Геннадий Гусаченко - Рыцари морских глубин

• Название: Рыцари морских глубин
• Автор: Геннадий Гусаченко
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2012

«Под крылом ангела-хранителя» — остросюжетный роман-откровение, трилогия книг «Жизнь-река», «Рыцари морских глубин», «Покаяние», которые с интересом прочтут мечтатели-романтики, страстные поклонники приключений, отважные путешественники — все, кто не боится подставить лицо ветру, встретить штормовую волну, вступить в поединок с преступником. Любители экстрима, романтики, любовных интриг найдут в книгах захватывающие эпизоды службы на подлодке, охоты на китов, работы в уголовном розыске. Воображение читателя пленят красочные картины моря, взволнуют стойкость и мужество подводников, китобоев, сотрудников милиции и других героев этих уникальных произведений. Автор трилогии — Геннадий Григорьевич Гусаченко служил на подводной лодке Тихоокеанского флота, ходил в антарктические рейсы на китобойных судах, работал оперуполномоченным уголовного розыска, переводчиком японского языка на судах загранплавания, корреспондентом газет Приморья и Сибири. В 2007-м году Г.Г.Гусаченко совершил одиночное плавание на плоту-катамаране по Оби от Новосибирска до северо-восточной оконечности полуострова Ямал. Впечатления послевоенного детства, службы на флоте, работы на море и в милиции, экстремального похода по великой сибирской реке легли в основу вышеназванных книг. Г.Г.Гусаченко окончил восточное отделение японского языка и факультет журналистики ДВГУ. Автор книг «Тигровый перевал», «Венок Соломона», «Таёжные сказки». Печатался на страницах литературных, природоведческих, охотничьих и детских журналов «Горизонт», «Человек и закон», «Охотничьи просторы», «Охота и охотничье хозяйство» «Костёр», «Муравейник» и др. Чл. Союза журналистов России. Живёт и трудится в г. Бердске Новосибирской области. Тел: [phone]), (8 383 41 2 31 73).

---

Подумать: где Франция с Англией и где Камчатка! И занесла же их нелёгкая на свою погибель за три океана! А всё потому, что на чужие богатства позарились. Знала нерусь поганая: на Камчатке пушнина, красная икра, сельдь, крабы. Золотишко в недрах полуострова водится. Лакомый кусок! Вознамерились лорды английские, пэры французские оттяпать его у России. Знала нерусь и другое: невелик гарнизон Петропавловского порта, возглавляемого генерал–майором В. С. Завойко: вместе с экипажами фрегата «Аврора» и транспорта «Диана» 920 человек.

Не учли враги боевой дух русских солдат и матросов. Им каждому на пуд сушёных десяток французиков и англикашек подавай!

К берегам Петропавловской гавани вражеская эскадра подошла в составе четырёх фрегатов, корвета и брига с двумя с половиной тысячами экипажа и десанта!

Ломанулись непрошенные гости на российский берег, в течение нескольких дней беспрерывно обстреливаемый из корабельных пушек. И посыпались с него горохом. В штыковом бою русские стрелки и матросы опрокинули в море вражеский десант.

Потерпев поражение, наскоро захоронив убитых, неприятельская эскадра с позором покинула Авачинскую бухту. Короткой оказалась память у французского контр–адмирала Феврие де Пуанта. Ему, убелённому сединами старому моряку следовало помнить бесславный наполеоновский поход на Россию. Так нет же! На Камчатку припёрся! Получил по зубам, но, видимо, мало: спешно дунул в Чёрное море. Там французские лягушатники и английские любители овсяной каши Севастополь осадили. Обломал де Пуант зубы и на берегу солнечного Крыма.

Глядя с кормы «Саратова», нетрудно представить грохот 212 вражеских орудий и 67 наших. Окутывались дымом корабли, мелькали на берегу чужие красно–синие мундиры.

Может, на этом самом месте, где заякорился «Саратов», стоял на шкафуте фрегата «Virago» контр–адмирал Дэвид Пауэлл Прайс, наблюдая в подзорную трубу разгром своего десанта. Кстати, лучшего названия для флагманского корабля англичане придумать не могли: «Virago» — в переводе с английского — «Сварливая женщина»!

В том бою защитники Петропавловска — Камчатского захватили знамя английской морской пехоты, много оружия и кандалы, предназначавшиеся для русских пленных. Те колодки с цепями пригодились для самих захватчиков: многие из них сдались в плен. Тлеют останки англичан и французов на высокой сопке, Тарьёй–могилой прозванной. Там же и Прайс нашёл себе вечное пристанище: не вынес надменный командующий эскадрой позор поражения и застрелился. Поделом иноземцам! На чужой каравай рот не разевай!

Слоняюсь по «Саратову» с учебником английского языка. Долго раздумывал, в какой институт податься после службы на флоте. С математикой, физикой, химией не в ладах. А без хороших знаний по этим предметам в инженерно–технические учебные заведения нечего и соваться. Решил в гуманитарный вуз поступать. На факультет иностранных языков. На отделение японского языка. Вот так! Ни больше, ни меньше! А что? Дипломатическая работа, командировки за границу, романтика восточной культуры, непостижимая для большинства людей тайна иероглифики, загадочная и прекрасная Япония с её нежно–розовой сакурой и цветастыми кимоно.

Так думал я, рисуя в своём воображении идиллическую картину деятельности будущего выпускника университета.

Об окладе переводчика, младшего научного сотрудника в сто двадцать рублей в месяц (по тогдашнему курсу столько же долларов) я ничего не знал.

Не имел представления и о том, что этой категории специалистов и мечтать не следует о получении квартиры, о карьере.

Ничего этого я не представлял, а потому, подогреваемый собственными мечтами, остановил выбор на Дальневосточном государственном университете. И с того момента, где бы ни был — «Самоучитель английского языка» Петровой и Понтович непременно находился при мне, поскольку экзамен по английскому языку на инъяз — профилирующий. Уединяясь за трубой «Саратова», долбил глаголы, основы грамматики до невероятности нелепого языка. Чёрт ногу в нём сломит! Две–три буквы читаются как одна! Идиотизм какой–то! Надо картавить, гнусавить, шепелявить, запоминать слова, не поддающиеся никаким правилам орфографии!

И до чего скуден язык английский в сравнении с русским! Никогда не передать на английском много тонкостей и оттенков нашего языка. Возьмём, к примеру, первейшее человеческое слово: «мать». Мама, мамочка, маменька, маманька, мамка, мамонька, мамаша, мамуля, мамулечка, мамунька, мамулька, матушка, матка, матерь. Переведите их на английский! Что? Не получается? Вот то–то и оно…

Бедные русские поэты и писатели! Яркие краски и образные выражения в их произведениях сильно полиняли в английском переводе. Напротив, благодаря стараниям талантливых русских переводчиков, употреблявших синонимы и метафоры, творения английских поэтов и писателей стали для нас краше и выразительнее.

Однако, назвался горшком — полезай в печь! У меня в аттестате зрелости по английскому — трояк. При поступлении на инъяз даже четвёрка не катит. Кровь из носу — пятёрка нужна! И ни на один балл меньше. Иначе шансов никаких. Подними руку и опусти. Резко.

И такой я себе хомут на шею надел в виде «самоучителя», просто жуть! Тяга к ученью превратилась в ежедневную обязаловку, отчего желание грызть гранит филологических наук часто уступало другим интересам: полежать, позагорать, побродить по «Саратову».

Каждая лебёдка, каждый канат, шлюпки, якоря, штурвал на плавбазе «Саратов» — память о Герое Советского Союза старшине первой статьи Николае Александровиче Вилкове. Он служил на этом судне боцманом, добровольно ушёл в передовой отряд десанта, штурмовавший остров Шумшу — самый северный в цепи Курильских островов, издавна принадлежащих России и захваченных японскими милитаристами. Они построили там мощные оборонительные укрепления. Неприступные, как им казалось.

18 августа 1945 года, высадившись под непрерывным ружейно–пулемётным, миномётно–артиллерийским огнём на Шумшу, десантники начали наступление на укреплённые высоты врага. Японцы били из танков и многочисленных дотов и дзотов, расположенных на замаскированных позициях. Японские самолёты бомбили и обстреливали десантников и наши корабли с воздуха. Моряки штурмовали остров, превращённый противником за сорок лет оккупации в неприступную крепость с толстенными бетонными стенами, с выбитыми в скалах ходами сообщения и дзотами. Во многих из них, прикованные цепями к пулемётам, сидели смертники.

Бои на Шумшу и на других Курильских островах были настолько ожесточёнными, что высоты на них неоднократно переходили из рук в руки. 23 августа остров Шумшу — ближайший к Камчатке — был полностью занят советскими войсками.

1 сентября 1945 года десант, высаженный на остров Кунашир, завершил освобождение курильских островов.

В боях за Курилы пали смертью храбрых многие тихоокеанцы. И среди них старшина первой статьи Николай Вилков и краснофлотец Пётр Ильичёв. Оба они повторили легендарный подвиг Александра Матросова. Своими телами закрыли амбразуры дзотов. Оба посмертно удостоены высокого звания Героя Советского Союза.

На высоком берегу бухты Крашенинникова (Тарьи) в посёлке Лахтажный (позже Рыбачий, а ныне город Вилючинск) воздвигнут боцману «Саратова» бронзовый монумент. Там же на пьедестале боевая рубка подводной лодки — памятник экипажу «Л-16», потопленной японцами 11 октября 1942 года в 300 милях северо–западнее Сан — Франциско.

«Л-16» под командованием капитан–лейтенанта Д. Ф. Гусарова шла головной в отряде шести советских подлодок, направлявшихся с Камчатки на Северный флот через Панамский канал. Пять из них: «Л-15», «С-51», «С-54», «С-55», «С-56» пройдя 17 тысяч миль через Тихий океан и Атлантику, кишащие вражескими субмаринами, весной 1943 года пришли в Мурманск.

Не пробилась к своим «Л-16». В то время Япония находилась в состоянии войны с Соединёнными Штатами Америки. Как позднее напишет в мемуарах японский вице–адмирал Мива, командовавший японскими подводными силами в годы второй мировой войны, «… русскую субмарину потопили, ошибочно приняв за американскую». Мичман Гусаров, боцман с нашей К-136 — сын погибшего командира Л-16 Д. Ф. Гусарова.

Наглядевшись издали на зелёные сопки авачинских берегов, я спускался в офицерскую кают–компанию. Старший матрос–вестовой Юрка Шабунин сервировал столы к завтраку, весело напевая арию Дон — Жуана, переделанную на свой лад.

Если красавица сама бросается,
Будь осторожен, триппер возможен…

А–ляль–ля! А–ляль–ля!

При этом Юрка ловко разбрасывал по белоснежным скатертям вилки, ложки и блюдца. В такт ему я бил одним пальцем по клавишам старинного немецкого пианино, фальшиво аккомпанируя виртуозу вестовому, бесшабашному любителю жонглировать чайными чашками и тарелками. Занятия подобного рода редко обходились без звона разбиваемых раритетов корабельного сервиза. На некоторых осколках, сметаемых Юркой с ковровых дорожек, синели витиеватые надписи: «Пароход «Саратов», 1911 г.».