Александр Арбеков - Две ипостаси одной странной жизни

• Название: Две ипостаси одной странной жизни
• Автор: Александр Арбеков
• Жанр: Ужасы и Мистика

Настоящее произведение, самое малое по формату, является четвёртым из серии, состоящей из пяти отдельных и независимых друг от друга фантастических романов, связанных между собой только единой идеей и собранных в одно целое под общим названием «Квинтет. Миры». Данная книга имеет не так фантастический, как мистический характер. Автор пытается отразить в ней сложную тему творчества, духовных переживаний на фоне приземлённых и жестоких реалий. Вроде бы этот роман совершенно не похож на предыдущие, но он родственен им по духу и смыслу. Миры не обязательно должны отличаться друг от друга из-за несовпадения времени и пространства. Всё едино во Вселенной, всё взаимосвязано, и как ранее неоднократно утверждал автор, миры внутри нас, а не вовне. Но самое главное в другом. Кто знает, переборет ли человека ангел или бес? Да, и самое важное! Этот роман как всегда и прежде всего о любви.

---

— А ты, Создатель, однако, не лишён эмоций? — ухмыльнулся я.

— Эмоций лишены только покойники, — в ответ тонко усмехнулся Творец. — Ты же эту мысль неоднократно высказывал ранее в своих несомненно гениальных книгах!?

— Да сколько же надо мною можно издеваться!? — возмутился я. — Да, я полный бездарь, графоман, идиот, и параноик! Доволен?!

— Если человек воистину талантлив, то над ним можно издеваться до бесконечности.

— А если человек бездарен?

— В этом случае издевательство над ним теряет всякий смысл. Очень скучно и крайне неинтересно. А то, что неинтересно и скучно, как правило, заканчивается чрезвычайно глупо, смешно или печально. До встречи, мой юный друг…

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Счастье умудряет сердце.

Кит.

Я играл самозабвенно, истово и вдохновенно. Мои пальцы порхали по клавишам, как невесомые и волшебные мотыльки, но были эти мотыльки довольно могучими, свирепыми, страстными, и очень грозными. Музыка и только музыка жила в моей душе, заставляла учащённо биться сердце, кровь стремительно струилась по жилам, адреналин заполнял и переполнял меня, всё моё естество и всю мою сущность. О, это удивительное ощущение истинного экстаза! О, это непередаваемое словами наслаждение, которое ни с чем не сравнимо! Прав был Господь Бог наш! Творчество, несомненно, выше любой страсти. Но, следует признать, конечно же, что оно всё-таки не выше любви. А может быть и выше. Кто его знает… Страсть — это предвестница и подруга любви. Нет-нет! Страсть — её суть. Она подобна так обожаемой мною юной девочке-весне. Но любовь, увы, не вечна. Любовь — это страсть, которая в определённый момент бытия вдруг очень сильно и быстро стареет, безнадёжно увядает, куда-то уходит, или просто умирает на твоих руках. А вслед за нею через некоторое время умирает и любовь. Примерно так… И вообще. Кто-то когда-то сказал, что без страсти нет гениальности, и что великие таланты — продукты болезненной страсти. Согласен с этими утверждениями полностью.

Эти совершенно сумбурные и вакханальные мысли метались в моей раскалённой голове, переплетаясь с вдохновением и экстазом, царящими в душе. Я играл, играл и играл, не обращая никакого внимания на ноты, которых не знал. Я также не обращал внимания на зал и на себя самого. Я улетал в какие-то иные миры и пространства, парил и царил в них безраздельно, невесомо с лучезарной и благостной улыбкой на устах. Я наслаждался ощущением вечного, нескончаемого, немыслимого, и безбрежного блаженства, даруемого музыкой. Боже, как хорошо! Как всё замечательно, обворожительно и неповторимо! Как удивительна, восхитительна и превосходна жизнь, если ты талантлив! Суть не в деньгах, не в славе, не в успехе. Суть именно в таланте! Суть в ощущении и осознании его! Суть в творчестве! Суть в понимании того, что все вокруг полные бездари, серые, скучные и убогие существа в отличие от тебя, которые совершенно не достойны быть рядом с тобой и даже дышать с тобой одним воздухом! Бездарями полнится этот мир. Он ими переполнен и загружен под завязку. Увы, увы… Но ведь именно на их фоне так блистательно сияет талант, так неистово и мощно взрывает скучную обыденность гений!

Я всё играл, играл и играл, и смело уносился в такие магические, заоблачные, потусторонние и мистические дали, из которых почти не было возврата на эту грешную землю. Но всё, увы, рано или поздно подходит к концу. Жаль, очень жаль. Серая и суровая твердь, породившая тебя, всё-таки всегда ждёт возвращения своего блудного сына, любимца небес, и ты вынужден каждый раз после полёта опускаться вниз, и от этого никуда не денешься. Таков один из основополагающих законов бытия.

Я ударил пальцем по последней клавише, ощутил сладостную и неповторимую тягучесть, завершённость, отточенную и полную законченность звука, а потом в зале началось такое! Раздался шквальный гром аплодисментов. Мужчины неистово орали, а женщины визжали и рвали на себе платья, бились в экстазе и в истерике. Цветы не преподносились, а летели на сцену со всех сторон. Я, весь мокрый, обессиленный, выжатый, как лимон, попытался встать из-за рояля и пойти на поклоны, но у меня сие действо с первого раза не получилось. Ко мне подбежали два телохранителя, заботливо подняли со стула, отнесли за кулисы, бережно положили на диван и почтительно замерли около меня, подозрительно осматривая всё прилегающее к нам пространство в ожидании появления экзальтированных поклонниц, не менее экзальтированных поклонников или даже кровожадных террористов, а то и злобных похитителей-вымогателей.

Ко мне подошла Наталья, ну, та самая женщина, которой на самом деле вроде бы и не было, и не существовало на этом свете. Она заботливо промокнула моё мокрое и воспалённое чело белоснежным полотенцем и ласково произнесла:

— Любовь моя, ну зачем ты так перенапрягаешься? Силы твои отнюдь не безграничны и не бесконечны. Береги их, пожалуйста. Не забывай о своей болезни.

— Не следует мне об этом напоминать! — раздражённо буркнул я.

— Ну а кто тебе ещё об этом напомнит? — печально произнесла женщина. — Повторяю, не перенапрягайся.

— Если тебе дан талант, — решительно возразил я, — то проявлять его следует до последней капли крови и до последнего нейрона в твоей голове, иначе теряется весь смысл творчества и бытия.

— Спорный вопрос.

— Чёрт с ним, с этим вопросом, не хочу с тобой спорить здесь и сейчас, — устало произнёс я и ласково улыбнулся, нежно прикоснувшись к руке женщины.

— Пусть всё-таки кровь течёт по твоим жилам так, чтобы не подвергать опасности сердце и мозг, а нервные клетки пускай сохраняются и успешно восстанавливаются, — весело рассмеялась Наталья.

— С этим пожеланием я полностью согласен.

— Ну, а вообще, сегодня ты был великолепен и неподражаем. Собственно, как и вчера и позавчера. Но всё-таки, пожалуйста, береги себя.

— Спасибо за комплимент, — я снова поцеловал руку женщины. — Какие планы на вечер, вернее, на ночь?

— Какие планы? — усмехнулась Наталья. — Встречусь с парой любовников. Потрахаюсь с ними. Напьюсь, а то и уколюсь. Покурю марихуану. Нюхну кокаина. Ну, и так далее, и тому подобное.

— Ты в своём репертуаре, моя любимая девочка! — восхитился я.

— Репертуар мой неизменен, пока ты рядом со мною, мой любимый мальчик, — улыбнулась Наталья.

— Браво! — снова легко рассмеялся я. — Приглашаю тебя на ужин.

— И где мы будем ужинать?

— Есть тут неподалёку один очень неплохой ресторанчик.

— И что он собою представляет?

— Заведение в мексиканском стиле.

— Фу, я не люблю острую кухню!

— А текила? Самая настоящая. К тому же её изготовили в Мексике, в стране, где ненавидят англосаксов в общем и америкосов в частности. Я сам такой. У, суки, это же надо! Гады! Отняли у бедных мексиканцев такой кусок территории! Я очень сильно возмущён! Ничего, всё равно мы её рано или поздно вернём!

— Ну, не будем о политике. Вернёмся к теме текилы, — ласково сказала Наташа.

— Если не говорить о политике, то она приговорит тебя! Ну ладно, так что ты хотела сказать о текиле?

— Да, настоящая текила очень многого стоит, — улыбнулась женщина. — Ах, какой у неё изысканный и специфический вкус! А аромат? Полный восторг! А как она идёт под солёный лимончик!

— Ну, и я о том же! А остроту блюд мы уменьшим, это вполне в моих силах. Шеф-повар — мой приятель и истовый поклонник.

Через пол часа мы сидели в ресторане на открытой террасе, любовались тихим, как всегда безбрежным и ласковым ночным морем, которое мерно и тяжело колыхалось перед нами, вернее, под нами.

— Хочешь, я прочитаю моё любимое стихотворение Михаила Юрьевича Лермонтова? — вдруг спросила Наташа, как-то странно, тягуче и испытующе посмотрев на меня.

— Жажду его услышать, — нахмурился я.

— А почему ты нахмурился?

— Чувствую, что стихотворение не будет оптимистическим. Лермонтов был ещё тем мизантропом и пессимистом.

— Да, ты прав.

— Ты знаешь, в моём состоянии не хватало мне только всяких стихов великого поэта, которые в большинстве своём являются крайне пессимистическими, — помрачнел я.

— И какое у тебя состояние? — тоже помрачнела Наталья.

— Три миллиона долларов.

— Да я не о том! Идиот! Придурок! Зачем надо мною издеваться?!

— Прости. Душевное и физическое состояние у меня, честно говоря, хреновое. Балансирую на самой грани, на острие бритвы. Быть иль не быть!? Вот в чём вопрос!

— Ну, судя по твоему внешнему виду, и как ты яростно играл сегодня…

— Эти впечатления крайне обманчивы и неверны, — скорбно произнёс я. — Держусь только на уколах, таблетках и всяких процедурах.

— Что!?

— Да, на них, — печально произнёс я. — Скоро помру. Увы. Чему быть, того не миновать.

— Ты уверен?