Геннадий Красильников - Старый дом (сборник)

• Название: Старый дом (сборник)
• Автор: Геннадий Красильников
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1971

Русскому читателю хорошо знакомо имя талантливого удмуртского писателя Геннадия Красильникова. В этой книге представлены две повести: «Остаюсь с тобой», «Старый дом» и роман «Олексан Кабышев».

Повесть «Остаюсь с тобой» посвящена теме становления юношей и девушек, которые, окончив среднюю школу, решили остаться в родном колхозе. Автор прослеживает, как крепло в них сознание необходимости их труда для Родины, как воспитывались черты гражданственности.

Действие романа «Олексан Кабышев» также развертывается в наши дни в удмуртском селе. Её главный герой — человек исключительной честности и принципиальности, непримиримый к тому мещанскому благополучию, которого добивается его Глаша. За душу Глаши и ей подобных вступает он в бой и одерживает победу.

Труженикам колхозного села, людям высоких моральных качеств, упорных и страстных в достижении поставленной перед собой цели, посвящена и повесть «Старый дом».

---

Генка иногда любит перегибать через край. Вот и сейчас: сравнил человека с какой-то шестерней. Но в одном он, пожалуй, прав: и у шестерни, и у человека должно быть свое место.

…Солнце нещадно печет. Воздух над нами дрожит, точно расплавленное стекло. Где-то поет, заливается жаворонок, но самого его не видно — забрался куда-то на самую верхотуру. А еще выше летит реактивный самолет, оставляя за собой ровный, прямой, как стрела, белый след. На острие гигантской стрелы поблескивает серебряная капелька — самолет. Красиво!..

— Генка, а, Ген…

— Ну, чего? — откликается он, не поворачивая головы.

— Нет, ты послушай! Был у меня в школе… дружок один, мечтал стать летчиком. Только у него… не вышло это дело. Даже ни разу от земли не оторвался… Теперь, конечно, о полетах он и думать забыл, работает где-то… Говорят, в наше время все мечты сбываются, даже в песне об эхом поют. А на деле, видишь, не всегда получается. Что на это скажешь, миллионер?

Генка неторопливо поднялся, размахивая руками, принялся делать гимнастику.

— Что я скажу? Вот чудак, что я, предсказатель какой или гадалка? Я, может, сам когда-то мечтал стать капитаном, и обязательно — дальнего плавания. Плюс Героем!.. Но, как говорится, мечты ушли, осталось… Осталось то, что из капитана получился колхозный механизатор! Не жалею, не плачу… А кто, интересно, вбил в башку этому твоему другу, что ему обязательно надо летчиком? Сам выдумал? Ну, тогда молчу… Ты спроси у него: любит он свою теперешнюю работу?

— По-моему, она ему… нравится.

— Ах, так! Тогда передай ему, что летчик из него получился бы аховый. Значит, самолетами он просто так, от нечего делать увлекся, а душа его по-настоящему оставалась на земле! Разумеется, это мое личное мнение…

Не знаю, догадался ли Генка, о каком моем "дружке" шла речь. Но уверенность, с которой он высказал свое суждение, заставила меня задуматься. Неужели Генка снова прав?

В самом деле, откуда я взял, что мне во что бы то ни стало нужно быть летчиком или, по крайней мере, авиаинженером? Конечно, мое воображение глубоко затронул летчик со звездой Героя на груди, который однажды приходил в нашу школу. Мы гурьбой бегали за ним по коридору. Но скажите мне: кто из нас и школе не мечтал стать летчиком, моряком или, на худой конец, танкистом? Чересчур много писали о них в книгах, можно было подумать, что вся земля населена одними летчиками и героями-моряками!.. Учителя также рассказывали нам о героях-капитанах, бесстрашных полярниках, смелых подводниках. В течение десяти лет мы только и слышали о героях, но смутно представляли, что на земле живут и трудятся куда больше плотников, слесарей, трактористов и сталеваров. Жили и росли мы среди простых рабочих людей, по в мечтах витали в небесах, уносились в неведомые дали, досадливо отворачиваясь от земли: ведь на земле было не так чисто и устроенно, как в дальних далях наших мечтании… Почему мне прошлым летом так хотелось попасть в авиа-институт? Во-первых, нравилось это слово: инженер-авиаконструктор (на меньшее я не был согласен!): во-вторых, отец хотел меня видеть "инженером" (неважно, какой специальности…). Это звучало, как музыка: "инженер Алексей Курбатов". Му, а как, по-вашему, звучит вот это: "механик Алексей Курбатов"? Или, скажем, "электрик Курбатов"? Или просто: "Алеша-комбайнер"?..

— Ты чего там? — спросил Генка, кончив подпрыгивать, размахивать руками. Он сегодня благодушно настроен: вчера сдал последний экзамен, перешел в девятый класс. Вот он ложится на спину, бездумно смотрит в синеву неба, вздыхает. — Во, Лешка, всю бы дорогу так, а? Умирать не надо… Хотя нет, не согласен. Неинтересно так. Вон, говорят, черепахи по триста лет живут, а толку? На расчески, и только!.. Пошли, Лешка, окунемся еще разок и — нах хаузе, домой. Отдохнули… А вечером — в клуб, а?

— Ты что-то в последнее время подозрительно зачастил туда! Повадился кувшин по воду ходить!.. С кем-нибудь завел шуры-муры, Генка?

Он широко заулыбался, погрозил мне пальцем:

— На чужой двор вилами не указывай, Лешка! Я что? Я в этих делах темный. А вот кто прошлой ночью обнимался на бревнах возле дома старой Чочии? Ага, то-то!

— Ну уж и обнимался… Сидели просто так…

Чертов сын, и когда он успел приметить нас с Анной?! Верно, было такое дело, и получилось это как-то само собой. Возвращаясь с работы, я повстречался с Анной, не знаю, случайно или нарочно она поджидала. Сказала, что задержалась на ферме, поздно коров пригнали. Может, так оно и было. Встретились, остановились, слово за слово, потом я предложил ей присесть на бревна. А там, известно, раз сели, неудобно через минуту встать и попрощаться! Анна вначале смущалась, отвечала сдержанно, а потом разговорилась. Оказывается, она умеет очень интересно рассказывать! Например, когда она принялась передразнивать бригадира Васю, его манеру говорить, я от души хохотал. Вон ты, оказывается, какая, Аннушка! Пока сидели, совсем стемнело, стало прохладно, Анна была в одном легком платье, я почувствовал, как она дрожит. Тогда мне пришло в голову накинуть на ее плечи свой пиджак. Хотя он и был не совсем чистый, кое-где в пятнах автола, но ведь Анна тоже была в рабочем платье! Она с благодарностью взглянула на меня, тогда я осторожно обнял ее (просто так, чтобы пиджак не сполз с её плеч…), а она склонилась ниже и прижалась ко мне, шепотом сказала: "Алеша, ты не подумай ничего такого… Наверное, это не совсем удобно, только мне так нравится!" Я сказал ей, что мне тоже так нравится и готов сидеть с ней вот так хоть сто лет. Так что если и видел нас Генка, то уж во всяком случае не мог расслышать, о чем мы говорили с Анной. И как он заметил нас? Мы-то с Анной никого вокруг не замечали…

Мы еще раз выкупались, нырнули по нескольку раз и, одевшись, зашагали в село.

— Слышишь, Лешка, как хлеба пахнут? Еще неделю простоит такая погодка — подоспеет уборка. Ох, и достанется нынче: солома высокая, на барабан будет наматывать! Ну, ладно, это дело будущего, раньше смерти помирать не стоит… Будь здоров! Вечером зайду.

Дома меня дожидался Сергей. Почесав в затылке, он помялся, спросил будто между прочим:

— Ты завтра… где будешь?

— Не знаю. Должно быть, у комбайна. Ремонт кое-какой остался.

Сергей снова помялся, наконец просительно заговорил:

— Ты бы помог мне, братишка, с домом. Поднять его надо, а то начнется косовица — не до этого будет.

Помощь думаю завтра собрать, с десяток мужиков-плотников… Может, выберешь время?

— Ладно, — сказал я, — раз у тебя такое дело, приду. Надо помочь Сергею. Нешуточное дело: человек строит дом.

* * *

Ставить Сергею дом — "на помощь" — пришло много людей, к вечеру новенький сруб подвели под крышу. У нас в Чураеве все так строятся: задумав перекатать старый или поставить новый дом, созывают веме-помощь. И никто не отказывается: ведь случись самому строиться — тоже придется к людям, обратиться.

К вечеру дом был готов. Правда, в нем еще нет окон и печи, но с этим Сергей справится и сам. Вот женится, тогда вдвоем доведут дело до конца. А женится он, должно быть, очень скоро. Мать уже каким-то образом узнала, кто будет ее невесткой: оказывается, Сергей подолгу засиживается с Тоней, учетчицей из конторы. Как бы ни таила молодежь свои сердечные дела, все матери узнают о них…

Мать напекла блинов, и вечером к нам собрались все, кто работа, и на веме; пришли даже тс, которых Сергей не приглашал: ведь дом для человека — большая радость, и надо поделиться с ней! Сергей не поскупился, приготовил достаточно вина: без "горькой" — какая благодарность за помощь? "Люди устали, а с устатку чарочка требуется, — сказал отец. — Квас — не угощение!"

Мужчины сели вокруг стола, выпили по стаканчику, вскоре стало шумно, загудели голоса. Дядя Олексан поднялся с места, через весь стол протянул Сергею руку:

— Дай пожму твою руку, Серга. Счастлив будь в новом доме, семью хорошую заведи! Ты наш человек, в обиду тебя не дадим, в беде не оставим. Хоть ты и дал маху, уехав после армии из колхоза, но ошибку свою ты исправил честным трудом. Одно хочу сказать: работай честно, а народ тебя завсегда поддержит. Слышишь, Серга?.. А ты, Петр Семеныч, за старшего сына не беспокойся, теперь он свою дорожку нашел. Конешно, заведет семью — отделится от вас, уж такой обычай. Ничего, вас он не бросит, да и колхоз поможет. Скоро мы своих стариков, старух сможем полностью на иждивение колхоза взять, попомните мое слово. Хвастаться не люблю, как говорится, хотя ногами хром, а душою прям! И не пьян я пока: меня с двух чарок не возьмешь… Потому и говорю: все мы, Петр Семеныч, радуемся за твоего Сергу. Жить вам в мире да счастье.

Дядя Олексан оглянулся вокруг, ища кого-то глазами, заметив меня, поманил пальцем.

— Ближе подойди, Олексей. Гляди, Петр Семеныч, младший-то тебя перерос, а? Ничево-о, и этот хорош! Видали, какую ферму мы с ним отгрохали? Со звоном! Он у тебя, Петр Семеныч, теперь хоть с топором, хоть с лером. За твоих молодцов, хозяин, общее наше спасибо!