Михаил Жигжитов - Повести

• Название: Повести
• Автор: Михаил Жигжитов
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1986

Повести бурятского прозаика рассказывают о жизни таежников-промысловиков. Со страниц произведений встают яркие, самобытные характеры людей отважных и мудрых.

Автор поднимает важные нравственные проблемы, показывая нелегкий путь обретения человеком своей судьбы.

---

«Черт рыжий, больше никогда с тобой не поеду… Злюка, шипит, как змея», — ругал про себя Кеху мальчик.

Где-то внизу внезапно раздался страшный грохот. Иннокентий, бледный, с выпученными глазами, очутился рядом с Андрейкой:

— Паря… а… паря… чуть не оборвался… а… обвал… Слышь, обвал! — Он бегом спустился вниз, Андрейка кинулся за ним, запнулся и кубарем скатился к пещере.

Под скалой образовалась снежная гора, Иннокентий обежал кругом и вернулся уже успокоенный:

— Я спужался, думал, мужик там, тогда бы ему капут, а он, видно, успел уйти раньше. Вишь, какие бывают счастливчики, — как-то чересчур возбужденно говорил Кеха.

— Вот и хорошо, дядя Кеша, а то ты уже начал заикаться на скале-то.

— А што, поневоле будешь заикой, спужался-то как, дело-то сурьезное, убийство могли пришить запросто. В милицию затаскали бы нас с тобой обоих.

— Но-о?!

— Вот те и но-о! А ты как думал? Слышь, никому ни слова!

— Ладно.

Настоявшись на морозе, Самбу обратный путь бежит крупной рысью.

Кто же ходил по следам? Был в этой дыре, где Кеха прячет свое мясо. «Я хищничаю, а твой батя мне помогает. Попадусь в милицию, обоим капут…» — вспомнил слова Иннокентия. «И зачем отец связался с этим», — Андрейка с неприязнью посмотрел на Кеху.

— Вот и Баян-Ула, надо в ларек забежать, — услышал Андрейка и оторвался от своих мыслей.

Кеха бросил Андрейке вожжи и побежал к крохотному домику.

«Опять пить будут, — подумал Андрейка, увидев в руках Кехи две поллитровки, — надоели с этой водкой».

Чимита подоила свою Эрен, снова подогрела обед и села у окна. Где же Оська-то задержался? Ушел на полдня… Не случилась ли беда?

Не сидится. Принесла еще дров, бесцельно походила по избе. Стало совсем тоскливо, будто кто-то тяжелой рукой давит на грудь и плечи. А сердце-то стало совсем дрянь, ноет и ноет. Надо сходить к соседям, на людях-то, может, полегчает.

Дверь подперла коромыслом и направилась к воротцам. Сидевшая на привязи лайка загремела цепью и жалобно заскулила.

— Ой, Тумурка, прости старую, она, кажись, совсем рехнулась, — проворчала Чимита и вынесла из кладовки большого налима. Разрубила на куски и кинула в Тумуркино корыто.

— Ешь, Тумурка, на здоровье… а вот хозяин-то твой голодом бедует. Ох, беда, беда!

В ограде соседа стоит вспотевший бригадный гнедко Самбу.

«Куда-то ездили ихний тала с Андрейкой. Уехали утром, а вернулись только что. У мужиков-то много путей-дорог», — думает Чимита, а у самой перед глазами темно-медное лицо Осипа, усы и бородка в сосульках, измученные печальные глаза под изношенной ондатровой шапчонкой.

— Дьявол побери, чуть под обвал не угодил, — услышала Чимита.

Из дома доносился смех. Только открыла дверь, в нос ударило винным перегаром и свежим звериным мясом. — Амар сайн, добрые люди.

— Мэндэ, тетка Чимита. Садись отведать свежинки, — соскочил со стула хозяин.

— Спасибо, Буин, не могу.

— Садись, садись за стол, хошь чайку выпей, — приветливо приглашает хозяйка.

— Спасибо, Ханда. Пришла спросить, не встречали ли моего старика. Ушел на денек, а уж вторые сутки где-то пропадает.

— Э, суседка, не печалься, сама знаешь — дело таежное, — успокаивает Буин.

Сидевший за столом Андрейка вскочил на ноги.

— Бабка Чимита, а на одном унте Осип-бабая заплата пришита? На носке…

— А ты, сынок, где видел?

— Там, у скалы, где… обвалился снег.

Андрейке стало совсем худо, когда он увидел, как побледнела бабка Чимита, а Кеха, сделав страшные глаза, ввязался в разговор:

— Ой-ой, Андрюха, не тумань-ка бабке мозги! Ты, бабка Чимита, не слухай его, следы-то эвон у ущелья Семи Волков свернули с дороги в марник.

— Нет, нет, я видел следы у скалы…

— Куда вы с Кехой-то ездили? — спросил Буин, — Да там же ведь пещера Покойников.

— Это тот Чум Покойников, про который Осип-бабай нам рассказывал?

— Он и есть.

Андрейка выскочил из-за стола. Он почуял что-то неладное. «А может, Осип-бабай под обвал попал? Может, его нарочно?» — пронеслись тревожные мысли.

— Я, бабка Чимита, знаю прямую чумницу, на лыжах вмиг сбегаю, — выпалил он, надев куртку и нахлобучивая шапку.

— Может, не надо, сынок? Может, сам…

— Знамо дело, сам придет, не дитя, а охотник. Тебе бы только бегать. Ты, братуха Буин, заставляй-ка побольше Андрюху книжки читать да уроки повторять, не то все перезабудет, — вмешался Кеха.

Но Андрейка, никого не слушая, выскочил во двор.

Уже завечерело, когда Андрейка добежал до Чума Покойников. Мальчику было страшновато от угрюмого вида скалы и темного зева таинственной пещеры, о которой он наслышался немало таких жутких легенд… Ему казалось, что пещера ощерилась своим беззубым ртом и собирается проглотить Андрейку вместе с его дробовиком и лыжами. Но мальчик выстоял, потом шагнул мимо пещеры к куче снега. Ухожих следов не было. Зачем же дядя Кеха соврал, что ушел человек? А может быть… Андрейку озарила страшная догадка и он, не помня себя, громко закричал:

— Осип-бабай, где ты-ы!

«Где ты-ы!» — откликнулось эхо. Перед Андрейкой сгрудилась вся необъятная тайга, вздыбилась и с высоты насмешливо смотрит на него. Мальчик вскинул ружье и выстрелил вверх. Гром выстрела, прогремевший над тайгой, ободрил Андрейку.

— Осип-бабай! Ба-абай!.. Ты где-е!

Прислушался. Высоко, где-то на перевале гудит тайга. Там ходит ветер. Деревья шумят, будто грозятся кому-то.

Стараясь не глядеть в черный зев пещеры, Андрейка принялся разгребать руками комья снега. Кидает без устали. Уже получилось порядочное углубление.

Послышался откуда-то снизу слабый стон.

— Здесь! Он здесь! Живой! — шепчет Андрейка, еще сильнее налегая на снег. — Деда! Дедушка! Осип-бабай! Сейчас откопаю, потерпи.

Под большим комом показалась рукавица. До чего была знакома эта, из серой собачьей шкуры рукавица! Андрейка стянул с руки рукавицу и прижал к щеке теплую руку Самагира.

— Осип-бабай! — радостно закричал мальчик.

Андрейка изо всех сил навалился на большой ком снега. Наконец, он скатился в сторону, и в углублении между двух больших камней показалась голова и плечи Самагира.

— Осип-бабай, вставай! Дай я помогу тебе, — обхватив старого таежника за плечи, он приподнял его.

— Ондре… сынок… горячего чайку бы… — со стоном едва выговорил старик.

Андрейка осторожно очистил лицо старика от снега и земли.

— Ноет проклятущая рука… глотнуть бы горячего… Кисть левой руки, которую приподнял старик, болталась развернутая тыльной стороной.

Андрейка взглянул на руку, громко охнул, побледнел.

— Осип-бабай, как же будешь пить-то? — дрожащим голосом спросил Андрейка, потом справился с минутным испугом и начал уговаривать Самагира: — Ничего, бабай, ты самый крепкий и смелый охотник, такого, как ты, во всей тайге нет. Об этом знают все. Помнишь, как ты боролся с медведем? Ты его в тот раз зарезал, как поросенка! Помнишь?! А медведь-то какой был! О-о!

Мальчик быстро снял отцовский кушак и собрался забинтовать пострадавшую руку.

— Ондре, ты сперва поправь руку-то… поверни ее, суку неладную, на старое место, — посоветовал старик.

Андрейка снова растерялся, топчется, боясь притронуться к изуродованной руке.

— Осип-бабай, как же поверну-то? Тебе же больно будет. Я же каждый раз прошусь с тобой, — сквозь слезы упрекает мальчик, — разве тебе плохо со мной в лесу? Пугаю зверей, да? Шибко шумлю?..

— Нет, нет, ты молодец! Не жалей меня, Ондре, изо всей мочи тяни и поворачивай.

— Нет, бабай, это только доктор может, — уже твердым голосом возразил Андрейка.

— Эх, Ондре, спужался!.. Бабью жалость распустил. Ладно уж, делай по-своему.

Андрейка неумело забинтовал кушаком руку и осторожно подвесил ее на темляк.

— Вот теперь пойдем.

Самагир с помощью Андрейки поднялся на ноги, сделал два-три шага и плюхнулся на снег. Застонал, заскрежетал от боли и бессилия зубами.

— Не-е, Ондре, ты зря вернул меня из Страны Предков. Пропал Оська Самагир, пропал.

Некоторое время Андрейка стоял перед стариком в оцепенении, потом выхватил из поняги топор, подбежал к черному обуглившемуся пню, отрубил от него чурку, расколол ее на поленья, настрогал щепок и быстро развел костер. Смолистые дрова, шумно потрескивая, весело разгорались. На темно-медном лице Самагира появилась довольная улыбка.

— Моя-то наука не пропала даром, — сказал он, кивнув в сторону костра. — Ондре, чайник-то в куле, там же и заварку найдешь.

Вскоре на березовом тагане висел черный чайник и весело фыркал своим измятым носиком.

Андрейка налил кружку горячего чая и поднес Самагиру. Старый эвенк быстро опорожнил кружку и дрожащей рукой протянул ее мальчику. Андрейка снова налил, порылся за пазухой и вынул сверток, из которого достал мяса и большой ломоть хлеба.