Геннадий Гусаченко - Жизнь-река

• Название: Жизнь-река
• Автор: Геннадий Гусаченко
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2012

«Под крылом ангела-хранителя» - остросюжетный роман-откровение, трилогия книг «Жизнь-река», «Рыцари морских глубин», «Покаяние», которые с интересом прочтут мечтатели-романтики, страстные поклонники приключений, отважные путешественники – все, кто не боится подставить лицо ветру, встретить штормовую волну, вступить в поединок с преступником. Любители экстрима, романтики, любовных интриг найдут в книгах захватывающие эпизоды службы на подлодке, охоты на китов, работы в уголовном розыске. Воображение читателя пленят красочные картины моря, взволнуют стойкость и мужество подводников, китобоев, сотрудников милиции и других героев этих уникальных произведений. Автор трилогии – Геннадий Григорьевич Гусаченко служил на подводной лодке Тихоокеанского флота, ходил в антарктические рейсы на китобойных судах, работал оперуполномоченным уголовного розыска, переводчиком японского языка на судах загранплавания, корреспондентом газет Приморья и Сибири. В 2007-м году Г.Г.Гусаченко совершил одиночное плавание на плоту-катамаране по Оби от Новосибирска до северо-восточной оконечности полуострова Ямал. Впечатления послевоенного детства, службы на флоте, работы на море и в милиции, экстремального похода по великой сибирской реке легли в основу вышеназванных книг. Г.Г.Гусаченко окончил восточное отделение японского языка и факультет журналистики ДВГУ. Автор книг «Тигровый перевал», «Венок Соломона», «Таёжные сказки». Печатался на страницах литературных, природоведческих, охотничьих и детских журналов «Горизонт», «Человек и закон», «Охотничьи просторы», «Охота и охотничье хозяйство» «Костёр», «Муравейник» и др. Чл. Союза журналистов России. Живёт и трудится в г.Бердске Новосибирской области. Тел: [phone]), (8 383 41 2 31 73).

---

Однако, пора закончить воспоминания жизни «на проходной». Я продолжу их как только выдастся столь же тихий и благодатный денёк.

А сейчас спать.

Я провалился в глубокий, сладостный сон и не заметил, как проспал всю ночь.

Без претензии на гениальность

Моё лежание в палатке под пуховиком изрядно затянулось. Старый пуховик, долгополый и просторный, надёжно согревал меня в утренней свежести. Мне привёз его перед уходом в плавание друг по военно–морской службе на Тихоокеанском флоте Игорь Ставицкий. Мы служили с ним на подводной лодке К-136. На этой ракетной «дизелюхе» Игорь был штурманским электриком, а я электромехаником БЧ‑2, (ракетно–артиллерийской боевой части).

Сорокалетняя дружба наша проверена на прочность глубиной погружений, временем и жизнью.

— На, держи, — вытащил Игорь из «Нивы» свой пуховик. — Пригодится. На Север идёшь, там весна запоздалая.

Спасибо, Игорёша! Согревает меня пуховик надёжно. Добротой твоей, дружеской верностью, памятью флотской юности.

Я вылез наружу и осмотрелся.

С реки несёт свежестью. Лёгкая рябь покрывает поверхность воды. Стрижи низко носятся над рекой, предвещая дождь. Ветер гонит рваные облака, время от времени закрывая солнце. Если и соберётся дождь — не раньше, чем к концу дня. И я успею оставить за кормой десяток–другой километров. А стихнет ветер, то и больше удастся пройти.

Торопясь, я подкачал лодки, стаскал в них рюкзаки и палатку.

— Ну, с Богом, — помолясь, сказал я и столкнул катамаран с мелководья на глубину. Лёгкий капроновый флажок на мачте трепетал в нужную мне сторону, на северо–запад. Я распустил парус. «Дик» быстро удалился от приютившего меня клочка суши, и скоро очертания берега приняли одну ровную линию зеленых кустов. Солнце то выглядывало из–за облаков, то пряталось за них. Похолодало. Одевшись потеплее, я удобно устроился на сиденье, привалившись спиною к мачте. Суп с тушёнкой, овсяная каша и кофе с молоком, подогретые на миниатюрной газовой печке, составили мой завтрак. Дополнила его горсть карамели, брошенная в карман, чтобы скрасить и разнообразить одиночное плавание по необъятной и могучей реке.

Я один сейчас в этой точке планеты между небом и водной ширью. Ощущаю себя ничтожным, крохотным созданием в сравнении с объявшим меня простором. Мошкой, затерянной в безмерном пространстве.

Делаю пометки в дневнике. Может, сгодятся когда эти походные записи… Кстати, сегодня 26 мая, день рождения Димы Тарасенко, моего дорогого, горячо любимого зятя. С днём рождения, Дымок! Здоровья тебе, любви и счастья!

«Дик» слишком удалился от берега, опасно приблизившись к фарватеру. Ветер крепчает, хлопает парусом. Перебрасываю гик на другой галс и постепенно очертания берега, размытые расстоянием, вновь становятся кустами, деревьями, тальниковыми зарослями. Убираю парус, вместе с ним снимая с себя напряжение и затаенный страх плавания в открытой акватории. Погода может быстро перемениться. Шторм начнёт швырять «Дика». Кто знает, чем это кончится? А здесь, у берега, поспокойнее.

И снова воспоминания, воспоминания…

А что еще делать, как не думать о прошлом, настоящем и будущем, сидя на плоту в тишине окружающей тебя первозданной природы: неба, реки и лесистого берега? Приносить молитвы Господу, исповедаясь, каяться в грехах.

Я вытащил из–под сиденья кожаный планшет — подарок отца, память о нём и гордость моего походного снаряжения. Пристроил на коленях. Сверху положил толстую канцелярскую тетрадь, раскрыл на странице, отмеченной берестяной закладкой. Я машинально грыз карандаш, не зная, с чего начать.

Ни комары, ни посторонние звуки, ни голод, ни холод, ни жара, ни духота, ни жажда, ни сонливость, ни головная и прочая боль — ничто не мешает вольнодумному сочинительству, писательству, литературному творчеству.

Так почему же тогда мысли не ложатся на бумагу частыми строчками письма? Почему им не просторно, а словам не тесно, как в известной журналистской поговорке?

Ясно, почему. Как сказал бы мой бывший коллега–журналист Валя Радченко: «Тяму не хватает, таланту, то бишь, способностей творческих…»

Верно. Не всякого страждущего испещрить кипы бумажных листов мелким убористым почерком одарила природа столь редчайшими качествами. Но даже мастерского владения пером, живости бойкого языка и острого, наблюдательного ума недостаточно для создания литературного шедевра. Необходимо ещё видение, понимание и осмысление изображаемого времени. Озарение Свыше, талант от Бога. Но то — стезя избранных Им. А что делать заурядному бумагомарателю, если Пегас бьёт копытом, высекает искры из почти окаменевших пластов бытия?! Осадить крылатую лошадку безжалостной плетью забвения своих предков и всего того, что осталось позади? Или сунуть вместо шпоры острое перо под бок, отпустить поводья стилистики и неудержно понестись по безвременью лет? Пожалуй, выберу последнее. Душа горит желанием выплеснуть наружу что–то неординарное, эксклюзивное, необычное, единственное в своем роде и никем доселе не написанное. Ни больше, ни меньше! Умереть от скромности не грозит: мечтать, ведь, не вредно.

Однако, плот плывёт. Солнце, прячась за облака, катится в западную сторону. Вместе с ним бежит дневное время. Скоро о новом привале предстоит позаботиться. К сожалению, надо признать: в сочинении своём я не ушел дальше никчемных рассуждений. Пытаюсь найти необыкновенную мысль, придумать захватывающий сюжет, окрасить повествование ажурными фразами, стройным слогом. Пишу, зачёркиваю написанное, горько сознавая, что дальше дневниковых записей не ускакать мне на моем «разнузданном Пегасе».

А может, не нужно стараться! Лучше того, что придумано, высказано и написано великими классиками не напишешь. Зачем напрасно изощряться в витиеватых оборотах? Выдумывать несуществующие сюжеты? Лепить образы? Изощряться в композициях? Морщить лоб над завязкой, кульминационным моментом произведения и его развязкой? К чему эти напрасные потуги безнадёжного стремления к высоким идеалам и вершинам творчества великих мастеров прозы?

Они — гении не от мира сего.

Не искрой литературного дарования, а ярким пламенем незатухающего костра горит и светит их талант. Опасно приближаться с тщеславными намерениями к этим факелам мировой литературы. Сгоришь, как мотылек, в обжигающих лучах светил! Так что не буду пытаться карабкаться на Парнас, где тесно от гениев!

Но рвутся мысли воплотиться словами, превратиться в строчки, перейти из виртуальности в реальность, отыскивая забытые души и вдыхая их в образы. Не будем чинить им преград! Пусть они, как резвые лошадки, не познавшие узды и нагайки, вольно скачут по житейскому полю, как им вздумается. Просто, без вычурностей, правдиво расскажу, что и как было со мной, с окружавшими меня людьми в том водовороте жизни, в каком довелось быть. И то будет исповедь странствующего отшельника, покинувшего мир страстей, откровение грешника не только возможным читателям, но, в первую очередь, Богу. Подспудно тщеславная мыслишка бьётся где–то за пазухой: книгу интересную написать. О том, как Бог неоднократно от верной гибели уберёг, как было мне видение Пресвятой Богородицы. И ещё о многом, после чего никак, просто невозможно не поверить в Бога–отца, в Сына Его Иисуса Христа, в Духа Святого, в Матерь Божью, в святых апостолов, в ангелов–хранителей, в Царство Божие.

При моих попытках рассказать о том, как в палате реанимации привиделась мне Богородица, знакомые в улыбке щурили глаза, иронично посмеивались. Не верили. Ну и пусть остаются при своём мнении. А я напишу для тех, кому моя книга–исповедь придётся по душе. И они, надеюсь, поверят, потому что пишу под пристально–внимательным взглядом образа Христа—Спасителя, молча, но взыскательно взирающего на меня с маленькой иконы, подвешенной к пологу палатки. Кривить душой перед Ним и врать не могу. Зачем преследовать корыстные цели, если в этой земной жизни мне по большому счёту уже ничего не нужно? «…летам моим приходит конец, и я отхожу в путь невозвратный». Иова, гл.16 (22).

— Главное, Гена, без претензии на гениальность, — смеясь, с сигаретой в зубах и с украинским придыханием буквы «г» сказал бы сейчас Валя Радченко — балагур, отличный журналист и мой товарищ по давней совместной работе в арсеньевской городской газете «Восход» Приморского края.

Итак, «без претензий на гениальность» продолжу записи в дневнике о нашей послевоенной жизни «на проходной». О том самом времени, когда из тарелки–репродуктора в комнатушке звучало задорное:

За наше счастливое детство

Спасибо, родная страна!

Отец ходил на работу в шинели, в офицерском кителе без погон, в тёмно–синих галифе и начищенных до зеркального блеска хромовых сапогах. Всегда гладко выбрит, а черные густые волосы зачесаны назад.