Сергей Беляков - Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя

• Название: Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя
• Автор: Сергей Беляков
• Жанр: Культурология
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-095829-0

Сергей Беляков – историк, литературовед, автор биографии-бестселлера «Гумилев сын Гумилева» (премия «БОЛЬШАЯ КНИГА»).

Соединяя дотошность историка с талантом рассказчика, в новой книге «Тень Мазепы» он совершает, казалось бы, невозможное: фундаментальное исследование, основанное на множестве источников, оказывается увлекательнее романа. Здесь гетманы вершат судьбы Войска Запорожского и слышна козацкая речь, здесь оживает в ярких запахах, звуках, красках волшебный мир малороссийской деревни, здесь биографии великих писателей и поэтов – даже Шевченко и Гоголя – лишь часть общей биографии и судьбы… Здесь рождается нация.

«Я хотел доказать, что история национализма – это не сборник скучных “идейных” текстов, не история политических партий или движений, не эволюция политических программ. Это – интересный мир, полный страсти, энергии и творчества». Сергей Беляков

---

Главным методом борьбы были, конечно, не слухи, не прошения и жалобы, а запорожские набеги на поселенцев. Набеги на соседей, ляхов и басурман, были любимым занятием «низовых лыцарей». А традиционные жертвы этих набегов исчезали на глазах: последние годы доживали и Крымское ханство, и Речь Посполитая.

Между тем, как признает сам Эварницкий, «нападения», «грабежи и разорения» в те времена «не считалось проступками, а скорее удальством и молодечеством»[501]. Ученый забывает только добавить: у запорожцев они проступками в самом деле не считались, а вот другие подданные империи Романовых смотрели на эти набеги совсем иначе.

Беспощадность Петра I к запорожцам отчасти была спровоцирована самими «низовыми лыцарями», которые не брезговали разбоем. Еще осенью 1702 года запорожцы ограбили царскую казну, убив охранявшего ее капитана и солдат, «а бывшего при капитане священника, исколов копьем, замертво покинули в терновнике»[502]. И в екатерининские времена они не оставили свои традиционные «промыслы».

Владимир Измайлов, путешествовавший по малороссийским и новороссийским землям через двадцать лет после ликвидации Запорожской Сечи, записал историю одного из набегов. На реке Буг под Николаевом богатый швейцарец Фабр купил себе имение и поселился там с молодой женой: «…как вдруг в одну ночь, когда он заключил в объятиях своих нежную супругу, запорожцы переплывают Буг – врываются в тихое убежище, в дом, в самою спальню, и разбужают покоящихся супругов. Вообразите их состояние! Варвары их разлучают; один похищает мужа, другой жену нагую, бледную, устрашенную <…> Злодеи покрав всё их имение, насытив грубую чувственность, оставив им одну жизнь, скрылись. Правосудие наказало преступление, но оно не могло заплатить за оскорбление чести и за нарушение всего, что есть драгоценнее для целомудрия и стыдливости»[503].

Другой милый обычай, о котором упоминается, в частности у Кулиша в «Записках о Южной Руси», был столь же неприемлем в цивилизованном обществе. Очевидно, козаки переняли его у татар. Речь о торговле невольниками. Дмитро Погорелый, лирник из Звенигородки, рассказывал об этом украинскому этнографу: «В то время водилось так, что подобьет какой-нибудь повеса девушку, увезет в Запорожье, продаст (татарам), а сам воротится домой. Мне один человек признавался: “Я, – говорит, – продал Варку (Варвару. – С. Б.), и до сих пор каюсь, и уж никогда не женюсь. И не женился”»[504].

Не знаю, стоит ли сочувствовать влюбленному работорговцу и раздумывать над его драмой. Еще в XVII веке захват рабов и работорговля были занятиями если не почетными и уважаемыми, то вполне обычными, непреступными. Для крымских татар это было постоянным промыслом. Козаки в походах на Крым и Анатолию, по свидетельству де Боплана, или брали в плен знатных и богатых, рассчитывая получить за них выкуп, или захватывали и обращали в рабов «малых детей». Последних использовали как домашнюю прислугу или же дарили «вельможам своей страны»[505]. Но при Екатерине Великой в России этим пережиткам славного «рыцарского» века не было места. Рабами, то есть крепостными, там тоже торговали, но делали это совершенно иначе. Так сказать, цивилизованно. Давали объявления в газетах: продается дворовая девка, цена – семь рублей[506].

Подготовка к ликвидации Запорожской Сечи началась уже в первые годы царствования Екатерины II. Крупнейшему тогда в России историку, академику Герхарду Фридриху Миллеру (русские называли его Федором Ивановичем), поручили изучать запорожские дела и готовить сведения для высокопоставленных русских чиновников – сенатора Никиты Ивановича Панина и малороссийского генерал-губернатора Петра Александровича Румянцева.

Миллеру, добропорядочному немцу, запорожские порядки показались чудовищными: «Обычаи их к праздности и пианству склонные», – писал академик. Вредными и опасными для государства были «необузданная вольность» запорожцев и «прием всякого у них взброду людей всех языков, всех вер <…> не разбирая их достоинств и пороков»[507].

Всё это учли Екатерина и ее вельможи. Если разрушение Сечи петровским полковником Яковлевым было чрезвычайно кровопролитным, то екатерининский генерал Петр Текели в 1775 году застал запорожцев врасплох. Он легко и без кровопролития захватил Сечь, арестовав старши́ну.

Запорожец на Кубани

Между тем история запорожцев на этом не кончилась. Козаки, не желавшие смириться с поражением, снова, как в 1709 году, ушли к туркам, на Днестр и Дунай, основав там Задунайскую Сечь.

Григорий Потемкин, своеобразный украинофил, приложил немало усилий, чтобы восстановить Сечь в России. Еще в 1772 году он сам был записан в запорожский кош под именем Грицко Нечеса и сохранил добрые отношения с запорожцами[508]. Потемкин превозносил боевые качества запорожцев и доказывал, как выгодно будет государству восстановление казачьего войска. Но против выступил статс-секретарь Александр Андреевич Безбородко. Природный малороссиянин, он утверждал самодержавие так же последовательно и неутомимо, как в петровское время еще один знаменитый малороссиянин, Феофан Прокопович, утверждал власть царя над церковью. Безбородко полагал, что восстановление Сечи может «возмутить свой собственный народ», вообще «склонный к казачеству», и не только Малороссия, но и Новороссийская губерния заразятся «тем же духом». Произойдет своего рода «революция». Кроме Сечи пришлось бы восстановить и гетманство и дозволить «многие нелепые свободы», словом, потерять «то, чем смирно и тихо навеки бы владели»[509].

Напрасно Потемкин и запорожцы надеялись на милость царицы:

Ой, Царице, наша мати! Змилуйся над нами,
Оддай же нам нашi землi с темними лугами…

Екатерина приняла сторону Безбородко. Похвалив тех запорожцев, что остались верны России, она заметила, что надо постараться забыть само имя запорожцев, потому что Сечь, «уничтоженная манифестом», «не оставила по себе ушам приятное прозвание»[510], – писала она князю Потемкину.

В народной украинской песне Екатерина так отвечает наивным просителям:

Не на тее, миле браттє, я Сичь руйновала,
Ой щоб я вам вашi землi, клейноди вертала.

Услышав этот ответ, запорожцы заплакали. У них не было уже сил сопротивляться великой империи, располагавшей одной из лучших армий мира.

Тече рiчка невеличка, пiдмивае кручи:
Заплакали Запорозцi, от Царицi йдучи.

Но хлопоты Потемкина не прошли даром. В 1783 году ему разрешили издать «Ордер к бывшим козакам запорожского войска», где князь приглашал запорожцев служить «в казачьем звании» под его началом. Набор был ограничен: 500 конных и 500 пеших козаков[511]. Сначала охотников нашлось немного, человек шестьсот. Но в 1787-м Екатерина разрешила создать «Войско верных казаков», переименованное вскоре в Черноморское казачье войско. Его первым атаманом стал Сидор Белый, но в 1788-м он погиб под Очаковом, и власть над новым войском перешла к Захарию Чепеге. Войсковым судьей и фактически самым влиятельным человеком в Черноморском войске стал Антон Головатый. Численность войска достигла нескольких десятков тысяч.

В русско-турецкой войне 1788–1791 годов эти «верные» запорожцы (в противоположность «неверным» запорожцам Задунайской Сечи) сражались хорошо. Они участвовали при взятии Гаджибея, отличились при осаде Очакова Потемкиным, в штурме Измаила Суворовым и во многих других славных битвах. В 1790 году был даже учрежден пост гетмана Екатеринославского и Черноморского войск. Первым и последним гетманом стал князь Потемкин, которого не станет уже в 1791 году.

Путь на Запорожье для козаков был закрыт. Сначала их собирались расселить между Бугом и Днестром, на землях, только что завоеванных и закрепленных за Россией по Ясскому мирному договору 1791-го. Но дальновидный и хитрый Антон Головатый добился для нового войска более обширных земельных пожалований на Таманском полуострове и правом берегу Кубани. Туда бывшие запорожцы и начали переселяться с 1793 года.

Новое войско только внешне было продолжением или даже наследником Сечи. Да, первоначально на Кубань переселялись запорожцы, туда уходили и простые украинские крестьяне. Они сохранили свои традиции, свою украинскую мову, деление на курени, а не на станицы (до начала 1840-х). Как и прежде, воевали с басурманами, только не с крымскими татарами, а с черкесами. Сохранилась у этих козаков и традиционная неприязнь к великороссам: «…черноморцы чуждаются русских, которых они считают чуть ли не иностранцами, не очень-то жалуют и называют “москалями”»[512], – писал русский географ Д. И. Семенов в шестидесятые годы XIX века.

Тарас Шевченко, много лет переписывавшийся с видным черноморским козаком Яковом Кухаренко (одно время – наказным атаманом войска), прямо называл это войско Сечью: «Думал я по пути в столицу завернуть к вам на Сечь, поцеловать тебя, твою старуху и твоих деточек», – писал Шевченко в августе 1857-го[513]. На самом деле даже подобием Запорожской Сечи не было Черноморское войско. Разве что курени, просуществовавшие до 1842-го, еще сохраняли самоуправление. Но и тени былого запорожского равенства здесь не осталось. Земельные наделы офицеров (уже даже не старши́ны!) были в восемь-двенадцать раз больше, чем у рядовых козаков. Выборы атаманов очень быстро отменили. После смерти Чепеги и Головатого (в 1797 году) войсковых атаманов уже назначали российские военные власти. И хотя новое казачье войско успешно воевало на Кавказе с черкесами, в Крыму с англичанами и французами, на Балканах с турками, военная слава черноморцев (с 1860-го – Кубанского казачьего войска) не затмит славу запорожскую.