Вера Хоружая - Письма на волю

• Название: Письма на волю
• Автор: Вера Хоружая
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1962

В 1930 году в издательстве «Молодая гвардия» вышла книга «Письма на волю».

Из соображений конспирации вместо имени и фамилии автора на обложке стояло: «Польская комсомолка».

Автором этих писем была Вера Хоружая, секретарь Центрального Комитета комсомола Западной Белоруссии, несколько лет томившаяся в польских тюрьмах.

Книга вызвала огромный интерес у читателей и быстро разошлась. Поэтому в 1931 году издательство выпустило второе издание.

Еще раз книга Веры Хоружей была издана в «Молодой гвардии» в 1957 году.

Теперь имя героической дочери белорусского народа стало известно многим читателям. В 1959 году в «Правде» были опубликованы ее записки, относящиеся к 1942 году, к тому времени, когда Хоружая, оставив двух малолетних детей, пошла защищать от врага свою любимую Родину. После этого интерес к жизни В. Хоружей возрос еще больше.

В настоящем издании собраны письма, статьи В. Хоружей и воспоминания о ней. В основу книги положен сборник «Славная дочь белорусского народа», подготовленный Институтом истории партии при Центральном Комитете Коммунистической партии Белоруссии и выпущенный государственным издательством БССР (составители H. С. Орехво и И. П. Ховратович).

В книге раскрыты имена и фамилии большинства лиц, которым адресовала свои письма из тюрем В. З. Хоружая. Расшифрованы также фамилии многих партийных и комсомольских работников Польши и Западной Белоруссии, которые в ряде писем, по конспиративным соображениям, помечались лишь начальными буквами.

Некоторые имена расшифровать не представилось возможным.

В отличие от указанного белорусского издания в данной книге помещен биографический очерк Б. Котельникова о жизни В. Хоружей.

Издательство «Молодая гвардия» выражает благодарность брату В. Хоружей Василию Захаровичу Хоружему, принявшему участие в подготовке издания для «Молодой гвардии».

---

— И когда это мучение кончится? — говорит идущая рядом со мной по улице незнакомая старушка. — Второй год мучаемся, страдаем, хоть бы бог дал пережить это и снова дождаться наших…

Вера.

28 октября 1942 г.

Только что кончилась воздушная тревога — налет советских самолетов. Не знаю еще, каковы результаты бомбардировки, но видно, как полыхают в трех местах пожары и беспрерывно рвутся снаряды: бомба попала в склад боеприпасов на аэродроме. Тревога началась в сумерках, в 6 часов, и кончилась только в 9-м.

Друзья мои! Невозможно вам передать наши переживания в эти часы. Радость за то, что они прилетели, горячее пожелание им успеха, тревога за мирных жителей, бешеная злоба к зениткам, открывшим ураганный огонь, мучительное беспокойство за летчиков, за самолеты, желание прикрыть их, помочь бить прямо в цель — в проклятые гнезда, — не промахнуться.

Мы стоим во дворе, напряженно всматриваемся в небо. Всем существом слушаем гул моторов. «Летите, летите, мои родненькие, бейте их, проклятых, бейте сотнями, — взволнованно мечтает соседка. — Дай бог вам счастья, удачи. Поймали, миленького! Поймали!» (На скрещивании нескольких лучей прожекторов ясно вырисовывается серебристая фигура самолета, нашего родного самолетика.) К нему со всех сторон мчатся струи светящихся пуль, вокруг него рвутся снаряды, а он летит себе ровно и как бы спокойно по полосе луча прожектора. «Поднимайся вверх скорее, скорее, — чуть не плачет женщина. — Золотце мое, соколик мой, ну поднимайся же, поднимайся же скорее! Господи, хоть ты подними его, скрой от глаз дьявольских!» Сердце бешено бьется, хочется подбежать к прожектору и трахнуть по нему — потушить его. «Ушел, ушел соколик наш, целый».

Мы облегченно вздыхаем. Чуть притихает гул стрельбы. В эту минуту с громким зловещим свистом проносятся бомбы. Оглушительный взрыв потрясает воздух. В домах сыплются стекла из окон. Второй, третий, пятый… «Спасибо, миленький, хорошенько их! Еще, еще! В фельдкомендатуру, в управу, на аэродром! Бей их сотнями, их самих, их машины, их орудия!» Я слушаю эту страстную молитву и знаю, что во многих дворах, так же как и в нашем, теснятся и волнуются эти чудесные советские люди, вынесшие бездну горя, страданий и оставшиеся верными своей Родине.

Взрывы следуют один за другим. В трех местах полыхает пламя. «Хоть бы это в фельдкомендатуру или какой их склад!..» Мне вспомнилось, что еще днем у колодца (у нас, как в деревне, у колодца все новости) пожилой мужчина авторитетно говорил, что сегодня ночью обязательно будет бомбежка, потому что уже два раза прилетали разведчики, все осмотрели и теперь будут бомбить. А женщина сообщила, что сегодня были сброшены листовки, в которых написано: «Дорогие мирные жители! Не обижайтесь на нас, но там, где расставлены немцы, мы будем бомбить». «Ну конечно, — поддержали ее другие, — пока в город не понаехало столько войск, они не бомбили, а теперь не могут же они смотреть». Я не верю в то, что были такие листовки, но меня радует, что молва народная их придумывает, распространяет. Разрушен и сожжен штаб дивизии. На аэродроме сгорел склад снарядов и два самолета. Бомбы попали в офицерский дом, в офицерскую столовую, на полотно железной дороги возле полоцкого виадука. В солдатском доме, фельдкомендатуре, орсткомендатуре вылетели стекла, но дома целы. Сегодня от бомбы загорелся склад горючего в Чепино…

Почему мало бьют аэродром? Теперь там постоянно 60–70 самолетов. Возле сгоревших домов лежат прикрытые соломой горки снарядов (несколько десятков). Надо скорее бомбить бомбохранилище (вместимостью до 700 бомб), потому что его хотят рассредоточить.

Вы, должно быть, ругаете меня за то, что до сих пор я еще не забрала и не использую мою группу, но это не по моей вине. С нашими документами нельзя ни прописаться, ни устроиться на работу. Можно только жить у очень хороших людей, готовых из-за тебя жертвовать жизнью и семьей. Сам тоже рискуешь каждую минуту провалиться, не из-за дела, а из-за прописки и паспорта. Таково положение. Группу сейчас сюда забрать нельзя. Нам здесь так жить тоже невозможно. Нужны настоящие документы. Принимаю меры. Не знаю, выйдет ли. Пока работаем вдвоем, медленно, осторожно создаем организацию из местных людей. Дело очень трудное, особенно вначале. Люди напуганы виселицами, не верят, что в городе можно что-либо сделать. Но первый десяток уже имеется. Теперь дело пойдет быстрее. Главное, устроиться нам самим. Хороших людей много. Правда, режим, обстановка дьявольски трудные, но мы их все-таки проведем. В общем я полна самых лучших надежд, нисколько не боюсь, что меня повесят. Девчат моих еще надеюсь использовать.

Ну вот пока все. Не ругайте меня за то, что письмо такое длинное и что в нем так много беллетристики. Может быть, используете для газет…

А когда же я получу от вас хоть маленькую записочку?

Сердечный привет вам, будьте здоровы и счастливы.

Вера.

30 октября 1942 г.

Здравствуй, друг! Слышал ли ты, что сегодня вечером творилось у нас, и правильно ли определил по компасу? Или без компаса было ясно? Ну и бомбежки! Не знаю, известно ли тебе, что наши самолеты долго и крепко бомбили все города на магистрали Вязьма — Смоленск Орша — Борисов — Минск. Теперь взялись за нас. Хорошо.

У нас недавно назначен новый начальник противовоздушной обороны города. Это назначение он получил в награду за участие в налетах на Москву. Принимая новый пост, он заявил, что с этого дня ни один советский самолет не появится над городом. А если появится, то не вернется обратно. Именно в эти дни и начались такие бомбежки, каких город еще не видел. Интересно, как чувствует себя теперь новый начальник?

О результатах сегодняшней бомбежки напишу тебе завтра, а пока хочу попросить с большим разбором брать адреса и записки. Вместе с адресом шли коротенькую характеристику, проверяй ценность и возможную полезность адреса…

Интересно, что за последнее время немцы распускают слухи о мире, назначают дни и часы, когда будет объявлено по радио. Думаю, что это им нужно не только для мирных жителей, но и для своих солдат. Настроение и у офицеров и у солдат очень подавленное. Некоторые солдаты говорят: «Этой зимой воевать не будем. Хватит нам». Возвращающиеся из отпусков из Германии рассказывают о большой нужде, о беспрерывных бомбежках. На днях я долго беседовала с одним эсэсовцем. Он страшно обрадовался моему знанию немецкого языка и разговорился, будучи уверен, что я немка из Риги (это не я придумала, а он). Его настроение меня крайне удивило. Он воевал уже в Польше, Бельгии, во Франции и вот после всех побед ни тени уверенности в победе. Усталость, разочарование, тяга домой, страх перед будущим.

— Война — это очень ужасная вещь. Она стоит очень много денег, много крови и жизней, и никто не знает, когда она кончится, — говорил он. На мой вопрос, скоро ли окончится война, он замахал руками: «Нет, нет, нескоро. Русские очень сильны, их сопротивление — ужасная вещь. Мы не привыкли к такому сопротивлению».

Один немецкий офицер, поляк по национальности, когда в его присутствии жаловались на трудности жизни, рассмеялся и иронически воскликнул: «Какие вы неблагодарные, русские! Вас освободили, а вы никак не хотите этого понять и жалуетесь. Я вот поляк. Сукно на мне из Голландии, сапоги из Чехословакии, каска из Бельгии, оружие из Франции. Я по крайней мере вижу, что германская армия освободила все эти народы…»

На железной дороге и на шоссе в последние дни затишье. Войск передвигается значительно меньше, но в городе концентрация их как будто все увеличивается. Вчера прибыло два эшелона из-под Смоленска. На Лучесах выселены почти все жители, и дома заселены немцами. В клиническом поселке по нескольку семей сселено вместе. В освободившихся домах немцы.

Вчера возле железнодорожного моста эшелон с бензином наехал на мину. Сгорело 30 цистерн, сильно поврежден путь. Вчера бомба попала в блиндаж, где прятались немцы, убито 30 солдат и офицеров. Общий итог бомбежки получается солидный. К первому сообщению добавлю: убито много немцев в Сосновке, уничтожено 50 автомашин возле дома специалистов, разрушена мельница на Витьбе, сгорел склад горючего в Елагинском саду. На железной дороге повреждены пути, в Полоцком парке бомбы попали в составы с амуницией, с бензином, со свиньями и с лошадьми. Повреждены казармы на улице Бебеля, но тут получилось досадно: одна бомба разорвалась на улице, другая попала в крышу, прошла насквозь и не разорвалась. Немцы тщательно скрывают свои потери, но жители говорят, что такого урона еще ни одна бомбежка не нанесла… Люди рады налету и ждут следующего.

— Пусть мы погибнем, но больше погибнет их — сволочей. Пусть скорее прилетают и бомбят их без передышки, чтобы они не могли опомниться…

Эти чудесные люди непоколебимы в своей ненависти к врагу и в своей любви к родине. Что бы с ними ни случилось, они останутся советскими людьми, советскими патриотами. Одна моя знакомая старуха, у которой 3 сына и 3 зятя в армии, часто мне говорила: «Надо их бомбить каждый день, бомбить их заводы, их поезда так, чтобы щепки от них на семь верст летели. Когда прилетает наш самолет, я на коленях перед образом молюсь, чтобы бог спас, чтобы помог ему, чтоб дал ему меткость в его рученьки, светлую ясность в его глазоньки, чтобы каждая его бомба попадала прямо в цель и била, на куски рвала проклятую нечистую силу…»