Владимир Высоцкий - Я не верю судьбе

• Название: Я не верю судьбе
• Автор: Владимир Высоцкий
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Поэзия
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-16748-7

В этой книге нет воспоминаний и дневниковых записей — только стихи и песни В. Высоцкого. И снова мы слышим живой голос поэта с его неподражаемой интонацией, с его надрывной мощью и убийственной иронией. И снова звучат в памяти его строки — то смешные, то трогательно-лиричные, то пронзительно-провидческие.

---

Зима 1970/71

«Люблю тебя сейчас …»

Марине В.

Люблю тебя сейчас,
   не тайно — напоказ, —
Не после и не до в лучах твоих сгораю;
Навзрыд или смеясь,
   но я люблю сейчас,
А в прошлом — не хочу, а в будущем —
   не знаю.

В прошедшем — «я любил» —
   печальнее могил,
Все нежное во мне бескрылит и стреножит, —
Хотя поэт поэтов говорил:
«Я вас любил: любовь еще, быть может…»

Так говорят о брошенном, отцветшем,
И в этом жалость есть и снисходительность,
Как к свергнутому с трона королю,
Есть в этом сожаленье об ушедшем,
Стремленье, где утеряна стремительность,
И как бы недоверье к «я люблю».

Люблю тебя теперь —
    без пятен, без потерь.

Мой век стоит сейчас — я вен не перережу!
Во время, в продолжение, теперь —
Я прошлым не дышу и будущим не брежу.

Приду и вброд и вплавь
   к тебе — хоть обезглавь! —
С цепями на ногах и с гирями по пуду, —
Ты только по ошибке не заставь,
Чтоб после «я люблю» добавил я «и буду».

Есть горечь в этом «буду», как ни странно,
Подделанная подпись, червоточина
И лаз для отступленья про запас,
Бесцветный яд на самом дне стакана
И, словно настоящему пощечина, —
Сомненье в том, что «я люблю» сейчас.

Смотрю французский сон
   с обилием времен,
Где в будущем — не так, и в прошлом —
   по-другому.
К позорному столбу я пригвожден,
К барьеру вызван я — языковому.

Ах, разность в языках, —
   не положенье — крах!
Но выход мы вдвоем поищем — и обрящем.
Люблю тебя и в сложных временах —
И в будущем, и в прошлом настоящем!

1973

I. Из дорожного дневника

Ожидание длилось,
   а проводы были недолги —
Пожелали друзья:
   «В добрый путь! Чтобы — всё
     без помех!»
И четыре страны
   предо мной расстелили дороги,
И четыре границы
   шлагбаумы подняли вверх.

Тени голых берез
   добровольно легли под колеса,
Залоснилось шоссе
   и штыком заострилось вдали.
Вечный смертник — комар
   разбивался у самого носа,
Превращая стекло
   лобовое
     в картину Дали.

Сколько смелых мазков
   на причудливом мертвом покрове,
Сколько серых мозгов
   и комарьих раздавленных плевр!
Вот взорвался один,
   до отвала напившийся крови,
Ярко-красным пятном
   завершая дорожный шедевр.

И сумбурные мысли,
   лениво стучавшие в темя,
Устремились в пробой —
   ну попробуй-ка останови!
И в машину ко мне
   постучало просительно время, —
Я впустил это время,
   замешенное на крови.

И сейчас же в кабину
   глаза из бинтов заглянули
И спросили: «Куда ты?
   На запад?
     Вертайся назад!..»
Я ответить не смог —
   по обшивке царапнули пули, —
Я услышал: «Ложись!
   Берегись!
     Проскочили!
       Бомбят!»

Этот первый налет
   оказался не так чтобы очень:
Схоронили кого-то,
   прикрыв его кипой газет,
Вышли чьи-то фигуры —
   назад, на шоссе — из обочин,
Как лет тридцать спустя,
   на машину мою поглазеть.

И исчезло шоссе —
   мой единственно верный фарватер,
Только — елей стволы
   без обрубленных минами крон.
Бестелесный поток
   обтекал не спеша радиатор.
Я за сутки пути
   не продвинулся ни на микрон.

Я уснул за рулем —
   я давно разомлел до зевоты, —
Ущипшуть себя за ухо
   или глаза протереть?!
В кресле рядом с собой
   я увидел сержанта пехоты:
«Ишь, трофейная пакость, — сказал он, —
   удобно сидеть!..»

Мы поели с сержантом
   домашних котлет и редиски,
Он опять удивился:
   откуда такое в войну?!
«Я, браток, — говорит, —
   восемь дней как позавтракал
в Минске.
Ну, спасибо! Езжай!
   Будет время — опять загляну…»

Он ушел на восток
   со своим поредевшим отрядом,
Снова мирное время
   в кабину вошло сквозь броню.
Это время глядело
   единственной женщиной рядом,
И она мне сказала:
   «Устал! Отдохни — я сменю!»

Всё в порядке, на месте, —
   мы едем к границе, нас двое.
Тридцать лет отделяет
   от только что виденных встреч.
Вот забегали щетки,
   отмыли стекло лобовое, —
Мы увидели знаки,
   что призваны предостеречь.

Кроме редких ухабов,
   ничто на войну не похоже, —
Только лес — молодой,
   да сквозь снова налипшую грязь
Два огромных штыка
   полоснули морозом по коже,
Остриями — по-мирному —
   кверху,
     а не накренясь.

Здесь, на трассе прямой,
   мне, не знавшему пуль,
     показалось,
Что и я где-то здесь
   довоевывал невдалеке, —
Потому для меня
   и шоссе словно штык заострялось,
И лохмотия свастик
   болтались на этом штыке.

II. Солнечные пятна, или пятна на солнце

Шар огненный всё просквозил,
Всё перепек, перепалил,
И как груженый лимузин
За полдень он перевалил, —
Но где-то там — в зените был
(Он для того и плыл туда), —
Другие головы кружил,
Сжигал другие города.

Еще асфальт не растопило
И не позолотило крыш,
Еще светило солнце лишь
В одну худую светосилу,
Еще стыдились нищеты
Поля без всходов, лес без тени,
Еще тумана лоскуты
Ложились сыростью в колени,

   Но диск на тонкую черту
   От горизонта отделило, —
   Меня же фраза посетила:
   «Не ясен свет, когда светило
   Лишь набирает высоту».

Пока гигант еще на взлете,
Пока лишь начат марафон,
Пока он только устремлен
К зениту, к пику, к верхней ноте,
И вряд ли астроном-старик
Определит: на Солнце — буря, —
Мы можем всласть глазеть на лик,
Разинув рты и глаз не щуря.

   И нам, разиням, на потребу
   Уверенно восходит он, —
   Зачем спешить к зениту Фебу?
   Ведь он один бежит по небу —
   Без конкурентов — марафон!

Но вот — зенит. Глядеть противно
И больно, и нельзя без слез,
Но мы — очки себе на нос
И смотрим, смотрим неотрывно,
Задравши головы, как псы,
Всё больше жмурясь, скаля зубы, —
И нам мерещатся усы —
И мы пугаемся, — грозу бы!

   Должно быть, древний гунн Аттила
   Был тоже солнышком палим, —
   И вот при взгляде на светило
   Его внезапно осенило —
   И он избрал похожий грим.

Всем нам известные уроды
(Уродам имя легион)
С доисторических времен
Уроки брали у природы, —
Им апогеи не претили
И, глядя вверх до слепоты,
Они искали на светиле
Себе подобные черты.

   И если б ведало светило,
   Кому в пример встает оно, —
   Оно б затмилось и застыло,
   Оно бы бег остановило
   Внезапно, как стоп-кадр в кино.

Вон, наблюдая втихомолку
Сквозь закопченное стекло —
Когда особо припекло, —
Один узрел на лике челку.
А там — другой пустился в пляс,
На солнечном кровоподтеке
Увидев щели узких глаз
И никотиновые щеки…

   Взошла Луна, — вы крепко спите.
   Для вас — светило тоже спит, —
   Но где-нибудь оно в зените
   (Круговорот, как ни пляшите) —
   И там палит, и там слепит!..

III. Дороги… дороги…