Сергей Шведов - Белые волки Перуна

• Название: Белые волки Перуна
• Автор: Сергей Шведов
• Издательство: Крылов
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2006
• ISBN: 5-9717-0283-1

Дружина Белых Волков помогла князю Владимиру захватить Полоцк, а потом и Киев. Но мало взять власть, надо ее еще и удержать. Нет мира между родами и племенами славянскими. Каждое племя силится отстоять свою правду, каждый род кланяется своим идолам. Волхвы считают, что только бог Перун, напитавшийся жертвенной кровью, способен удержать людей в страхе и повиновении. Ладомир, порубежный воевода, усомнился в правоте волхвов, чьей волею он однажды стал мечником бога Перуна — Белым Волком — и оказался в море страстей и кровавых усобиц, захлестнувших Русь...

---

- За дочерью боярин Басалай даёт земли, ну и я тебя не обижу, если не выйдешь из моей воли. Терем в Киеве помогу поставить не хуже чем у Ставра, и место твоё среди моих ближников будет почетным. Ну а если не нравится тебе Басалаева дочь, Изяслав, то можешь возвращаться в Плешь, к старшей жене, пусть она тебя приголубит.

От этих Владимировых слов дрожь пошла по телу Изяслава. В Плешь ему дороги не было, а если ещё прогонит от себя Великий князь, то и вовсе некуда деваться Изяславу.

- Я подумаю, - сказал молодой боярин дрогнувшим голосом.

- Решай сейчас, - Владимир вцепился глазами в Изяслава. - Люба тебе девка или нет?

Была бы девкой, так и думать не стал бы сын Ставра, а то потаскуха, хоть и с княжьего ложа. И каждый сможет этим боярина Изяслава попрекнуть или ухмыльнуться за спиной. Но ведь без этой чернавки ему и вовсе не быть боярином, а так и остаться приживалой при Ставре и его сыне Ярославе.

- Я согласен.

Слова прозвучало, и Изяслав даже зажмурился от ожидания неизбежных бед, но ничего не случилось, если не считать того, что князь Владимир расцеловал молодого боярина и вложил ему в руки чужие холодные подрагивающие пальцы. А в глаза чернавки Изяслав так и не решился взглянуть.

Глава 15 Печальники греческого бога

Вилюга, рассчитавшись с князем, отправился к боярыне Людмиле с её долей от удачного похода. На Блудовом дворе в эту жаркую пору тишь да покой, даже разомлевшие от жары псы не гавкали в сторону пришельца, похоже, в конец обленились без хозяина. Сонный Пятеря полудохлой мухой вылез из подклети навстречу Вилюге и растерянно захлопал редкими куцыми ресницами.

- Скажи боярыне, что прибыл мечник от воеводы Ладомира.

Громкий Вилюгин голос растревожил сомлевших челядинов, и во дворе началось шевеление. А Пятеря ленивой собачонкой потрусил к крыльцу, на ходу разглаживая потными ладонями светлые патлы.

Доля боярыни Людмилы хоть и не шла ни в какое сравнение с долей князя Владимира, но в обиде её не оставили. Забитый доверху короб Вилюга приказал челядином аккуратно снять с возка и нести в дом. А сам пошёл следом, не слишком надеясь на расторопность ленивого Пятери.

Боярыню Людмилу Вилюга уважал и за строгость, и за приверженность к христианской вере, оттого и согласился возглавить мечников в походе, несмотря на застарелую обиду на бывшего её мужа боярина Блуда. О Блуде-то ныне ни слуху ни духу. Вилюга успел челядинов расспросить, но те в ответ только разводили руками. Для Иуды, предавшего князя Ярополка, это, наверное, единственный выход - в волхвы кровавого идола Перуна.

Людмила встретила Вилюгу с ребёнком на руках, а мечник как взглянул на малого, так сразу и определил - Ладомиров. В знак признания заслуг Вилюги боярыня сама поднесла ему чарку - честь немалая, но нельзя сказать, что незаслуженная.

Людмила скользнула по коробу равнодушным взглядом и указала Вилюге рукой на лавку у стены. Разговор завели неспешный - и Вилюга не частил, и боярыня его не торопила. Но по большим тёмным глазам было видно, что слушает она его с большим вниманием. Перво-наперво сказал Вилюга боярыне о сыне её Мечиславе, что он жив-здоров и матери того же желает, а уж далее повёл речь о походе.

- Значит, бросил вас Владимир в чужой земле? - спросила Людмила удивлённо.

- Так зуб у Великого князя на плешанского воеводу, - усмехнулся Вилюга в светлые усы. - Ну, и за Луцевых детей заступился Ладомир, а это очень не понравилось Владимиру.

Хоть и с усмешкой это сказал Вилюга, но боярыня поняла, что князя он осуждает за жестокость, а боярина Ладомира одобряет.

- Худого слова не скажу про воеводу, хоть он и Перунов Волк. С мечниками справедлив, в сечи лют, после сечи отходчив. А золото большей частью на торгу взято, в торговле воевода тоже удачлив.

Может быть потому, что не спускала Людмила с рук сына, малого Ладомира, Вилюга догадался, что Плешанский воевода крепко пал боярыне на сердце. Да в этом и греха не было никакого, поскольку Ладомир ей муж, хоть и языческим обрядом. А мужа, каков бы он ни был, надобно любить всякой жене. Знал Вилюга, что его слова приятны боярыне, но если было бы что сказать дурного - сказал бы, душой не кривя. Однако упрекать воеводу действительно было не в чем. И сам Вилюга, и киевские мечники, которые ходили с ним в поход, боярином Ладомиром стались довольны. Вилюге, например, обретённых прибытков хватит, чтобы поставить новый дом. Вот только земли у него под этот дом нет, а в Киеве тесно уже за тыном.

- Землю я тебе дам, - сказала Людмила. - У южных ворот амбар сгорел весною, вот на том месте и стройся, в том моя воля.

Вилюга от этих слов боярыни поплыл в улыбке - не ведал, не гадал, что всё для него обернётся так удачно. Пора ему уже обзавестись своей семьёй, третий десяток вот-вот сравняется, да и место под тем амбаром он знал - очень удобное место. Н,у и боярыня, коли так, может не сомневаться в Вилюгиной верности.

- А я и не сомневаюсь. По заслугам плачу.

Напоследок попросила его боярыня, кивнув на короб:

- Отнеси десятую часть нашим пастырям на новый божий дом и попроси, чтобы молили Бога за просветление умов и душ пребывающих в грехе язычества бояр Ладомира и Мечислава.

Вилюга воле боярыни противиться не стал и прибавил на храм и от своих щедрот. Христианская церковь ещё с Ольгиных времён поодаль от Детинца стояла. Христианских пастырей никто в Киеве не обижал, хотя и чтить не чтили. Кланялись греческому богу заезжие купцы да редкие киевляне, которые разочаровались в славянских богах. Вилюга тоже не сразу нашёл сюда дорогу, а как встал пред светлым ликом, взглянул в нарисованные, но почему-то живые глаза чужого бога, так сразу и понял, что дороги из этого храма для него уже нет. Н даже обида на боярина Блуда, сжигавшая тогда его сердце, показалась вдруг мелкой и неважной перед тем, что вдруг открылось его взору.

И дед, и отец Вилюги были мечниками. Его жизнь, как и жизнь отца должна была оборваться в битве, свистом чужого лихого меча или стрелы. А славянские боги даже и не заметили бы смерти мечника. Иное дело Бог истинный, который о Вилюге знал всё, и не на мгновение не оставлял его своим вниманием. Более всего именно это поразило в нём Вилюгу - всевидящ, ни днём, ни ночью не знает покоя, и в любую минуту можно воззвать к Нему с мольбой об утешении или с просьбой простить невольно свершённый грех.

Пастырем при киевской церкви был грек Никифор, человек далеко ещё не старый, с темноватой бородкой на горбоносом лице и умными проницательными глазами, пристально вглядывающимися в мир из-под высокого лба. Встретил он Вилюгу ласково, на короб с подношениями взглянул равнодушно, благодарить тоже не стал - не ему был тот дар, а божьему делу. О боярыне Людмиле отозвался тепло, похвалив за стойкость и терпение.

Говорил грек на чужом языке бегло, лишь иногда путаясь в шипящих, и Вилюга слушал его с умилением в сердце. После недолгого разговора пошли в исповедальню, где Вилюга покаялся в грехах и получил отпущение.

В христианском храме было тихо и прохладно, словно сама благодать сошла на эти стены. Мечник с наслаждением вдыхал полузабытый уже аромат и неотрывно смотрел в глаза нарисованного Бога. Почему-то именно эти глаза его более всего поражали в храме. Получив благословение от пастыря Никифора, он вышел на солнечный свет с лёгкой душой.

У входа Вилюга столкнулся с греком Анкифием, которого знал как богатого купца, не в первый раз приезжающего в Киев. Анкифий тоже узнал мечника и кивнул в ответ дружелюбно.

Количество христиан в Киеве увеличивалось с каждым годом, и Анкифий не мог этому не радоваться, как не мог не огорчаться тому, что князь Владимир и его ближники к истинной вере более чем равнодушны. Пастырь Никифор радость почтенного Анкифия разделял, а что касается огорчения, то на всё воля Божья.

Видимо, в Константинополе думали иначе, во всяком случае, читая привезенные купцом письма, настоятель единственной в Киеве христианской церкви хмурил редкие чёрные брови и слегка кривил тонкие губы. Анкифий скромно помалкивал, изредка поглядывая на берестяной короб, стоявший неподалёку от резного креслица пастыря Никифора.

- Не оскудеет рука дающего. - Настоятель перехватил взгляд купца. - Подношение христианской цёркви боярыни Людмилы и мечника Вилюги. Мечник мне кое-что рассказал о событиях в Плеши, но и тебе, Анкифий, они должны быть известны.

Купец кивнул в ответ головой. Никифор, разумеется, знал, что не только торговые дела заставляют Анкифия проделывать столь тяжёлый путь, но об этом вслух они говорили редко, предпочитая из свойственной обоим осторожности вести разговор намёками, лишь изредка касаясь важных тем. Греческий язык не был в диковинку на славянских землях, и можно было почти не сомневаться, что расторопный князь Владимир имеет уши средь служек христианского храма. Никифор был весьма высокого мнения о молодом Великом князе, которого можно было упрекнуть только в излишнем пристрастии к кровавым языческим обрядам.