Александр Арбеков - О, Путник!

• Название: О, Путник!
• Автор: Александр Арбеков
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Этот эпический фантастический роман, состоящий из трёх книг, предваряет собой целую серию романов под общим названием «Квинтет. Миры». В неё так же включены романы «Баллада о диване», «Девушка, которая, якобы, не умела любить», «Две ипостаси одной странной жизни» и «Призрак и Леший». Все эти произведения объединены общей идеей, которая заключается в том, что всё вокруг нас, как говорил один умный человек, кажется нам таким, каким оно не является на самом деле. Душа человеческая так же велика и загадочна, как и Космос, а может быть и больше, чем он. Всё в этом мире, вроде бы простом и прозаичном на первый взгляд, скрыто под мистической и загадочной вуалью. Приподними всего лишь её краешек и перед тобою откроются бесконечные и неведомые ранее пространства, полнящиеся тайнами, загадками и гипнотически притягивающие к себе так, что уже невозможно будет не сорвать решительно и бесповоротно вуаль, дабы познать всё скрытое под ней до конца. И так. Настоящий роман, предлагаемый вашему уважаемому вниманию, обо всём. О Земле и о Вселенной. О жестоких и кровавых битвах на тверди и в небе. О стремлении к познанию, о мужестве, о пороках, о трусости, о чести, о долге и совести. Он полон приключений, тайн, необычных поворотов сюжета и, конечно же, он в первую очередь о великой и всепобеждающей любви на фоне грандиозных и невероятных событий. Конец романа очень неожидан. Да, и ещё два момента… Во-первых, автор романа на его страницах неоднократно беседует с Богом в дружеской обстановке. Это несколько необычно, но почему бы и нет? Во-вторых, автор претендует на некоторую философичность своего творения. Прав он или не прав, судить вам.

---

Волны разочарованно и неохотно покидали истерзанную плоть пляжа и, крутясь в гигантском подводном круговороте, опять смешивались с глубинными слоями воды, теряли свою индивидуальность и забывали о существовании некогда желанной и не раз познанной суши.

Всё обозримое пространство вокруг меня было наполнено и переполнено свинцом, насыщено и перенасыщено мрачным томлением и глубоко скрытым, но крайне напряжённым беспокойством. Рыбачьи лодки и суда в предчувствии приближающегося шторма уже давно поспешно укрылись в бухте, расположенной недалеко от того места, где я находился.

ПОЭТ неслышно и незаметно подошёл сзади, задумчиво продекламировал:

О, когда б ему показать
Рыбаков далёкого Осима:
Как их рукава влажны.
Но морская вода бесцветна,
Не окрашена кровью слёз.

— Имбумонъин-но-Тайфу, придворная дама, талантливая поэтесса… Вздорная женщина. Собственно, все эти существа вздорны, — задумчиво улыбнулся я. — А ведь мы с вами находимся сейчас прямо напротив маленького рыбацкого острова Осима. Где-то там он скрывается, — в этой серой, утренней, туманной пелене. Живёт своей долгой, тихой и однообразной жизнью и наплевать ему на всю Вселенную и кипящие в ней страсти. Кстати, давно хотел на нём побывать.

— Сир, а что мы вообще делаем в Японии? — тоскливо произнёс ПОЭТ. — Бродим уже целую неделю по этим мрачным и холодном местам, созерцаем море и скалы, цедим из напёрстков тёплое и мерзкое сакэ, едим палочками бесконечный рис, от которого меня уже тошнит и воротит, поглощаем противную сырую рыбу и полу сырых моллюсков. Я похудел на целых пять килограмм! Хочу большой кусок жаренной сочной телятины, да соответствующий соус к ней, да рассыпчатой картошечки на сливочном масле, да стакан Звизгуна с инеем, да солёного сала с чёрным хлебом и с горчицей, да бочковых солёных помидоров, или огурцов, а ещё лучше груздей на закуску! Не могу так больше! Хоть убейте! Чувствую, что погибну я на этом чёртовом острове от физического и умственного истощения во цвете лет!

— Вы забыли про квашеную капусту и жирную, пряную малосольную селёдочку. И насчёт стакана Звизгуна вы не правы. Литровая ёмкость для двух крепких Бессмертных парней под такую погоду и под неторопливую беседу, — это то, что надо!

— Вот, вот, Сир, полностью с Вами согласен! — оживился ПОЭТ. — И, вообще, не переместиться ли нам ближе к югу? Чего мы тут ищем, чего ждём, что забыли на этом промозглом и сером острове, как его…

— Хоккайдо…

— Да, да, Сир… Хоккайдо… — поморщился ПОЭТ. — От одного только этого названия разит холодом и сыростью. Давайте рванём на Окинаву! На тамошних островах имеются такие уютные и райские места.

— Рванём, Барон, обязательно рванём, — улыбнулся я. — У меня там запланирована встреча с Учителем ТОСИНАРИ. Как он любил говорить: «Ожидание встречи подчас важнее и приятнее самой встречи».

— Прекрасно сказано, Сир! Внесено в анналы!

— Я с Учителем полностью согласен. Предчувствие любви подчас сладостнее самой любви, — печально произнёс я. — И знаете, почему?

— Догадываюсь, Сир.

— Ну-ка, поделитесь со мной своей догадкой.

— Сир, предчувствие чего-то важного и хорошего, если оно, конечно, нас не обманывает, заканчивается обретением этих желанных искомых сущностей. Потом мы живём ими, горим, наслаждаемся, радуемся и переполняемся. Но у переполненного или перегретого сосуда всегда срывает крышку и значительная часть жидкости или выливается наружу, или в виде пара устремляется вверх, прочь из стесняющего его пространства, — усмехнулся ПОЭТ.

— Прекрасно сказано! Да, ожидание любви всё-таки рано или поздно заканчивается страстной любовью, но она чаще всего неизбежно заканчивается привыканием, охлаждением чувств, равнодушием, стремлением к спасительной разлуке. Но есть исключения. Правда, встречаются они чрезвычайно редко. Очень жаль…

Мы помолчали, созерцая величественную и бесконечную поверхность океана. Волнение на нём с каждой минутой всё более усиливалось, волны бились о скалы уже не лениво, а решительно и мощно, обдавая нас при каждом ударе градом брызг.

— Ваше Величество, пора покинуть сие благословенное место, — осторожно произнёс ПОЭТ.

— Барон, а вы знаете истинную подоплёку моего поведения? — я исподлобья и печально посмотрел на спутника. — Мы же не просто так торчим на этом чёртовом и мрачном острове. Это отнюдь не моя очередная причуда.

— Сир, я подозреваю, каковы мотивы Вашего поведения, но не смею касаться темы, которой касаться не следует, ибо те, кто коснулся её, обычно плохо кончают. Так сказать: «И те далече…».

— Да, вы стали довольно осторожным и опытным царедворцем, — саркастически улыбнулся я. — Вы правы, всё дело в ИСЭ. Я пока ещё не готов ко встрече с нею, понимаете? Это не слабость, не малодушие, не трусость. Это нечто другое. Мой дух пока ещё не достиг того сакрального состояния, за которым следует осознание главных, глубинных истин. Достижение гармонии с миром и с самим собой требует определённого времени. И вообще, куда нам торопиться? Ведь мы с вами Бессмертны. Впереди, однако, вечность, друг мой!

— Сир, а если я сойду здесь с ума?! На хрен, извините, мне тогда вечность!? — поморщился мой спутник.

— Не сойдёте, — рассмеялся я. — Во-первых, я обещаю вам, что мы отныне будем пить не только саке и есть этот чёртовый рис. Во-вторых, я скоро действительно махну на Окинаву, а вам предоставлю отпуск. Но до этого дух мой должен быть просветлён!!!

— Сир, и когда же соответствующее состояние Вашего духа будет, наконец, достигнуто? — живо поинтересовался ПОЭТ.

— Тогда, когда я, наконец, пойму смысл! — печально ответил я.

— Извините, Ваше Величество, за дерзость, но Вы просто-напросто тянете время! Всего лишь…, — нервно произнёс ПОЭТ. — И осмелюсь заметить, что мы-то с Вами, конечно, Бессмертны, а вот некая дама — нет!

— Да, вы правы, мой друг, — я грустно посмотрел в серую туманную даль. — Это угнетает меня больше всего. Вечность не знает компромиссов. Вы понимаете меня?

— Понимаю, Сир, — мой спутник безнадёжно махнул рукой и мрачно глянул в тяжёлое свинцовое небо.

— Как у вас обстоят дела с МАРКИЗОЙ?

— Никак, Сир…

— Ясно…

— Ничего Вам не ясно, Ваше Величество! — горестно и с надрывом воскликнул ПОЭТ и подставил своё, вдруг запылавшее лицо, под ледяные брызги бушующего моря. — Как можно понять то, что понять невозможно! В любви можно предполагать, сомневаться, предчувствовать или долго гадать, но не более того! Невозможно объяснить или познать иррациональное! Любовь, любовь… Это область, где царствует Его Величество БЕЗУМИЕ, и ничего более! Сидит это существо на великолепном и сияющем троне, вечно пьяное, полное радости и восторга, преисполненное чувством глубокой гармонии с собой и со всем миром, и думает, что будет владеть им и править вечно. А в один прекрасный день вдруг с утра не удаётся ему опохмелиться, представляете такую неожиданную ситуацию? И длится это состояние до вечера и всю последующую ночь. И вот, когда на следующее серое и сумеречное утро трон оказывается пустым, то знайте, что любви больше нет! Остаются с вами, или с Вашей спутницей, или с вами обоими убогие, хромоногие, кособокие и дебильные отпрыски: усталость, привычка, мудрое равнодушие, терпение, скучное взаимопонимание, благодарность, тягостное взаимоуважение, взаимопомощь, память о прошедших годах, жалость и сочувствие! Тьфу! Тьфу!!!

Океан разбушевался не на шутку. Тяжёлый веер брызг, рождённый мощной и холодной волной, вдруг безжалостно окатил нас, остудив пылающие лица и кипящие мозги.

— Да, Барон, как лихо закрутили вы, однако! Эх, МАРКИЗА, МАРКИЗА… Чёрт с ними, с бабами! — весело и беспечно заорал я, и мой голос с трудом прорывался сквозь грохот прибоя. — Предлагаю партию в бильярд или в покер! Напьёмся сегодня, а!? Барон, прошу вас, сгоняйте в Анклав за Звизгуном и всем остальным, передайте привет ТРАКТИРЩИКУ! Жду вас на нашем обычном месте, — в баре!

— Хорошо, Сир, скоро буду! — весело ответил Глорианин.

Бар «Одинокий трепанг» располагался в центре небольшого городка, на первом этаже гостиницы, где мы с ПОЭТОМ нашли себе временное, но довольно уютное пристанище. Мы сняли двухместный «Люкс», расположенный на втором этаже довольно большого по здешним меркам здания туристического комплекса.

Как уверял нас его хозяин, во время сезона он не знает отбоя от приезжих гостей. Особых достопримечательностей на полуострове Осима не наблюдалось, однако эти места манили туристов дикой, почти не тронутой природой, и хорошо организованной рыбной ловлей. Упомянутый мною бар соседствовал с вполне приличным рестораном, в котором посетителям предлагался довольно широкий выбор как японских, так и китайских, и корейских, и европейский национальных блюд.