Валентин Левицкий - На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917

• Название: На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917
• Автор: Валентин Левицкий
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9950-0417-2

«Глубоко веря в восстановление былой славы российской армии и ее традиций – я пишу свои воспоминания в надежде, что они могут оказаться полезными тому, кому представится возможность запечатлеть былую славу Кавказских полков на страницах истории. В память прошлого, в назидание грядущему – имя 155-го пехотного Кубинского полка должно занять себе достойное место в летописи Кавказской армии. В интересах абсолютной точности, считаю долгом подчеркнуть, что я в своих воспоминаниях буду касаться только тех событий, в которых я сам принимал участие, как рядовой офицер» – такими словами начинает свои воспоминания капитан 155-го пехотного Кубинского полка пехотного полка В. Л. Левицкий. Его мемуары – это не тактическая история одного из полков на полях сражения Первой мировой войны, это живой рассказ, в котором основное внимание уделено деталям, мелочам офицерского быта, боевым зарисовкам.

---

Получив горячую пищу и отдохнув часа два, полк выступил в поход, продолжив свой марш на Меджингерт. Он имел теперь в середине колонны мортирный дивизион. Пройдя мост, мы стали подниматься узкой дорогой на противоположную сторону обрывистого ущелья.

Уже больше часа мы вертелись по крутым зигзагам, удаляясь от места привала лишь в вертикальном направлении. Мост и дома постепенно удалялись, как будто вниз, и наконец стали казаться нам как бы игрушечными. Вслед за последним зигзагом гигантский овраг скрылся с наших глаз. Дорога пошла ровнее, но все же продолжала идти в гору на перевал, до которого оставалось еще с час ходу. Небо стало проясняться, и вскоре ослепительное южное солнце засверкало по снежным скатам гор, напоминая о буране прошлой ночи, как о тяжелом сне. Горизонт все время расширялся. Оглядываясь назад, мы стали уже видеть синие верхушки Джилигеля и Азанкейских высот. Впереди, на востоке, пока все было закрыто перевалом, но через четверть часа голова колонны достигла его. Люди головных рот не то чему-то удивлялись, не то радовались. Полный любознательности, я поторопил коня. Когда я оказался на самом перевале, я понял причину их восторга. Перед нами впереди лежал почти весь Соганлуг. Крупные массивы гор с белоснежными вершинами тонули в темной синеве сплошного соснового леса. Одна гора, казалось, хотела превзойти другую, но выше всех их был гордый Суруп-Хач. Он властвовал над всем, горя на солнце остроконечной головой. Дикая, суровая, но величественная природа, она еще привлекательнее казалась для нас, так как она была уже Россией. Может быть, далекой окраиной ее, но все же Россией, которую мы не видели со дня начала войны. Полк остановился на малый привал. Старые солдаты не без гордости объясняли новым топографию панорамы.

– Смотри вперед, – говорил один. – Эта большая гора зовется Суруп-Хач. Левее и ближе к нам Лагер-Медер, а еще ближе, вот эти голые сопки, одна рядом с другой, будет уже Хорум-Даг. За ним идет саша (шоссе), которая сворачивает там внизу на Сарыкамыш, а сам Сарыкамыш будет вон там, за этим лесистым хребтом, в верстах так в пятнадцати от него.

Солдат был прав. Он принадлежал к числу тех, которые в продолжение трехлетней службы переисходили вдоль и поперек всю пограничную полосу, изучив местность включительно до троп. Я подошел к нескольким офицерам 3-го батальона. Они внимательно рассматривали в бинокли Азанкейские высоты, но разобрать что-либо было трудно. Гул артиллерии почти отчетливо доносился до нас. Конечно, нелегко было по одним лишь звуковым впечатлениям судить о бое, но нам казалось, что там, у Джилигеля и Ардоса, происходит что-то важное, чем обыкновенная артиллерийская перестрелка. Послышалась команда «Вперед». Люди зашевелились, торопясь занять свои места в строю.

– Смирно, на ремень, шагом марш! – послышалась команда.

Полк начал спускаться с перевала. Дорога пошла под небольшой уклон. До Меджингерта оставалось не больше двенадцати верст, но раньше чем часов через пять-шесть мы туда прибыть не могли. В пути нам предстояло преодолеть у турецкого Меджингерта большой овраг, который задержит нас часа на полтора, а может быть, и больше.

Солнце зашло за горы. Температура быстро стала падать. Разрыхлившийся еще днем под солнечными лучами снег начал подмерзать. С севера подул легкий, но холодный ветерок. К шести часам мы подошли к оврагу. Опять спуск по крутым зигзагам. Узкая дорога шириной немного больше повозочной колеи была прямо-таки опасна для пулеметных двуколок и орудий. Малейшая неосторожность или испуг лошадей могли бы кончиться несчастьем. Особенно трудно пришлось мортирному дивизиону с их тяжелыми на широких ходах орудиями и зарядными ящиками.

Однако все обошлось благополучно. Мы спустились в овраг, перешли небольшой ручеек и стали подниматься по таким же зигзагам вверх. Понукание лошадей, крики, удары плетей, зачастую отборная ругань – все это продолжалось целый час времени. Я облегченно вздохнул, когда выбрался из оврага. При слабом свете восходящего месяца передо мной сияла только что пройденная пропасть.

Наконец крики внизу стихли, хвост колонны подтянулся. Немного отдохнули, покурили и тронулись дальше, мы шли уже по русской территории. Где-то впереди замелькали огни, а затем скрылись – это был русский Меджингерт. Ходу оставалось, может быть, не больше часу, но это время тянулось нестерпимо долго. Холод и усталость давали о себе знать.

Часам к десяти вечера полк вошел в Меджингерт и стал в резервной колонне на плацу перед пограничной казармой. Стояли минут так двадцать и чего-то ждали. Мороз не на шутку стал кусать нас. Мы курили, кашляли, ругались и топтались по промерзшему снегу, чтобы хоть немного согреться.

Наконец, нам сообщили, что через несколько минут к полку прибудет командующий армией. Несмотря на поздний час, на улицах села заметно было большое оживление. Большая вереница обозов приближалась со станции Соганлугской. К казарме, где, очевидно, расположился штаб армии, все время подъезжали автомобили и конные. Дома большей частью были освещены. В общем, во всем проглядывало какое-то беспокойство, а может быть, и нервность, несомненно, связанная с событиями на фронте и под Сарыкамышем.

Несколько минут ожиданий превратились в целые полчаса. У нас появилось такое непреодолимое желание: или скорее по хатам и залечь вповалку, или же двигаться дальше, но только не стоять на замерзшем плацу.

Вдруг раздалась команда: «Равняйсь, полк, смирно!» При лунном свете я трудом заметил несколько всадников, приближающихся к фронту полка. К полку подъехал командующий армией. Я с пулеметной командой стоял за второй линией батальонов, и по дальности расстояния, а отчасти по причине ветра не мог слышать тех слов, с которыми обратился генерал Мышлаевский к полку. По ответам людей «постараемся» и «рады стараться» можно было судить, что генерал держал напутственное слово полку.

Через минут пять командующий армией расстался с полком, удалившись по направлению казармы. По ротам понеслось приказание: «Командиры батальонов, рот и начальники команд к командиру полка». Объехав полк слева и остановившись перед его серединой, я подошел к офицерам, поджидавшим командующего полком. Последний был вызван в штаб армии, или командующим армией, или генералом Берхманом. Прибыв через несколько минут после нашего сбора, полковник Попов объявил нам, что полк должен немедленно следовать на станцию Соганлугскую, и дальше, наверное, на Сарыкамыш.

– Разрешите узнать обстановку, господин полковник? – спросил кто-то из нас.

– К вчерашним сведениям, кои я вам сообщил, – начал командующий полком, – могу добавить, что под Сарыкамышем появился не один турецкий полк, а два, и, кажется, с несколькими орудиями. Против них уже работают полк туркестанцев, кабардинцы и запорожцы, мы идем на подмогу. Надо этих господ башибузуков основательно разделать под орех. Какое нахальство, болтаются уже третий день в нашем тылу, и до сих пор им не прописали ижицы.[74]

– Да, господин полковник, – задал вопрос один из командиров батальона, – если противник движется из слободы Бардуса, то ему особенно болтаться не приходится, ему останется одно направление – Бардусский перевал и Верхний Сарыкамыш. Скажите, господин полковник, где противник был встречен туркестанцами и кабардинцами: на самом перевале или внизу у Верхнего Сарыкамыша? Если у последнего, то положение, по-моему, далеко не выгодное для нас.

Тут командующий полком замялся. Несмотря на то, что он только что вернулся из штаба армии, он буквально не разбирался в ходе событий, и представление о них у него создалось более чем легкомысленное. Чтобы только что-нибудь ответить, он недовольным тоном проговорил:

– О таких подробностях пока мне ничего неизвестно, а теперь попрошу вас, господа, по своим местам, через четверть часа мы выступаем.

– Разрешите доложить, господин полковник, – начал опять другой из командиров батальона, – если нам приказано немедленно двигаться, то, несомненно, серьезность обстановки этого требует. Нам предстоит пройти около тридцати верст и, по всей вероятности, после этого вступить в дело. Между тем полк уже третью ночь на ногах, проделав при этом около сорока верст трудного марша. Я высказываю свое опасение, что люди в нужную минуту окажутся слишком переутомленными, и лично я обращаюсь с просьбой дать нам несколько часов отдыха. Я уверен, что мы в расчете времени потеряем очень мало, а в силах и в энергии людей очень и очень выгадаем. После отдыха полк можно вести усиленным маршем без большого привала.

Веские доводы штаб-офицера подействовали на командующего полком. Он вновь отправился в штаб армии, чтобы испросить разрешения на несколько часов полку остаться в селе. К неописуемой радости, нам было разрешено встать по квартирам на четыре или на пять часов. Роты почти бегом спешили к домам, стремясь скорее устроиться на ночлег. Село буквально было забито обозами, какими-то командами и беженцами. Нечего говорить, с каким неудовольствием мы были встречены, но церемониться не приходилось. Людей всовывали всюду, где была возможность как-нибудь поспать. Заботливый фельдфебель моей команды еще заранее присмотрел конюшни лошадям.