мне еще никогда не доводилось видеть ничего похожего, но для Биля Кинга все это было, кажется, не ново. Потом мы заглянули в одно местечко и пили пиво из оловянных кружек, затем побывали в кинотеатре и в кабаре, где какой-то артист выделывал всякие штуки на роликах, а зрители распевали вместе с артистами популярные песенки.

Биль обладал способностью всюду чувствовать себя как рыба в воде, даже у нас в доме, когда я пригласил его на воскресный обед. Настойчивое желание родителей познакомиться с моими друзьями часто приводило меня в глубочайшее смущение — я-то знал, как чувствовал себя, когда встречался с родителями моих друзей. Как правило, это были чудаковатые люди, чаще всего неумные, с неуклюжими манерами. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь подумал то же самое о моих родителях, но отец и мать все время уговаривали меня пригласить одного из моих приятелей на воскресный обед. На Биле Кинге я остановился, должно быть, потому, что он был человеком совсем другого круга и не мог ни с кем поделиться своим мнением о нашей семье.

Я привел его в наш дом на Мальборо-стрит вскоре после того, как родители переехали сюда на зиму из Уэствуда. Дверь открыл Хью. Он улыбнулся мне и сказал: «Доброе утро, мистер Гарри», — и тут же многозначительно добавил: «Вы кажетесь усталым. Должно быть, очень много работали всю неделю».

Я и без него знал, что выгляжу усталым, потому что накануне вовсю веселился на так называемой вечеринке у Пинка Стивенса. Утром за первым завтраком я ничего не мог есть, да и за вторым завтраком не испытывал аппетита.

— Нет, я не устал.

— Перед тем как встретиться с отцом, мастер Гарри, — продолжал Хью, — я бы посоветовал вам понюхать нашатырного спирта. Вы и не представляете, как плохо выглядите. Просто ужасно.

Я привел Биля в нижнюю гостиную, где над камином висел пейзаж Иннеса, а французские кресла всегда были расставлены самым неудобным образом.

— Хью у нас всегда такой, — объяснил я Билю. — В сущности, не так уж плохо я выгляжу, а?

Мне часто хотелось, чтобы у нас не было камердинера. Слишком уж показной характер носило его присутствие в нашем доме, как, впрочем, и наша гостиная.