Александр Арбеков - Две ипостаси одной странной жизни

• Название: Две ипостаси одной странной жизни
• Автор: Александр Арбеков
• Жанр: Ужасы и Мистика

Настоящее произведение, самое малое по формату, является четвёртым из серии, состоящей из пяти отдельных и независимых друг от друга фантастических романов, связанных между собой только единой идеей и собранных в одно целое под общим названием «Квинтет. Миры». Данная книга имеет не так фантастический, как мистический характер. Автор пытается отразить в ней сложную тему творчества, духовных переживаний на фоне приземлённых и жестоких реалий. Вроде бы этот роман совершенно не похож на предыдущие, но он родственен им по духу и смыслу. Миры не обязательно должны отличаться друг от друга из-за несовпадения времени и пространства. Всё едино во Вселенной, всё взаимосвязано, и как ранее неоднократно утверждал автор, миры внутри нас, а не вовне. Но самое главное в другом. Кто знает, переборет ли человека ангел или бес? Да, и самое важное! Этот роман как всегда и прежде всего о любви.

---

— Ну, вы точно не нанаец, а тем более, явно не якут и не монгол, а тем более не китаец, и не перс, — тактично хмыкнул Аристарх. — Может быть, всё-таки вы татарин или осетин? Ну, дикие теории о всяких там нанайцах, монголах, персах, китайцах и якутах ликвидируем раз и навсегда.

— А почему я не могу быть якутом? Всё время неудержимо тянет меня к печальным, холодным и томным снегам, под которыми таится вожделённый ягель, да и без северного сияния, и без белых медведей, и без оленей, и без голубоглазых лаек мне как-то очень скучно и крайне дискомфортно жить на этом свете.

— Ничего себе! А что, в Якутии есть белые медведи? Ты уверен? — изумился Аристарх. — Они вроде бы бродят по каким-то заброшенным арктическим льдам, ну, или по побережью Ледовитого океана.

— Чёрт его знает… — задумался я. — А, вообще-то, в Якутии есть всё, и даже алмазы и золото!

— Ну, по поводу белых медведей в Якутии я всё-таки не совсем и не до конца уверен.

— Да чёрт с ними, с этими медведями! Чего это вы к ним прицепились?! Вернёмся к самим якутам, а вернее к якуткам. Так вот. Юные и развратные якутские девственницы меня всё время манят и призывно зовут к себе в бесконечных эротических снах…

— Боже мой, ну о чём это вы?!

— Всё о том самом! — нахмурился я. — Представляете обнажённую и прелестную якутскую девственницу на северном олене в разгар полярного лета?! Какая неземная, непреодолимая и непередаваемая красота!

— Так, следует поменять тему разговора!

— Меняйте!

— А кем вы были до знакомства со мною? — живо поинтересовался мой собеседник. — Ну, я не об адвокатской деятельности и не о поэзии, и не о писательстве.

— Я, кстати, некоторое время являлся следователем по особо важным делам, и даже заместителем прокурора, а некоторое время был им!

— Не может быть!

— Всё может быть в этом мире! — нахмурился я. — Всё может быть! Всё было! И питие водки из трёх или пяти литровых ёмкостей от заката и до рассвета. И ночные клубы, и казино, и сауны, и катера, и пароходы, и самые изысканные рестораны, и боулинги, и купание в озере зимой с решительным пробитием льда, и шикарные длинноногие и густоволосые бабы, обрабатывающие в саунах мой вялый член, который покоился на почти мёртвом теле, и моя любимая женщина, танцующая на столах в ночных клубах, и мой друг, в пять утра поющий песню под названием «Натали»! Всё было!

— Как!?

— Что, как?!

— Боже! «Натали!».

— «Натали! Утоли мои печали, Натали!». А моему другу, и женщинам, которые присутствовали рядом с нами, и мне, почти мёртвому, восторженно подпевали директор ресторана, пятеро громил, три официантки и пара десятков припозднившихся посетителей!

— Боже мой! — задрожал Аристарх. — О, Натали!

— Да, да! «Натали! Утоли мои печали, Натали!». О, скольких женщин, недостойным которых я был, трахал я под эту песню! — тяжело и безнадёжно задумался я. — Имелась у меня одна очень любимая баба… Вернее, их было три. Эх! А как я обожаю другую песню… «Я хочу быть с тобой!». А ещё — «Опять метель!». Сколько воспоминаний! Но больше всего мне по душе одна единственная песня.

— И что за песня такая?

— Ну, про небо Лондона. Земфира, — заплакал я. — «Мне приснилось небо Лондона…». Ненавижу англосаксов, но сына своего люблю и очень по нему скучаю. Хотя он тоже стал англосаксом. Вот так… Парадокс! Бред какой-то! Нонсенс!

— Ну, не волнуйся ты так! Русская душа — это русская душа! Она навеки! Ну, какой из твоего сына англосакс?! Всё вернётся на круги своя и к самым прозрачным и чистым истокам!

— Ты уверен?

— Полностью и бесповоротно!

— Ладно, вернёмся к теме дня.

— Какова она?

— Я о своей прошлой жизни.

— Ах, да…

— Помню какое-то очередное ночное заведение, в котором танцевала стриптиз моя бывшая и довольно очаровательная подруга, которую я непонятно почему и зачем бросил. Или она меня бросила… Она подошла ко мне уже без лифчика, показала на узенькие и кружевные трусики и сказала: «Господин хороший, дай денег». Ты не представляешь, как мне было стыдно и горько, и обидно! Горе мне, о, горе!

— Ну, и чем же закончился этот эпизод твоей жизни? — заинтересовался мой товарищ.

— Денег я ей не дал.

— Почему?

— Да потому что они к этому сакральному моменту закончились! — почти зарыдал я.

— Так, успокойся, — пробормотал Аристарх. — Не так всё безнадёжно. Сменим тему. Ты, кстати, дошёл до этой своей чёртовой и легендарной онкологической клиники? Что с диагнозом?

— Диагноз очевиден и ясен. Увы…

— Почему такой пессимизм? Так ты дошёл, наконец, до этой долбанной клиники или нет?

— Чувствую я то, что не чувствуют, не ощущают и не понимают многие другие люди. Интуиция, мой друг… Конец близок, увы. Ну, а вообще-то, до клиники я до сих пор так и не дошёл.

— Так, хорошо… Но, может быть не всё потеряно? Давай, завтра мы вместе зайдём в эту твою чёртову клинику и немного побродим где-нибудь по подвалу, а потом, на следующий день достигнем мистического места на первом этаже и подойдём к этой… Как она там называется…

Чёрт возьми!

— Ты о чём?

— Регистратура, да! А потом возьмём в ней какой-нибудь талон и на пятый или на десятый день попадём к тому самому заветному врачу, или, вернее, к судье, который вынесет тебе вердикт.

— О, я могу гулять и веселиться ещё целых пять, или десять дней?! — оживился я.

— Ну, конечно!

— О, как славно!

— Но, смею заметить, наш главный вопрос остаётся открытым.

— Какой?

— Наталья…

— Слушай, ну мы же его почти закрыли. Давай деньги, и не будет в этом мире единственного свидетеля! Я не об убийстве!

— А где гарантии?

— Твоя главная гарантия перед тобой! А все иные второстепенные гарантии гроша ломанного не стоят! Принимай же окончательное решение! Ну, что за немощное дрожание и трепыхание разума?!

— Всё! По рукам!

— Ну и славно, — грустно произнёс я и вздохнул. — Деньги когда будут?

— Сегодня или завтра, — в ответ очень тяжело вздохнул Аристарх. — А что такое ты хотел мне прочитать недавно?

— Что?

— Ну, ты хотел что-то мне прочитать. Как его зовут, этого очередного мусульманского гения?

— А что ты против них, гениев, имеешь?! Гений, он может быть гением и мусульманским, и православным, и католическим, и протестантским, и ещё каким-нибудь! Гений, он и в Гренландии, и на острове Пасхи гений! Он может быть и немецким, и еврейским, и французским, и итальянским, и швейцарским, и украинским, и даже русским гением!

— Чего ты так разгорячился? Вернёмся к твоему арабскому другу.

— Он мне не друг.

— Почему?

— Потому, что он умер, к сожалению, очень давно, и я, увы, не смог испытать радость от общения и знакомства с ним, с его творчеством и насладиться в полной мере его интеллектом и сакральной духовностью, — тяжело вздохнул я, заглотнул очередную рюмку водки и снова прослезился.

— Жаль… Но изъясняешься ты очень изысканно и тонко. Что значит — бывший поэт.

— Поэты не бывают бывшими! — возмутился я. — Сколько можно повторять эту истину!?

— Хорошо, хорошо. Не волнуйся ты так! Я готов выслушать творение этого, как его…

— И так… Абу Нувас. Арабский поэт.

— Внимательно слушаю.

«У одних — пиры, забавы,
До утра хмельное зелье.
У других — заботы, беды,
Ни покоя, ни веселья.

У одних — еда в избытке,
Помогает им Всевышний.
У других, забытым Богом,
Даже нет лепёшки лишней.

У одних любые сразу
Исполняются желанья.
У других — уйдёт удача,
И напрасны ожиданья…».

— Прекрасные и мудрые стихи, — через некоторое время мрачно произнёс Аристарх. — Ну, однако, как же ты приободрил и меня и самого себя.

— Да, я понимаю, что всё не так и не ко времени, но хочу перед тобой кое в чём признаться.

— В чём же?

— Ну…

— Давай отложим твоё признание на завтра? Не порть мне великолепного настроения, которое обуревает меня в сию минуту!

— Хорошо, хорошо!

— Хорошо то, что действительно хорошо!

— Замечательно сказано. А в эту чёртову больницу когда мы попадём?

— Послезавтра.

— Боже, история повторяется!

— Ну, а как ты хотел!? — возмутился Аристарх. — История на то она и история, что бы вечно и бесконечно повторяться и воплощаться во всё новых и новых обличиях и ипостасях! Всякие там маскарадные маски, — это всего лишь на пару-тройку дней, а потом нас и других людей, увы, ждёт реальная и суровая действительность, которая на годы и на века!

— Ты бывал в Венеции?

— Да, был. Сырой и скучный город.

— Да, ты прав. Он мне тоже не понравился. Но вермут был хорош. Ну, вернее, мартини.

— Я пил там изысканное сухое вино.