Эрнест Пепин - Танго ненависти

• Название: Танго ненависти
• Автор: Эрнест Пепин
• Издательство: Мир книги
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-486-01554-0

«Танго ненависти» — это рассказ о дьявольском танце, сопровождающем трагический финал любви одной семейной пары. Абель и Ника прожили в браке двадцать лет, и вот семья распалась, мужчина обрел свободу, а женщина… женщина превратилась в тигрицу.

Роман поражает яростью, которую порой гасит поток нежности, волшебства и сладострастия. Чувства сменяют друг друга в бешеном ритме креольских танцев.

---

Мари-Солей нацепила на себя маску разгневанной ослицы, а я хохотал, как безумный, чтобы не сойти с ума от этого необъяснимого происшествия. Но Мари-Солей не разделяла моего веселья, она была оскорблена, потому что ни на секунду не сомневалась в том, что во всем виновата (хотя и непонятно, каким образом) Ника. Моя возлюбленная больше не желала оставаться в этом оскверненном доме.

Как вечно скитающиеся евреи, мы собрали свой небогатый скарб и отправились на холм Бело. Деревенское захолустье с небогатой историей, где жили простые работящие люди, занимающиеся в основном земледелием. Здесь струились ручейки дружеских, родственных, соседских и просто приятельских связей, порой вспенивающиеся каким-либо событием, но так же быстро успокаивающиеся. Нам ничего не стоило здесь обосноваться, и впервые за долгие годы мы ощутили себя дома. Бело раскинулся пред нами землей обетованной, зеленеющим островом, украшенным прелестью диких цветов. Крошечный креольский сад, утоляющий голод страждущего: бананы, апельсины, манго. Незамысловатые ресторанчики, приглашающие под свой кров туристов, направляющихся к водопадам Шют-дю-Карбэ. Как приятно было окунуться в атмосферу дружелюбия и благожелательности. Наконец-то после десяти лет непрерывной борьбы мы обрели дом и покой. Теперь мы не боялись ничего, даже гримас правосудия.

Мари-Солей вновь посадила в плодородную почву саженцы кротона, аламанды, креольских роз, райских птиц, гибискуса, не забыв о жгучем перце и лимонных деревцах. Домик еще более маленький, чем наше убежище в квартале для бедных, подарил нам ощущение защищенности и покоя. Казалось, он впитал в себя умиротворяющий пейзаж окрестностей, создавая вокруг необыкновенную обстановку, залечивающую душевные раны. Старый сарай, покрытый листовым железом, превратился в нашу мастерскую, где мы работали рядом, обсуждая картины и их обрамление. Слух о нашем переезде разнесся по окрестности, достиг города. Вскоре на пороге появились покупатели и даже журналисты. Жизнь текла как река, пенясь и вынося на поверхность то радость, то печаль, наполняя нас упоительным спокойствием. Нам было достаточно отправиться в лес, подставить лица утреннему ветру, прислушаться к щебетанию птиц или слиться с сенью могучих деревьев, чтобы ощутить всю прелесть, всю полноту существования друг для друга.

С нашей первой встречи прошло десять лет. Десять лет непрекращающихся судебных слушаний. Десять лет сопротивления. И прохожие приветствовали нас, как несгибаемых воинов. Они даже не представляли, как покалечили нас невидимые снаряды и мины, ведь мы продолжали держаться прямо и гордо шествовать под лучами солнца, подаренного нам Господом Богом.

Мы миновали зловонные мангровые джунгли. Мы искупались в кипящем масле. Мы станцевали на лезвиях кинжалов. Мы прошли сквозь миры бездны, из которой поднимался туман страданий, а внизу корчили страшные гримасы грешники. Мы переплыли озера, заполненные черной мочой. Мы пережили муки голода и жажды, имея под рукой лишь закрома с экскрементами. Река Стенаний, Тартар, Цербер, Эринии, Фурии — никто не щадил нас. Мы преодолели и оставили позади себя холм Пустых Мечтаний. И даже сейчас, в ярком свете Бело, нам порой кажется, что мы барахтаемся в грязи, потому что разучились ходить по твердой земле. Но наши страдания спрятаны глубоко в нас, и потому все окружающие, не задумываясь, приветствуют нас, как двух голубков. Люди знают, что мы пережили какую-то неприятную историю, связанную с лишениями и страданиями. Но что значит история одной пары в сравнении с тысячами смертей, изнасилований, с забастовками, штормами, — все эти события столь ожесточили людей, что им, в общем-то, нет никакого дела до наших испытаний. Они просто отмечают, что мои картины призывают к тотальному бегству от всех ложных удовольствий, окружающих современного человека. Ночные клубы, рестораны, гипермаркеты, роскошные автомобили, цветное телевидение, виллы, бассейны и т. д. Многие спрашивают меня, почему я отвергаю прогресс. Я не отвергаю ничего, но понимаю «прогресс» как некий процесс, способный обогатить сердце человека. Мне кажется, сейчас мы движемся назад, несемся под гору. Настолько ли мы богаты, чтобы платить за наслаждение наслаждением? Настолько ли мы едины, чтобы обойтись без единства? Настолько ли мы сильны, что можем отказаться от любви? Настолько ли мы свободны, чтобы отвергнуть законы свободы? Никто не понимал моих вопросов в этом царстве кисельных рек и молочных берегов, в этом кажущемся мире благоденствия. В своих картинах я безжалостно обнажал современность, все ее муки, все разбитые сердца, то, что они называли совместной жизнью. Закрыв глаза, они стремительно неслись за благами, предложенными рекламой, а в это время их дети, их продолжение, затерянное в пустыне, погружалось в миражи ада.

Чего добились мы, обретя мир, в котором каждый стремится вскарабкаться на подмостки, постоянно быть у всех на виду; мир, в котором каждый считает себя властелином? Этот мир питает ненависть Ники. Вернее, он производит ее ненависть. Я часто задавался этим вопросом, подозревая, что жестокость Ники — лишь отголосок иной, скрытой жестокости, прячущейся в сухих листьях, что устилают леса наших комплексов. Ника вела себя так, как будто бы я ее публично раздел, даже хуже, как будто бы я лишил ее девственности на виду у целого мира. Она не могла вынести спектакля придуманного ею самой унижения. Ему она противопоставила спектакль неутомимой мести, она мечтала раздавить меня каблучком, как ядовитую сороконожку.

Однажды я стал свидетелем похорон на острове Гаити. Вдова, окруженная многочисленными чадами и семьей усопшего, рвала на себе волосы, выла от горя и умоляла небеса вернуть ей мужа. Порой она обращалась к тем, кто сгрудился по сторонам дороги, ведущей к кладбищу, вопрошая их о том, что с ней станется. Она показывала на своих сироток. Она молила быть милосердными к детям. Но чем дальше продвигался кортеж, тем сдержаннее становились ее рыдания. В какой-то момент она принялась поносить умершего мужа. Она называла его трусом, бросившим ее в этом котле с бурлящей вокруг жизнью. Она обвиняла его в эгоизме. Ему так хорошо там, где он сейчас находится, не чувствуя ни зноя, ни холода! Она оскорбляла покойника, бросая на гроб самые страшные проклятия. Подлец! Мерзавец! Тряпка! Кретин, не способный обмануть смерть! Забывший собственных детей! Обманувший мои надежды! Предатель! Предатель!

Эта сцена еще долго стояла у меня перед глазами, ведь никто, кроме вдовы, не произнес дурного слова в адрес покойного. И я понял: несчастная женщина ругала не своего почившего мужа, а эту сволочную жизнь, сделавшую ее вдовой. Она не выплескивала накопившееся горе, но выступала против несправедливости, показывая всей Вселенной, что не смирится с судьбой. Она сочувствовала самой себе!

Я вспомнил день, когда Бете потерял свою жену. Запоминающийся день, такая шумиха разгорелась вокруг похорон женщины!

Бете, смешной человечек, прозванный за малый рост «Маленький боб», нашел в себе силы вскарабкаться по общественной лестнице и занять определенное место в этом мире. А ему потребовалось много сил, так как фея-жизнь при рождении не преподнесла ему ни единого подарка. У него не было ни красоты, ни богатства, ни образования, ни прошлого, ни будущего. Лишь две пустых руки, пустых, как беззубый рот! Лишь сноровка пересмешника, упорхнувшего от охотника, да хорошо подвешенный язык! В общем, у него не было ничего!

Значительно раньше, чем его сверстники, он покинул жалкую лачугу своей мамаши и отправился познавать большой мир. Он перебивался случайными заработками, преодолевая неудачу за неудачей. Измерив длину всех улиц в своем городке, он тайно пробрался на корабль, перевозивший бананы, и отправился в Париж, твердо решив проделать еще одну дыру в этом гигантском сыре. И он прогрыз свою дыру, после чего загремел в тюрягу, где открыл для себя бесконечность человеческих душ и характеров. Тюрьма стала его первым университетом, в котором он изучил изнанку человеческих нравов, познакомился с самыми черными мыслями, столкнулся с обманом, трусостью, гордыней и с другими низостями, что таятся в этом крошечном мешке с костями, называемом «человеком». Он встретил также людей блистательного ума, с характерами твердыми, как сталь, обладающими удивительной силой и не признающих ни веру, ни закон. Он понял, что все опирается на силу и тот, у кого нет силы сильных, вынужден страдать или изобретать свою собственную придуманную силу. К концу заключения Бете стал блестящим комедиантом, умеющим посмеяться над собой. Он вышел из тюрьмы без единого франка в кармане, но с кучей идей в голове. Он решил стать артистом и выплеснул в песни весь свой опыт иммигранта и собирателя оскорблений. Немножко негритянского, немного обезьяньего и человек с кокосовых пальм посередине! Он так много страдал, что смог передать (не без доли юмора) все прожитое не только им самим, но и тысячами его братьев и сестер. За довольно короткий срок Бете познал успех, пьянящую власть денег и легкий хмель славы. Взгромоздясь на здоровенные каблуки, как на ходули, он обольщал то высокую блондинку, то стройную рыженькую, то манекенщицу-брюнетку и появлялся с ними в обществе, не задумываясь о том, как забавно выглядит подобная пара. Его наряды, один эксцентричнее другого, помогали создать образ эдакого негритянского царька, разряженного в кусочки радуги. Чем ярче переливались цвета, чем сильнее блестели ткани, чем затейливей был на них рисунок, тем лучше он себя чувствовал. Он струился, как разноцветный флаг на ветру. Он просто купался в многоцветье клетчатых тканей. Его головные уборы, соединившие в себе все культуры мира, неизменно притягивали взгляды прохожих, которых он пронзал жарким взором или окликал повелительным надтреснутым голосом. Окутанный восхищением, любовью, праздником, Бете пребывал в нирване.