Степан Тимошенко - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Степан Тимошенко
• Издательство: Наукова думка
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1993
• ISBN: 5-12-003734-8

Впервые на родине печатаются воспоминания всемирно известного ученого-механика XX столетия, одного из основателей Академии наук Украины Степана Прокофьевича Тимошенко (1878 — 1972).

В книге, которая впервые на русском языке была опубликована в Париже в 1963 г., автор описывает свою жизнь, научную, педагогическую и научно-организационную деятельность у себя на родине до 1920 г. и в эмиграции, в том числе с 1922 по 1964 г. в США. «Воспоминания» С. П. Тимошенко — это повесть о честно прожитой жизни знаменитого ученого.

Для широкого круга читателей, а также ученых в области физики и математики.

---

Месяца через два после начала занятий мне сказали, что заказанный для меня письменный стол получился, что он поставлен в соседней комнате и что в этой комнате я в дальнейшем буду заниматься. Об отдельной комнате, которую мне прежде указывал декан, не было больше речи. Я видел, что в ней был произведен ремонт и на двери появилась дощечка с именем какого‑то профессора. К этому времени интерес к отдельной комнате у меня пропал, так как занимался я дома, в университет являлся только к студенческим занятиям и мне была нужна только вешалка для пальто. В новой комнате я получил нового соседа. Это был Доннелл, с которым я впоследствии дружно проработал много лет. После я узнал, что Доннелл имел репутацию радикала и консервативные профессора не желали с ним общаться. Мне новый сосед показался подходящим. Он обычно молчал, но когда у меня появлялись вопросы, касающиеся английского языка, он с готовностью отвечал и исправлял мои ошибки. Он интересовался предметом механики и был единственным преподавателем, знавшим динамику и преподававшим ее. Остальные преподаватели динамики не знали и ограничивались преподаванием статики.

В конце семестра глава отдела механики собрал профессоров для обсуждения задач, которые должны были быть предложены на экзамене. Тут я в первый раз встретился со всем составом профессоров механики. Что меня особенно удивило это то, что половина профессоров были инвалидами: два безруких, один чахоточный и один с какой‑то тяжелой болезнью почек. В практической деятельности инвалидов не держали и они нашли себе приют в университете. Некоторые профессора принесли заранее приготовленные задачи. Все задачи были с числовыми данными и требовались числовые ответы. Когда я предложил, чтобы вычисления велись с заданной наперед точностью, то убедился, что профессорам вопрос о точности вычислений совершенно неизвестен. Алгебра студентов видимо затрудняла и они предпочитали арифметику. Только позже я узнал насколько слабы в математике лица, оканчивающие среднюю школу. Так же обстоит дело и с языками, и с гуманитарными науками. Студента приходится учить грамотно писать, учить истории. В университете не меньше года у студента уходит на изучение предметов, известных всякому окончившему среднюю школу в Европе. К изучению сопротивления материалов студент приступает лишь на третьем курсе, а четвертым курсом заканчивается все его инженерное образование. Ясно, что при этих условиях подготовка американских инженеров несравнимо ниже той, которую получали инженеры в Европе.

Для экзамена студенты всех групп по сопротивлению материалов были собраны в одной большой аудитории. Все студенты получили одни и те же задачи. Всем дается одно и то же время. За порядком следят сами студенты и злоупотребления, такие, как списывание и постороння помощь, случаются редко. Отношение студентов к таким злоупотреблениям в Америке совсем иное, чем, скажем, в России. Русский студент не пойдет доносить, что его сосед по столу списывал. Американец доносит. Техника проверки экзаменационных работ разработана в Америке прекрасно и на следующий день после экзамена студенты получают свои работы обратно с указанием всех ошибок и с числовой оценкой экзамена. Интересно, что хотя я заранее не знал ни характера экзамена, ни способа его оценки, моя группа оказалась не хуже других. Общее заключение от экзамена было то, что американские профессора учили студентов не лучше, чем то делали в России, но экзаменовали безусловно быстрее.

На заводе у Вестингауза я встречался с взрослыми людьми, а в университете приходилось иметь дело с молодежью и меня поразила грубость и невоспитанность этой молодежи. Какого‑либо почтения к профессору нет и следа. Студент входит в ваш кабинет в пальто и в шапке и без всякого обращения начинает говорить о своем деле. Я пытался их приучить хоть шапку снимать, но хороших результатов не имел. Еще один пример. Итти домой мне приходилось иногда по грязным улицам. Настоящих тротуаров часто не было и по грязным местам имелись узкие досчатые мостки. Жена обратила внимание, что я часто возвращался с грязными сапогами и попросила осторожнее обходить грязные места. После этого я внимательно проследил почему пачкаю сапоги и нашел, что вдоль моей улицы расположено несколько студенческих общежитий и в некоторые часы немало студентов идут мне навстречу. Заметил, что при встрече студент не спешит дать дорогу профессору и я, не думая, уступаю дорогу и схожу с мостков. Решил изменить мое поведение, не уступать дороги и идти прямо на студента. При моем росте и весе этот метод оказался удачным — студенты уступали дорогу и я стал приходить домой с чистой обувью. Позже мне объяснили, что Мичиганский университет — штатный, что большинство его студентов приходят из малокультурных слоев и вежливостью не отличаются. Когда я перешел на службу в Станфордский частный университет, где большинство студентов выходило из интеллегентных семейств, я встретил молодежь с лучшими манерами.

Скоро я имел случай познакомиться с внутренней жизнью одного из общежитий. Меня попросили прийти на обед и рассказать студентам об организации высшего технического образования в России. В нижнем этаже располагались столовая и гостиная. Пылал камин. Электрические лампочки горели в особых подсвечниках. Студенты видимо постарались придать торжественность своему обеду. После обеда я сделал доклад. Потом председательствовавший студент предложил показать прочие помещения общежития. Во втором этаже помещались комнаты для занятий. Вокруг каждого стола по несколько стульев. Видимо за каждым столом сидело по несколько занимающихся студентов. В мое время русские студенты так не работали. Каждый старался иметь хоть небольшую, но отдельную комнату. Особенно меня поразил третий этаж — студенческая спальня. Большая комната, в которой постели расположены были в три этажа. Я невольно вспомнил военную службу в Петербурге, но у нас там постели располагались только в два этажа и казармы Николаевских времен имели очень высокие потолки. Вспомнил и общежитие Путейского Института, где большинство студентов имели отдельные большие комнаты. А вот тут в стране, кичащейся высоким стандартом жизни, студенты живут в казарменной обстановке и, как видно, к ней привыкают.

Вспоминаю съезды секции механики, в которых я впоследствии участвовал. Их устраивали обычно в крупных университетах в каникулярное время и предоставляли для жития членов общества студенческие общежития. Казарменная обстановка общежитий членов Общества видимо не стесняла.

Скоро после начала занятий в университете я имел случай познакомиться с Советом профессоров. Это — многолюдное собрание, в котором принимают участие не только профессора, но и преподаватели. Обсуждение дел при таком многолюдстве, конечно, невозможно и все ограничивается годовым отчетом президента, который обычно принимается без всяких прений. На этот раз заседание имело неожиданное для меня продолжение. После чтения отчета президент говорил речь, точнее сказать делал выговор группе профессоров. Оказалось, что на последней футбольной игре некоторые профессора напились пьяными и безобразничали во время игры. И вот президент укорял их за такое поведение в присутствии студентов.

Это заседание произвело на меня такое впечатление, что позже я на заседания профессорского Совета больше никогда не ходил. Сначала думал, что такое жалкое положение профессуры происходит оттого, что нет академической свободы и профессора, не имея власти, не могут оказывать никакого влияния на университетскую жизнь. Позже увидел, что положение профессора в Америке не считается таким высоким, как это имеет место в Европе. Лучший доктор медицины или лучший инженер вовсе не стремится в профессуру, а предпочитает частную практику. Уровень инженерного состава Исследовательского Института Вестингауза в среднем выше, например, чем уровень профессуры инженерного факультета Мичиганского университета. Давать какую либо власть такой профессуре не имеет, конечно, никакого смысла. Это положение дела меня не огорчило. Я пошел в университет, чтобы получить свободное время для научной работы и это мне удалось. На учебные занятия я затрачивал мало времени.

Второй семестр моих занятий в Мичиганском университете начался с недоразумения. Зайдя после перерыва между семестрами в университет, я нашел на моем столе две толстых пачки студенческих карточек. Видимо, мне поручалось вести занятия по общеобязательному курсу механики с двумя многочисленными группами студентов. Я вовсе не расчитывал тратить время на такого рода занятия и пошел к декану для объяснений. Я был приглашен для занятий с лицами, готовящимися к докторскому званию, а не для обычных занятий по механике со студентами третьего курса. Декан со мной согласился. Объяснил все недоразумением и взял обратно студенческие карточки.