Николай Шмелев - В лучах прожекторов

• Название: В лучах прожекторов
• Автор: Николай Шмелев
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1962

Николай Александрович Шмелев родился в 1922 году. В июле 1941 года окончил военное авиационное училище. В годы Великой Отечественной войны служил в авиационных частях на Западном, Северо-Западном, Ленинградском, Брянском, 1-м и 2-м Прибалтийских, 3-м Украинском фронтах. Совершил свыше 900 боевых вылетов.

За доблесть и мужество, проявленные в боях с фашистскими захватчиками, удостоен звания Героя Советского Союза, награжден семнадцатью орденами и медалями.

По состоянию здоровья Н. А. Шмелеву пришлось уволиться из рядов Советской Армии. Откликнувшись на призыв ЦК КПСС, он пошел работать в сельское хозяйство. Коммунисты сельхозартели имени М. Горького Московской области избрали его секретарем партийного комитета колхоза.

Книга «В лучах прожекторов» — живой рассказ о боевых друзьях автора — смелых, мужественных людях, о крепкой солдатской дружбе, которая помогала им громить врага.

---

— Сними пулемет, часы и пойдем в Толокнянец, — сказал я штурману.

Внезапно в темноте послышались голоса, заставившие нас насторожиться. Не сговариваясь, выхватили пистолеты. Послышался щелчок — это Шурик взвел курок.

— Шурик, тихо! — притронулся я к его плечу. — Стой! Кто идет?

В ответ совсем рядом послышался громкий бас:

— Ты что, сдурел?

К нам подошли несколько бойцов.

— Мы зенитчики, мост через реку Пола охраняем. Увидели, что вы упали, пришли помочь, — наперебой говорили они.

— Спасибо, спасибо, какая уж тут помощь, видите, что осталось, хорошо, что сами-то живы…

Разбитый самолет сдали под охрану зенитчикам и направились на станцию.

Зайдя в один из домов, где располагался штаб воинской части, сообщили в полк, что сбиты и утром будем в Толокнянце, куда попросили прислать самолет.

Шли довольно долго, вначале еще разговаривали, потом замолчали.

Не до разговоров было.

Вот и Толокнянец. Зашли в дом, где раньше размещалась наша эскадрилья, постучали. Хозяйка, увидев нас, запричитала:

— Как же вы попали сюда среди ночи, мои милые? Живете-то как, родненькие? Все живы у вас?

— Живы, живы, тетя Маша. Вот только мы чуть не угробились.

Дома не усидеть. Вышли на крыльцо. Светила луна. В небе был слышен рокот пролетающих У-2. Они шли один за другим на боевое задание. Тяжело слушать, как летят друзья, зная, что у тебя была машина, а ты ее разбил!

Утром в Толокнянец прилетели два самолета и доставили нас в полк.

К месту аварии направили комиссию. Через несколько дней она доложила: тросы перебиты осколками зенитного снаряда. Значит, напрасно я подозревал, что их перерезал Шурик очередью своего пулемета.

Разыскал его, извинился.

После этого происшествия мы с Шуриком сотни раз летали на задания. Он стал замечательным штурманом. А когда его принимали в ряды ленинского комсомола, все наши комсомольцы, как один, подняли руки «за».

А. Ф. Самсонов

Никогда, пожалуй, я не рвался так на задание, как в этот раз. Цель, правда, была необычная, но главное заключалось даже не в этом.

Возвращаясь к себе на аэродром перед самым рассветом, мы с Зайчиком (штурманом у меня был он) неожиданно заметили в овраге кое-как прикрытые ветками штабеля ящиков. «Склад боеприпасов, заманчивая цель», — мелькнуло в голове.

— Леша, засеки точное место, — передал я Зайчику и дал полный газ. — Скорее домой!

— Товарищ майор, разрешите еще один вылет. Нашли склад с боеприпасами. Мы с Зайцевым мигом.

Командир полка Куликов посмотрел на небо, успевшее посветлеть, на меня, затем на Зайчика. Подумал. Наконец кивнул головой.

— Летите! Только уже светает, осторожнее, — предупредил майор и тут же добавил: — Я очень рад, товарищ старший сержант, что не ошибся, когда представил вас неделю назад к ордену Красного Знамени…

— Служу Советскому Союзу! — радостно выпалил я. — Разрешите идти?

Дорога каждая секунда. Зайчик уже сидел в кабине. Под крылом возились оружейники.

Ну что там? Скоро? — окликнул их штурман.

— Готово! Зарядил по первое число, — громко доложил Сукачев, на четвереньках вылезая из-под самолета.

Взлет разрешили немедленно. Дал полный газ, и самолет стал набирать скорость.

Неужели получу Красное Знамя? Если дадут, значит, действительно я научился воевать: бессонные ночи, ежеминутный риск, огромнейшее напряжение — все это не прошло впустую, И дело тут, конечно, не в ордене и даже не в похвале командира. Просто я понял: ухабистой трудной дорогой войны я шел правильно.

Пролетаем линию фронта. Мимо самолета блестящими искорками пронеслись две короткие очереди. Третья прошила крыло. Самолет резко лег в левый крен. Верхушки деревьев замелькали так близко, что казалось, вот-вот колеса коснутся их пушистых крон. Пулемет стучал где-то сзади. Проскочили!

Вышли в район цели.

Среди кустов, словно муравьи, сновали гитлеровцы. Тракторы тянули по оврагу груженные ящиками прицепы. Возле склада боеприпасов вовсю шла работа.

Ложусь на боевой курс.

— Сбросил! — крикнул Зайчик.

Лес дрогнул. Огромной силы взрыв потряс воздух. Овраг наполнился черным густым дымом. В небо столбом взметнулись комья земли. Нас сильно подбросило. За первым взрывом последовали второй, третий. Захотелось от радости выкинуть что-нибудь необычное, озорное.

— Давай споем, — предложил Зайчик.

— Запевай!

С песней перевалили через передний край. Солдаты из траншей махали нам руками. В ответ я качнул самолет с крыла на крыло.

Показался аэродром. На посадочной площадке люди.

— Нас встречают!

— А ну, Леша, держись! — крикнул я, не в силах унять радостного возбуждения. Захотелось совершить что-то ошеломляющее. Почти бессознательно убираю газ, тяну ручку на себя и толкаю левую педаль. Самолет падает в штопор. Виток, другой… Потом бросаю машину в петлю. Земля и розовое от зари небо на мгновение поменялись местами.

— Ты что, ошалел?!:— кричал Алексей, когда машина, выйдя из петли у самой земли, выполняла уже боевой разворот. Еще мгновение — и самолет покатился по земле.

— Да ты, друг, с ума сошел! — продолжал возмущаться Алексей, когда самолет заканчивал пробег.

Я выпрыгнул из кабины и побежал к командиру полка. Лицо горело от возбуждения. Запыхавшись, доложил:

— Товарищ майор, ваше задание выполнено. Склад боеприпасов уничтожен!

И только тогда заметил, что Куликов бледный от гнева.

— Кто вам разрешил хулиганить над аэродромом? — спросил он. — Вы лихач, а не летчик. Я отстраняю вас от полетов! Начальник штаба! Верните из дивизии наградной материал на старшего сержанта. Подготовьте приказ о разжаловании его в рядовые.

Кипятком ошпарили меня слова командира. И как я мог такое натворить? Не заметил, когда ушел майop. Меня окружили товарищи. Все осуждающе смотрели, и ни в одном взгляде я не увидел сочувствия.

Первым нарушил молчание командир звена Дмитрий Супонин:

— Ты что же делаешь? Кого хотел удивить? Думал, мы тебе овацию устроим? Дескать, прилетел мастер высшего пилотажа Шмелев! Встречайте! Эх ты!

— В какое время вздумал развлекаться! — поддержал его Егоров.

Щеки мои горели от стыда. Что тут скажешь? Виноват, и все. А тут еще Скочеляс масла в огонь подливает:

— Коля, Коля! А еще толковым парнем считался, рано, видно, тебя из летной школы выпустили. Полетать бы тебе еще с инструктором! Ладно, если бы сам гробанулся, мог бы и Лешку за собой потащить.

— И совсем не ладно! — взорвался Супонин. — Сейчас не то время, чтобы запросто жизнью швыряться! Такая смерть хуже дезертирства. Себя бы опозорил и нас всех. Да что говорить! Все равно не поймет. Пойдемте лучше, ребята, в столовую, — закончил Супонин и отвернулся.

Этот жест оказался сильнее всех слов. Я вздрогнул. В груди защемило. Ну пусть ругает командир, пусть наказывает… Но друзья, самые близкие люди, почему так жестоки они?

— Товарищи, погодите! — очнулся я. — Погодите! Слово даю. Партийное! Не думал я ни о каком высшем пилотаже. Само как-то получилось!

— Хвастнуть просто захотелось, ребят удивить!

— Мальчишка!

Не выбирая дороги, не видя ничего, шел я к дому. На душе было пусто, противно.

Неожиданно сзади послышались чьи-то быстрые шаги. Обернулся: Зайчик.

— Куда тебя несет?

— Домой.

— Нечего там делать, поворачивай в столовку. Ребята хоть и погорячились малость, зато от души поговорили, наперед умнее будешь. Ну нечего дурака валять, — и, ухватив меня за руку, потащил за собой.

…Темная ночь нависла над аэродромом. Шли уже третьи сутки, как командир отстранил меня от полетов и назначил дежурным. Я стоял с заряженной ракетницей у посадочных огней, встречая и провожая товарищей. Боевые друзья улетали на задания, а я тоскливо глядел им вслед и на чем свет клял себя. Времени для размышлений было хоть отбавляй.

Небольшой разговор с друзьями многому научил меня. Но еще большему научило партийное собрание эскадрильи. Там не ругали, не говорили обидных слов, которые обычно сгоряча срываются с языка усталых друзей. Там по порядку разъяснили всю недопустимость моего поведения.

Выступали мои друзья Зайцев, Рубан, Тычков, новый комиссар полка Федотов, командир эскадрильи и его заместитель. Коммунисты решили: объявить мне выговор. Через два дня состоялось заседание партийного бюро полка. Там подошли мягче, учли мое чистосердечное раскаяние. Решили взыскания не накладывать, ограничиться разбором дела.

Сержантского звания меня не лишили, но наградной материал из дивизии вернули.

Наблюдая за самолетами, я и не заметил, как к границе аэродрома подкатила легковая машина. Из нее вышел командир 242-й ночной ближнебомбардировочной дивизии полковник Кузнецов. Я увидел его, когда он уже шагал по аэродрому. Рядом с ним шел комиссар дивизии бригадный комиссар Выволокин. Выслушав рапорт майора Куликова, полковник направился прямо ко мне.