Иван Дроздов - Баронесса Настя

• Название: Баронесса Настя
• Автор: Иван Дроздов
• Издательство: ЛИО Редактор
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1997
• ISBN: ISBN 5–7058–0308–7

После Великой отечественной войны в газетах промелькнула информация о том, как девятнадцатилетняя советская разведчица Настя, хорошо знавшая немецкий язык, была заброшена в тыл врага. Там она стала медсестрой при гитлеровском генерале бароне фон Функе, получила высший орден Германии — Рыцарский крест и вместе с больным генералом отправилась в его родовой замок. После смерти барона она стала хозяйкой замка.

До конца войны Настя снабжала нашу разведку ценнейшими сведениями. История необычайная, почти фантастическая, — о ней и поведал в своём романе известный русский писатель, фронтовик Иван Дроздов.

---

— Наш Ацер и весь сонм разноязычных молодцов, как осы в здешних замках, — все они враги фюрера и всего человечества. И Сталин, запускающий их нам под рубашку, скоро на себе испытает их коварство. Ему бы договориться с фюрером да объединить силы двух близких по духу народов, да двинуть бы эту мощь на Англию и Америку, и на все страны, где плотно укоренились каменщики! Но Сталин — азиат, он не знает и не любит русских, ненавидит нас, немцев. Вот я вам прочту выписку из газет. Послушайте, что сын его Яков на допросе сказал: «Сталин… боится русского национального движения. Создание оппозиционного Сталину национального русского правительства могло бы подготовить путь к скорой Победе». Он, Яков, и нам глаза раскрывает. Нам бы с самолётов не бомбы на них бросать, а листовки да газеты на русском языке, и всех вождей их раскрывать да показывать, кто они такие: и Сталин кто такой, и Ленин, которому они молятся. Да рацию бы для русских наладить и вещать день и ночь, вот тогда и посмотрели, что бы от них осталось, от кремлёвских правителей. Сталин один чего стоит! Да его бы и называть не иначе, как Джугашвили, и высмеивать бы русских: зачем, мол, вы, глупые бараны, на престол грузина сухорукого возвели? Русского что ли не нашлось? Неужто мол, так глупы вы, что одного умного из русских не нашли?.. А, впрочем, что я говорю! В Америке и вовсе паралитик правит, а в Англии эту жирную свинью, Черчилля, посадили. А Сталин ещё и ростом с ноготок. Рябой карлик!

Катарина принесла ужин, и майор Венцель, распалённый вниманием собеседницы, принялся с аппетитом есть. Один за другим поднимал тосты, предлагая пить за фюрера, за победу и не смущался тем обстоятельством, что Кейда лишь поднимала бокал, но даже не касалась его губами.

— Пью за ваш Рыцарский крест. Слышал, что сам фюрер прикрепил его вам на грудь…

Майор запнулся на этом слове, мельком взглянул на крепкую, проступающую из–под воздушной ткани девичью грудь баронессы, опалил себя дерзкой мыслью, но тут же подумал; баронесса! Девушка!.. Что за чушь бросается мне с вином в голову?

Повернулся к Анчару, сидевшему всё это время у ног хозяйки, потянул было к нему руку, но Кейда сказала:

— Остерегитесь! Мой пёс добр и благодушен, но к мужчинам меня ревнует.

Венцель вскинул голову:

— М–да–а… Цербер!

Кейда разливала кофе — пахучий, дымящийся. Оглушённая смелым откровением майора, она не скрывала к нему своей приязни, благодарности за доверие.

— Я вам признательна. Вы мне доверились, и я ценю это, — сказала она, как бы в поощрение пододвигая к собеседнику блюдо с пирожными, сдобными сухариками, печеньем.

— Я не так смел и доверчив, как вам могло показаться. Встретиться с вами и быть откровенным повелел мне Павел Николаевич.

— Павел Николаевич? — встрепенулась Кейда. И Анчар привстал, кинул взгляд на Венцеля и мордой потянулся к хозяйке: не грозит ли тебе опасность?

Кейда повторила вопрос.

— Да, он самый. Павел Николаевич, русский ученый, изобретатель, мудрец… Он первый открыл нам глаза на этих… мальтийских сычей. Он по велению старого барона выкраден у Ацера — для фюрера, для будущего Германии. Там у него лаборатория, он атомщик, но пока создает акустические приборы для обнаружения подводных лодок.

— Он работает на немцев?

— Он создаёт приборы, но генералу Функу сказал: предателем своего народа не будет, и, следовательно, до конца войны секретов своих не выдаст. Ваш дядюшка приказал фрау Мозель хорошо кормить русского учёного, часто менять ему постель, бельё… Ну, и она — старалась.

Краска смущения бросилась в лицо Кейды: намёк был слишком прозрачен. Она поднялась, отошла к окну. У ворот замка и дальше, за воротами, в свете неярких, качающихся на ветру ламп сновали люди, подъезжали и отъезжали машины, здесь, как и в ацеровском замке, ни днём, ни ночью не затихала жизнь, и какие–то люди, может быть, и не знавшие друг друга, всё время колготились у ворот и внутри усадьбы, кого–то искали, чего–то добивались.

Сгустился вечер. В левой стороне, за окрестными угодьями замка, светились огоньки деревень и отдельных домов. Швейцарию не бомбили, и крестьяне, и владельцы замков и вилл не соблюдали светомаскировку.

Настя вдруг сейчас ощутила себя за границами войны, в мире, где не рвутся бомбы, не гремят выстрелы, и ей остро захотелось такой же тишины для своей Родины, многострадального Ленинграда, городов и сёл Украины, Белоруссии, где полыхали пожары, плакали дети, а вокруг ухала и стонала от разрывов земля.

У неё за спиной сидел и прихлёбывал горячий кофе немец. Это они, немцы, принесли столько горя её земле, родным русским, и не только им. Но война не щадит и немцев, и, может быть, ещё с большей жестокостью катится на них огненный вал возмездия. Они даже здесь, в глубоком германском тылу, все встревожены, с тайным и животным страхом ожидают расплаты.

Казалось странным, что, заглядывая немцам в глаза, она не испытывала к ним ненависти, злоба к ним была на фронте, здесь она увидела людей мирных, иногда даже приятных, весёлых, лёгких и понятных, — ловила себя на мысли, что иные ей даже нравятся, их даже жалко и хочется им помочь.

Вот и этот — Венцель. Доверился ей, открыл тайну.

Вернулась к столу, сказала просто:

— Надеюсь, вы не станете строго судить моё невежество: я раньше знала — есть немцы и русские, мы должны завоевать пространство, а тут — каменщики! Мой ум теряется. Объясните мне проще, — что нужно им в наших краях?

— Они всюду ищут власть и деньги. Для того и спаялись в ложи с железной дисциплиной. Все общественные движения захвачены евреями и постепенно прониклись их жестокостью, их надменным, всепожирающим эгоизмом: сегодня — золото, газеты, а завтра — власть над миром. Мы, немцы, кое–что о них знаем, — нам раскрыл глаза фюрер, для других народов — они тайна за семью печатями. И если Германии суждено проиграть в войне, масоны вновь воцарятся в мире, — тогда уже на сотни лет.

— Но что же делать русскому Ивану? Не отдавать же нам, немцам, свой дом только потому, что в нём завелись клопы?

— Иван — дурак, медведь нечёсаный! Ему бы осознать, понять идеи фюрера, и мы бы с ним вместе хлопнули по башке глупых англичан да америкашек, — тут бы и пришёл конец евреям. На всей планете наступил бы рай земной, потому как их же главный раввин Маркс будто бы сказал: человечество ни к чему хорошему не придёт, если не освободит себя от евреев. Майор Венцель, распаляясь в ораторском азарте, говорил и говорил…

В окна сквозь кисейные гардины уж глядели веселые полоски рассвета.

Утром предстояла поездка в Цюрих, которую накануне предложил Роберт.

…Словно цветные кубики в калейдоскопе вспыхнули перед глазами и проплыли левой стороной немецкие игрушечные города Оберульдинген, Иберлинген, Людвигсхафен… Свернули налево и вдоль железной дороги помчались на Винтертур — древний швейцарский городок, окружённый со всех сторон монастырями, замками и церквами, над которыми возвышались белые прямоугольники колоколен.

В Винтертуре заехали на рынок, Роберт купил большую корзину с фруктами и овощами: на дне её лежали два арбуза, дыня, и большие, с детскую голову, помидоры. А сверху прозрачно розовели гроздья винограда, персики и абрикосы.

Не задерживаясь, поехали в Цюрих. Отсюда — к Цугскому озеру и там, достигнув окраин прелестного городка Арт, свернули в горы и скоро увидели не то обелиск, не то часовенку — в память деревни Голдау, разрушенной в прошлом веке обвалом горы, у подножия которой деревня ютилась. Кейде об этом сказал Роберт. В печальном молчании они стояли несколько минут. Роберт показал на синевшее в стороне маленькое озеро и на лепившуюся у его берегов деревню Ловерци.

— И эта деревня тоже была наполовину снесена летевшими туда от обвала глыбами камней.

Подъехали к берегу реки Глатт, несущей свои тихие воды на север, в сторону Рейна. Шофёр разложил на траве коврик, выставил корзину с вином, овощами, фруктами и отвёл машину метров на двести от берега. Две другие машины, не сворачивая к реке, лишь остановились на минуту; командор махнул им рукой, и они покатили в сторону Цюриха.

— Жарко, — сказал Роберт, — Пожалуй, искупаемся.

— Купайтесь, я посижу вот здесь.

И Кейда, поправив широкополую шляпу, села на горячий камень у самой воды. Было жарко, и ей очень хотелось купаться, но она стеснялась. Роберт не спеша разделся и, не взглянув на Кейду, лёгким спортивным шагом направился в воду… Плыл он легко, при каждом взмахе руки почти до пояса обнажая спину. Он, конечно, знал, что Кейда смотрит на него, и это придавало ему силы. В то же время не хотелось показывать своего азарта.

На берегу он надел халат и подошёл к Кейде.

— У нас мало времени, я буду говорить без предисловий. Капитан Мишин — Винт недавно был у меня в замке, — он поручил вас моему попечению.