Лоуренс Шуновер - Блеск клинка

• Название: Блеск клинка
• Автор: Лоуренс Шуновер
• Издательство: Алетейя
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2001
• ISBN: 5-89329-352-5

Авантюрно-исторический роман Лоуренса Шуновера «Блеск клинка» (Lawrence Schoonover «The Burnished Blade») издан в 1948 году в Нью-Йорке знаменитым издательством «Макмиллан».

Действие романа происходит в XV веке во Франции, Константинополе и Трапезунде и охватывает период с весны 1431 года в Руане (время и место казни Жанны д’Арк, казнь и ее исторический фон подробно описаны в книге) до осени 1444 года в Константинополе и Трапезунде (за девять лет до падения Византии и за 17 лет до завоевания Трапезундской империи турками-османами).

Главный герой, выросший в доме одного из лучших оружейников Франции, специалиста по рыцарским доспехам (отсюда название книги), получает задание раскрыть источник контрабанды драгоценностей и наркотиков во Францию и с этой целью совершает плавание на Восток.

---

— Какая приятная ночь, — любезно произнес он.

— Да? Я не нахожу. Теодор никогда не задерживается в городе, если это от него зависит. Как только выкуп за тебя будет заплачен, мой брат вернется. Мы всего в двух часах от Трапезунда.

Пьер промолчал. Стефания сказала:

— Я не скажу тебе такого, о чем ты сам скоро не узнаешь. Теодор привез тебя домой длинной дорогой вдоль моря. Она совсем заброшенная. При нем было много денег и, естественно, он не хотел следовать прямым караванным путем, который короче, но всегда многолюден.

— Понимаю, — сказал Пьер.

— Может быть, понимаешь, а может быть, нет, ты, осторожный франк.

Пьер отметил про себя, что оценка его осторожности трапезундцами начала повышаться.

— Теодор получил плату за крупные торговые операции, которыми он занимается. По крайней мере, я надеюсь, что это так. Я сама не разбираюсь в делах. Но караваны все время идут мимо. Ты, как купец, очевидно, понимаешь, что это значит. Я восхищаюсь тем, как прибыльно торгует мой брат. Мы не смогли бы прожить без него.

По мере вращения Земли тень башни замка сместилась с родника, и в лунном свете Пьер увидел ее искреннее лицо. Ее слова показались ему лишенными смысла, если не считать открытия, что торговля на какое-то время затронула имение графа и принесла определенную прибыль. Он видел, что она верит в свои слова. Но невероятно, чтобы караваны разгружались в двух шагах от Трапезунда.

— Как купец, — заметил Пьер, — я нахожу это чудесным и очень рад за тебя. — Он всмотрелся в ее лицо. — О чем ты плакала, Стефания?

Девушка закрыла лицо руками и снова заплакала. Он видел, как ее тело содрогается от горестных рыданий, хотя она не издавала ни звука. На мгновение овладев собой, она прошептала:

— Не говори громко, Питер. Отец услышит. Сегодня он совсем ничего не видел. В полдень он спросил меня, когда взойдет солнце. В безоблачный день, Питер! При ярком солнечном свете.

Пьер обнял ее, так как опасался, что она упадет в родник. Она сразу прильнула к нему, и ее черные волосы упали ему на грудь.

— Я очень, очень сочувствую тебе. — Он погладил ее по плечу. — Может быть, это временное явление. Может быть, завтра, когда взойдет солнце, он сможет различить свет. А хирург осматривал графа, Стефания?

— Сначала их было множество. Один знаменитый врач даже приезжал из Константинополя. Но его глаза выжжены. Рано или поздно он должен был полностью ослепнуть. Бедный отец знал это, но он всегда любил свет, даже когда уже не мог различить ничего.

— Это очень грустно.

— Он с ужасом ждал дня, когда совсем ослепнет. И сегодня… Он уже знает об этом.

— Меня предупредили, что нельзя упоминать о его слепоте.

— Я знаю. — Стефания склонилась к нему всем телом, будто лишилась сил. — Но мое сердце полно печали. Мне безразлично, что ты скажешь или сделаешь. Теперь он умрет. Мой брат убьет евнуха, а Оглы убьет брата, и я останусь совсем одна.

Пьер снова погладил ее плечо.

— Бедное дитя. Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Я не хотела бы говорить брату, но я должна. Отец ему сразу скажет. Это сделал евнух, Питер.

— Он, Стефания? Не рыдай так.

— Много лет назад отец украл что-то у путников, отставших от каравана. То был караван Оглы, и Оглы узнал об этом. Оглы мог посадить отца на кол. Так поступают с людьми, грабящими караваны. Караваны защищены беспощадным законом империи. Но Оглы, вместо того чтобы донести на отца, пригласил его в свой дом. Он сказал, что не сообщит императору, если отец продаст ему свои земли за крупную сумму. Потом он покинул дом и отправился на прием к императорскому двору, поручив евнуху-секретарю договориться о деталях.

— Я видел Василия, — заметил Пьер. — Что он сделал?

— Это ужасный человек. Он привел отца в подвал и сказал, что Оглы не заплатит ему за поместья, пока отец не подпишет документ, свидетельствующий, что деньги уже уплачены. Отец, конечно, отказался. Евнух приказал связать его и заткнуть ему рот. Раб нагрел докрасна железную пластинку. Они не давали отцу закрыть глаза с помощью колючек саксаула и приблизили пластинку к его лицу, так что он вынужден был смотреть на нее. Отец был беспомощен и согласился поставить подпись. Но евнух начал кричать и смеяться как сумасшедший, а отец потерял сознание.

— Ужасно!

— Когда отец пришел в себя, они плескали ему водой в лицо. Он снова выразил согласие подписать документ, и Василий дал ему сделать это. Колючки все еще были в глазах отца. Но потом они снова заставили его смотреть на пластинку.

— После того, как он отказался от поместий?

— Да.

— В это трудно поверить.

— Потом евнух налил уксуса в глаза моего бедного отца, и они принесли его домой на носилках. Евнух не заплатил ему ничего. Оглы прислал с пажом несколько фунтов примерно через неделю.

— А разве граф не мог обратиться к кому-то в поисках правосудия?

— Он мог донести на Оглы. Но Оглы — крупный вельможа, родственник султана. Ему просто сделали бы замечание. Отец подозревает, что Оглы оставил ему дом, чтобы свалить все на евнуха, если дело откроется. Но отец, разумеется, не собирался говорить кому-либо, потому что на нем все еще лежит вина ограбления каравана.

— Оглы знает своего слугу, — сказал Пьер. — Я слышал, как он говорит с ним. Он несомненно знал, что Василий будет пытать твоего отца.

— Отец тоже так думает. Но что мы можем сделать? Теперь Оглы построил этот караван-сарай, и его караваны иногда останавливаются здесь на ночлег.

— Это странно, Стефания. Почему они не могут за час-другой дойти до города?

Она не дала прямого ответа.

— Я никогда не спрашиваю о делах, Питер.

— Тогда и я не буду спрашивать. Но во Франции, Стефания, если бы твой отец совершил такой проступок, он мог прийти к королю и сказать: «Ваше Величество, я совершил дурной поступок, но другой человек поступил еще хуже. Рассудите, кто из нас более виновен».

— Здесь не Франция, Питер. Если караванам будет наноситься ущерб, окружающие языческие народы нападут на нас все сразу с обнаженными саблями. Их во много раз больше, чем нас. Вот почему законы так строго защищают караваны. Отец никогда не сказал бы ни слова, и Оглы знал это. Но я ужасно боюсь, что Теодор узнает все. В нем сидит демон. Он ненавидит евнуха всей душой. Оглы знает это, и хотя он наш лендлорд[30], ни он, ни его люди никогда не приезжают сюда.

— Мне кажется, он очень благоразумно старается избегать инцидентов, — сказал Пьер. Он посмотрел на огромный, загадочный караван-сарай, расположенный так близко от города. — Вероятно, у него есть свои причины избегать твоего брата, а следовательно, обходить стороной и ваш дом.

— Бедный отец! — Она закрыла лицо и вновь заплакала. — Быть слепым ужасно. Он так боялся этого.

— Он сейчас один?

— Он не хочет, чтобы кто-то был рядом. Он не ел весь день. Он молится на коленях с того момента, как я сказала ему… Я должна была ему сказать — никто другой не смог бы — что уже наступил день.

— Если бы я был твоим братом, я, наверное, чувствовал бы то же, что и сэр Теодор. Никогда не слышал такой ужасной истории.

Комплекс сложных женских эмоций, которые Пьер не пытался понять, поднял ее руки ему на плечи. Ее мокрое от слез лицо прижалось к его щеке. Он успокаивал ее как ребенка. Но в ее руках было больше силы, чем в руках ребенка, и он слегка вздрогнул, когда она нажала на рану в его груди чуточку сильнее, чем он мог вытерпеть. Она сразу ослабила объятие, но не отстранила свое лицо.

Имя «Пьер» во всех его версиях на всех христианских языках от греческих островов до скандинавского полуострова означает «камень». Но он был не каменный, и сияла полная луна. Брат мог бы похлопать ее по плечу, убеждал он себя, и погладить влажные от слез щеки. Мог или нет брат спрятать свое лицо в ее пахнущих мускусом черных волосах и нежно обнять ее за талию, чтобы не дать ей упасть в родник — такой вопрос он себе не задавал.

— Извини, если я задела твою рану, Питер.

— Еще одна маленькая память от Оглы. Ты не причинила мне боли, Стефания.

— Как это случилось?

— Я разговаривал с греком, одетым по-турецки в «Звезде Востока». К нам подошли еще три грека, одетые по-французски и началась драка.

Все эти переодевания развеселили девушку и она улыбнулась в первый раз с того момента, как подошла к нему.

— Теодор сказал, что на улице была большая свалка. Как ты узнал, что это за переодетые люди?

— Фальшивые франки были подосланы Оглы. Они признали это, когда у нас была другая драка за пределами города.

— Я рада, что они не убили тебя.

— Не знаю, кем был фальшивый турок, но это был явный грек. Я узнал об этом по его манере говорить. Они ударили его по голове, и сначала я подумал, что он мертв. Но у него под тюрбаном была стальная шапочка, и удар только оглушил его. Я увидел это, когда меня самого сбили с ног. Боюсь, что я недолго боролся, Стефания. На нем под башмаками пустыни были красные котурны.