Николай Шмелев - В лучах прожекторов

• Название: В лучах прожекторов
• Автор: Николай Шмелев
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1962

Николай Александрович Шмелев родился в 1922 году. В июле 1941 года окончил военное авиационное училище. В годы Великой Отечественной войны служил в авиационных частях на Западном, Северо-Западном, Ленинградском, Брянском, 1-м и 2-м Прибалтийских, 3-м Украинском фронтах. Совершил свыше 900 боевых вылетов.

За доблесть и мужество, проявленные в боях с фашистскими захватчиками, удостоен звания Героя Советского Союза, награжден семнадцатью орденами и медалями.

По состоянию здоровья Н. А. Шмелеву пришлось уволиться из рядов Советской Армии. Откликнувшись на призыв ЦК КПСС, он пошел работать в сельское хозяйство. Коммунисты сельхозартели имени М. Горького Московской области избрали его секретарем партийного комитета колхоза.

Книга «В лучах прожекторов» — живой рассказ о боевых друзьях автора — смелых, мужественных людях, о крепкой солдатской дружбе, которая помогала им громить врага.

---

По расчетам, снаряд до цели должен лететь секунд тридцать. Самолет прошел линию фронта в облаках, а за 5-10 секунд до разрыва вышел из них, и мы увидели место падения снарядов. На бреющем, прямо над головами фашистов, мы вернулись на свою территорию и тут же передали на КП координаты разрывов. Таким образом мы трижды пересекали линию фронта, и каждый раз Зайцев передавал по радио точные координаты. Третий пристрелочный снаряд разорвался метрах в пятидесяти от центра батареи. Зайчик подал команду:

— Беглый огонь!

Разрывы накрыли батарею. Мы направились посмотреть результаты обстрела. Вдруг по радио передали:

— В воздухе фашистские истребители.

Мы готовились к подобной встрече, но сейчас, когда так удачно прошла первая дневная корректировка, этого воздушного свидания, откровенно говоря, никак не хотелось. Вся радость пропала мигом. Надо было уходить. Скрывшись на фоне леса, вышли в район наших зениток. Сделали над артиллеристами несколько кругов. Фашистские истребители не показывались. Отлегло от сердца. Алексей передал артиллеристам, что работу закончили и возвращаемся на аэродром.

И в это время из облаков вывалились два фашистских истребителя. Один из них открыл огонь. Зайчик ответил.

Конечно, огонь, который открыл Зайцев, только условно можно было назвать ответным. Скорее, это была дерзость, рассчитанная на то, чтобы «попужать» противника. Ведь У-2 был предназначен для ночного бомбометания, где почти исключались встречи с истребителями. Поэтому наш пулемет не мог идти ни в какое сравнение с вооружением «мессершмитта».

Истребители стали заходить на вторую атаку.

Я развернул самолет и пошел им навстречу, плотно прижавшись к земле. На встречных курсах у фашистов было очень мало времени на прицеливание и ведение огня. На это мы и рассчитывали. Бой происходил на высоте около 300 метров. Ведомый фашистский истребитель пошел в третью атаку. Ведущий почему-то отвернул и скрылся. Мы вновь развернулись и, дав полный газ, пошли под атакующего. Немец «дожимал» свой самолет. Но чем больше становился угол пикирования истребителя, тем быстрее приближалась к нему земля. Увлекшись атакой, фашистский летчик не успел вывести машину из пикирования и врезался в лес. Зайчик радостно закричал:

— Вот это дали! Истребителей стали сбивать!

Сделав на радостях несколько кругов над горящим «мессером», пошли домой.

Здесь нас уже ждали. Мы доложили полковнику Ганже о выполнении задания и о бое с фашистскими истребителями.

Каждый день мы четыре-пять раз ходили на разведку и корректировку. Однажды нас вновь атаковали фашистские истребители. В этом бою Алексею Зайцеву удалось точными очередями сбить одного «мессера». Вражеский летчик настолько обнаглел, что стал «резвиться» рядом с нами, подставляя нам то брюхо, то хвост своего самолета. Видимо, он либо не знал, либо забыл, что у нас есть хотя и маленький, но все же боевой пулемет. А Зайчик — отличный стрелок — только того и ждал. Результат этого боя подтвердили зенитчики. Так нашем боевом счету стало два сбитых самолета противника.

Как-то беседуя с майором Мельниковым, мы предложили провести корректировку артиллерийского огня ночью.

— Мы ночники, — сказал я. Ночь — наша стихия, в темноте мы сможем сделать больше, чем днем.

Майор удивленно посмотрел на нас, но заявил, что доложит о нашем предложении начальству.

В тот же вечер в землянке командующего артиллерией 11-й армии генерал-майора Рыжкова состоялся большой разговор. Мы горячо доказывали, что сможем корректировать огонь артиллерии ночью. Командующий внимательно выслушал все наши «за» и «против» и в заключение сказал:

— Хорошо. Я могу поверить, что ночная корректировка осуществима. Для меня неясно одно: как можно с воздуха отличить разрыв артиллерийского снаряда от сотни различных вспышек? Я согласен с вашим предложением, но в реальность его выполнения, признаться, не совсем верю…

На следующий день приехал заместитель начальника разведотдела штаба артиллерии Северо-Западного фронта подполковник Сергей Иванович Агафонов.

С. И. Агафонов

Мы обратились к нему. Долго доказывали жизненность нашего предложения. Для большей убедительности привели свои расчеты. Если пристрелку вести двумя орудиями с интервалом в 20–40 секунд, говорили мы, то штурман, заранее зная точное время выстрела и район цели, может определить место разрыва первого снаряда, а затем и второго. Причем второй снаряд посылается как дублирующий, для того чтобы штурман мог убедиться в точности своих расчетов.

Этот довод, видимо, убедил подполковника: через некоторое время вместе с ним мы докладывали обо всем генералу Рыжкову. Беседа затянулась, разгорелся спор. Подполковник Агафонов встал на нашу сторону. В итоге решили провести опытную ночную корректировку.

Нам предложили навести огонь дивизиона по центру деревни Савкино, где располагался немецкий штаб. Точность наших данных будет контролироваться всеми имеющимися у артиллеристов средствами. Работать нам предстояло с тем же 1235-м артиллерийским полком. Перед вылетом мы снова добывали у командира полка, а вместе с ним — у командиров дивизионов и батарей, с которыми предполагалось взаимодействовать.

И вот, наконец, первый вылет на ночную корректировку.

Получится или нет? С этим вопросом мы садились в самолет, подготовленный Евгением Дворецким. Он волновался не меньше нас, но, когда запустили мотор, крикнул:

— Ребята, не волнуйтесь, все будет хорошо. Ни пуха ни пepa!

Мы с Зайчиком помахали технику рукой, и самолет порулил на старт.

Вот и цель. Зайчик связался с артиллеристами. Радиостанция работала безукоризненно. Штурман передал:

— Вижу цель. Готов к работе.

С КП доложили о готовности открыть огонь. Переговоры между штурманом и артиллеристами дублировались, и я знал обо всем. Когда услышал ответ наших наземных друзей, развернул самолет и повел его к деревне. Зайчик рассчитал, что снаряд разорвется в то время, когда мы будем над Савкином. Это обеспечило штурману точное наблюдение за местом разрыва.

Через 30 секунд метрах в трехстах западнее деревни Зайчик заметил разрыв первого снаряда, затем рядом разорвался второй. Артиллеристам были сообщены координаты разрывов. Следующие снаряды разорвались уже метрах в ста от цели. Вновь поправка. Теперь снаряды легли точно. Зайчик радостно передал:

— Цель накрыта!

В этот момент из-за леса восточнее Савкина неожиданно открыла огонь артиллерийская батарея противника. Зайчик сразу же сообщил ее координаты.

Снаряды полетели в ту сторону. Артиллеристы после нашей корректировки вторым залпом накрыли батарею.

— Снаряды в центре цели. Беглый огонь! — скомандовал штурман.

С каждой минутой огонь нашей артиллерии нарастал. Минут через пять в лесу южнее расположения немецкой батареи раздался взрыв. Видимо, угодили в склад с боеприпасами. Нашей радости не было границ.

— Получилось! — ликовал Зайчик.

Алексей поздравлял с победой артиллеристов, те — нас.

Так впервые 22 декабря 1942 года была проведена ночная корректировка артиллерийского огня с самолета У-2.

Мы понимали, что одним вылетом нельзя было разбить бытовавшее мнение о невозможности корректирования огня ночью с воздуха. Командующий артиллерией поздравил нас с успешным выполнением боевой задачи, но одновременно отдал приказ:

— Опыты проводить, снаряды экономить и каждый вылет строго контролировать батареями звукометрической записи.

Проведя еще несколько успешных ночных корректировок, мы не могли сдержать своего желания побывать в полку: доложить о проделанном, встретиться с друзьями, а заодно решить кое-какие хозяйственные вопросы.

В начале января 1943 года я и Зайчик прибыли в родной полк, который к этому времени снова перебазировался на аэродром в Толокнянец. Когда-то в этой деревне насчитывалось больше пятидесяти домов, а осталось всего пять незатейливых хат и одна покосившаяся баня с маленьким подслеповатым окошечком.

Все дома и даже овраг с землянками были заняты тыловыми учреждениями 11-й армии. Наш полк после хлопот отвоевал себе залепленную по всем швам глиной, замшелую баньку, в которой разместили метеостанцию, узел связи и радиостанцию.

Весь личный состав принялся копать землянки. Но труд оказался напрасным: стоило чуть копнуть землю, и появлялась вода. Овраг, где можно было строить землянки, был перенаселен. Оставалось одно — поселиться в палатке. Ее поставили прямо на снегу, набросав на него сосновых веток и покрыв их брезентом. Так получился и пол и общая постель. В палатке смастерили печурку, которая, правда, кроме копоти и до слез едкого дыма, ничего не давала.

Здесь же разместилось и командование. Желая создать командиру полка хоть какие-нибудь удобства, летчики приволокли откуда-то пружинный диван и поставили его рядом с печкой. Но услуга получилась «медвежья». В диване оказалось неисчислимое количество клопов, и его пришлось срочно сжечь.