Раймон Кено - Упражнения в стиле

• Название: Упражнения в стиле
• Автор: Раймон Кено
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-89091-130-9

УДК 82/89

ББК 84.4 Фр

К35

Перевод с французского

Составление и послесловие

Валерия Кислова

Комментарии

Ирины Волевич, Алины Поповой, Валерия Кислова

Художник

Михаил Занько

Кено, Раймон

Упражнения в стиле: Романы, рассказы и др. /

Пер. с франц.; Послесл. В. Кислова; Комм. И. Волевич, А. Поповой, В. Кислова.

— СПб.: «Симпозиум», 2001. — 618 с.

ISBN 5-89091-130-9

Раймон Кено (1903–1976) — один из крупнейших писателей Франции XX в., творчество которого развивалось под знаком предложенной им глубокой реформы французского языка. В настоящий том вошли программные произведения Кено, созданные после Второй мировой войны: не поддающиеся классификации «Упражнения в стиле» (1947), романы «Зази в метро» (1959) и «Голубые цветочки» (1965), а также рассказы, «Сказка на ваш вкус» и пьеса «Мимоходом».

Раймон Кено принадлежал я числу тех обыкновенных гениев, что умеют с поразительной виртуозностью сочетать в своем творчестве серьезное и несерьезное. Можно считать его великим выдумщиком, неистощимым по части изобретения литературных игр, специалистом по переводу «с французского на джойсовский». А можно — человеком, видевшим свою миссию в глубокой реформе французского языка и посвятившим этому делу всю жизнь. Один из крупнейших авторитетов в области ’патафизики, отец-основатель Цеха Потенциальной Литературы, Кено открыл перед изящной словесностью головокружительные перспективы. И произведения, собранные в этом томе, — лучшее тому свидетельство.

© Издательство «Симпозиум», 2001

© В. Кислов, составление, послесловие, 2001

© И. Волевич, А. Попова, В. Кислов, комментарии, 2001

© А. Миролюбова, перевод, 1988

© И. Волевич, перевод, 1994

© А. Захаревич, В. Кислов, Л. Цывьян, перевод, 2001

© М. Занько, оформление, 2001

® М. Занько & Издательство «Симпозиум»: серия «Ех Libris»,

промышленный образец. Патент РФ № 42170

---

есть наука неудавшаяся, а Солнце продолжает вращаться вокруг Земли. Проблемы, связанные со световыми годами, никогда никого не интересовали, не считая популяризаторов, неисчислимое же, судя по всему, количество звезд не имеет ничего общего с бесконечностью.

Астрономия, наука хилая и хромая, находит приют в учреждениях скабрезной формы, называемых обсерваториями: купол, расколотый на два полушария, между которыми зажат телескоп.

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ЛУНЕ

есть концепт в форме груши.

Таким же образом,

КОНЦЕПТ СОЛНЦА

имеет форму яйца.

Луи-Филипп — король-луна.

Людовик XIV — король-яйцо.

Форму ГРУШИ имеют:

королевство,

Лига Наций,

буржуазия,

Гражданский кодекс,

целостность территорий,

знамя.

Форму ЯЙЦА имеют:

папа римский,

христос,

неизвестный солдат,

крещение,

обрезание,

ватикан.

Война есть концепт в форме ножа для обрезания сигар;

рассвет — в форме черепа (будильник, к примеру, держится на двух берцовых костях);

зонтик — в форме пишущей машинки.

Имеются также концепты в форме консервных банок с сардинами: ребусы, дома, языки мертвые, языки живые.

БЕСПОЛЕЗНО

углубляться еще дальше,

мне достаточно отворить ворота

будущим и зубастым исследователям

(ибо концепт исследования

имеет форму

ЗУБА).

Паника [*] (Перевод В. Кислова)

«Вот ведь веселое занятие, да еще и в Вербное Воскресенье!» — ворчало неопрятное существо женского пола, подбирая собачьи какашки перед входной дверью; потом оно или она поплелось (лась) за тряпкой и водой, чтобы уничтожить последние следы сучьего издевательства. В это время в гостиницу вошел мужчина лет сорока.

— Я по поводу комнаты, — сказал он, вежливо поприветствовав подневольное создание, которое потащилось с докладом к г-же управляющей.

Та, почуяв крупную дичь, уже улыбалась входившему:

— Желаете снять комнату?

— Да, мадам.

— Номер одноместный или двухместный?

— Одноместный. Я один.

— Надолго?

— Не меньше чем на три месяца.

Вот это уже интересно.

— У меня освобождается шестой на втором этаже и тридцатый на третьем.

— Мне нужна очень тихая комната.

— О, месье, у нас здесь очень тихо! Очень тихий район, и очень тихие постояльцы; семья из Бреста — люди очень приличные, монахиня...

— Вы действительно гарантируете спокойствие в вашей гостинице?

— Разумеется, месье.

Она даже усмехнулась, чтобы показать, насколько это очевидно, как будто очевидность смешна.

— Хотите посмотреть шестой и тридцатый?

И она повела его по лабиринту коридоров. Гостиница оказалась допотопным частным пансионом, основанным еще во времена Священного Союза[*].

Из окон тридцатого (их насчитывалось два) можно было видеть двор, утыканный каштанами, на которых весна — по оценкам, поздняя — еще не раздула почки. Посетитель принюхался к легкому запаху плесени, пощупал подушки («перьевые», — отметил он низким голосом), бросил беглый взгляд в сторону туалетной комнаты, потрогал большим и указательным пальцем правой руки нижнюю губу. Он ничего не сказал по поводу комнаты и попросил показать другой номер.

Шестой был еще занят, но освобождался к вечеру. Проживающий в нем постоялец, похоже, потреблял ошеломляющее количество воды «Виттель». И еще одна любопытная особенность: окно в туалете выходило на улицу.

— Если шум машин вас беспокоит, вы можете закрыть дверь в туалет, — сказала хозяйка. — Очень удобно.

Посетитель молча огляделся. Кашлянул, открыл и закрыл окно. Потом пощупал подушки.

— Перьевые, — произнес он.

Хозяйка ничего не ответила, полагая, что подобное заявление оспариванию не подлежит.

— А их можно убрать? — спросил он.

— Убрать?

— Да, эти перья меня смущают. Нельзя ли убрать из моего номера эти подушки?

Г-жа управляющая абсолютно ничего не понимала в происходящем, но дело свое знала хорошо.

— Разумеется, месье. Разумеется, их уберут.

Он еще раз осмотрелся. Внимательно изучил туалет. Вернулся в комнату. И наконец решился:

— Я предпочитаю этот.

— Замечательный номер. Комната тихая, окна выходят во двор. Если будет мешать уличный шум, закройте дверь в туалет, и все. Очень удобно.

— Да, очень хорошо.

— Так вы останетесь на три месяца?

— Не меньше. Надеюсь, вы предоставите мне скидку.

Они продолжали обсуждать этот вопрос, спускаясь по лестнице. А дойдя до кабинета, окончательно договорились. Управляющая грузно опустилась на стул, тот жалобно застонал.

— Попрошу вас заполнить формуляр.

Он проделал это быстро, не задумываясь; видимо, привычка. Платить вперед отказался, предпочитая дождаться следующего дня. И вышел, глубоко раскланявшись с управляющей.

Заполненный формуляр не представлял никакого интереса. Г-жа управляющая присовокупила его к остальным; остаток дня она слушала Радио Тулузы.

Около семи часов постоялец появился снова. При этом он конфузливо улыбался:

— Я передумал. Если это вас не затруднит, я бы предпочел другую комнату, с окнами во двор.

— Вы правы; она, конечно же, поспокойнее.

— Я не хотел бы вас ставить в затруднительное положение.

— Это ничуть меня не затруднит. Сегодня вечером в нее должен был заехать брат полковника, так я дам ему шестой. Ему все равно, на одну-то ночь.

— А какой номер у комнаты, что со стороны двора?

— Тридцатый.

— Тридцатый. Очень хорошо.

— Как войдете, выключатель под зеркалом, справа.

Он поклонился и вышел.

— Эй, перенесите-ка чемодан из шестого в тридцатый.

Неряха горничная поволокла чемодан по запутанным коридорам.

— Ну ваааще, — высказалась она на обратном пути. — Булыжники у него там, что ли...

И отправилась хлебать причитающуюся ей похлебку.

К одиннадцати часам постоялец из тридцатого вернулся. Снял с доски свой ключ и поднялся в номер. Г-жа управляющая посмотрела на него, но ничего особенного не заметила. Она добралась до своей пустой — по причине вдовства — постели; грязнуля горничная докарабкалась до своей мансарды. Гостиница постепенно засыпала: брат полковника, монахиня, семья из Бреста.

* * *

Г-жа управляющая вставала в шесть тридцать; в семь, сидя за письменным столом, она уже читала газету. Этого промежутка времени хватало на ее туалетные надобности, труды по одеванию и весь комплекс мер по приему утренней пищи. В тот самый момент, когда она с дрожащим пенсне на носу смаковала заметку об убийстве консьержки в банях Плезанс, тихое, но все же решительное тук-тук прервало ее чтение. Это был постоялец из тридцатого.

— Здравствуйте, месье, — сказала она, растягивая рот в добротно сделанной улыбке.

— Приношу свои извинения, мадам, я уезжаю.

Рот мадам съехал набок.

— Уезжаете?

— Да, я не могу здесь оставаться.

— Вас беспокоил шум?

— Да нет, было очень тихо, очень тихо.

— Так в чем же дело? Что-то здесь не так. Если что-то случилось, так вы скажите.

— Ничего.

На какую-то секунду его лицо исказилось гримасой, после чего приняло свое обычное выражение.

— Значит, подушки! — воскликнула г-жа управляющая. — Забыли их убрать. Ну конечно же, из вашего номера забыли убрать подушки.

— Нет, мадам, их убрали.

— Тогда не понимаю. Я просто не понимаю. Вы же мне сами сказали, что останетесь на три месяца. И комната очень тихая, ведь так?

— Так. Очень тихая. Но я испытал некое ощущение. Понимаете? А когда испытываешь ощущение...

Он сделал жест, который показался г-же управляющей начисто лишенным какого-либо смысла. В ответ она глупо и неловко улыбнулась.

— Сколько я вам должен? — спросил он.

— Одна ночь, тридцать франков.

Он молча вынул стофранковую купюру, потом забрал сдачу. Г-жа управляющая продолжала на него смотреть. Он повторил жест:

— Понимаете, я не могу остаться. Очень сожалею.

— Я тоже. До свидания, месье.

— Ну, вот...

Он резко подхватил свой чемодан, махнул на прощание шляпой и вышел. Помедлил. Ни одного такси. Он перешел улицу и скрылся за углом.

Замарашка горничная, натирающая мебель, воскликнула: «Ну, этот ваааще!»

— И не такое бывает, — сказала г-жа управляющая.

— Чокнутый какой-то.

— Наверняка психбольной. Даже лучше, что он уехал.

— Булыжники у него были в чемодане, — усмехнулось раболепное существо. — Булыжники!

Отлив таким образом свои размышления в словесную форму, оно или она с еще большим усердием принялось (лась) натирать мебель, выполняя — старательно-бестолково — мудрые распоряжения г-жи управляющей.