Геннадий Красильников - Старый дом (сборник)

• Название: Старый дом (сборник)
• Автор: Геннадий Красильников
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1971

Русскому читателю хорошо знакомо имя талантливого удмуртского писателя Геннадия Красильникова. В этой книге представлены две повести: «Остаюсь с тобой», «Старый дом» и роман «Олексан Кабышев».

Повесть «Остаюсь с тобой» посвящена теме становления юношей и девушек, которые, окончив среднюю школу, решили остаться в родном колхозе. Автор прослеживает, как крепло в них сознание необходимости их труда для Родины, как воспитывались черты гражданственности.

Действие романа «Олексан Кабышев» также развертывается в наши дни в удмуртском селе. Её главный герой — человек исключительной честности и принципиальности, непримиримый к тому мещанскому благополучию, которого добивается его Глаша. За душу Глаши и ей подобных вступает он в бой и одерживает победу.

Труженикам колхозного села, людям высоких моральных качеств, упорных и страстных в достижении поставленной перед собой цели, посвящена и повесть «Старый дом».

---

— Но ведь мы только о нем говорили. Вряд ли подобная "партизанщина" может послужить хорошей рекомендацией для будущего механика.

Ушаков стал его убеждать:

— Конечно, Кабышев еще молод, забывается… Но вы сами сказали, товарищ директор, что победивших судить нельзя. А с техникой у Кабышева все в порядке, хорошо знает машину. Механик из него получится, верьте моему слову! И потом, если человек ошибся, надо дать ему исправиться, а крест поставить никогда не поздно. Да ведь пользы от этого дела больше, чем вреда. Послать его учиться, вот и все! Как вы, Галина Степановна, согласны?

Галя закивала головой.

Директор посмотрел на них, усмехнулся и сказал спокойно:

— Что ж, так и запишем: за Кабышева поручаются бригадир Ушаков и агроном Сомова. Лично я тоже не против, думаю, что парень он толковый. Без головы этот… невод тоже не придумаешь. Одним словом, передайте ему: пусть готовится, поедет учиться!

Уже за дверью Галя вспомнила:

— Ведь с самим-то Олексаном мы не говорили! Может, он откажется?

— Кто, Кабышев? Ну-у, он сейчас руками и ногами ухватится за это дело! Дома не живет, куда ему деваться?

Глава XIX

В детстве мать, лаская Макара, говорила: "В полосах У тебя, сынок, две завихринки — с пчелами будешь жить". Сбылись слова старухи: этим летом Макар собирался выставить девятый улей. И вот из восьми семей осталось только три — видно, эти были сильнее других. Неужели вместе с Олексаном из дома его ушла и удача, добрый дух покинул его?

Макар с виду как будто не огорчился гибелью пчел. Зоя же за двенадцать верст ходила к "знающему человеку", тот, поняв в чем дело, сказал, что есть в деревне злой, завистливый человек, завидует Зоиному счастью — посмотрел дурным глазом на пчел. Остальное Зоя уже сама ему досказала: "Да, это наша соседка Марьей! Кто же еще, если не она?" "Знающий человек" дал Зое засушенный корешок, чтобы, поминая бога, она положила его над дверьми своего дома, — тогда никакая порча не страшна. Приятно удивленная тем, что "знающий человек" так верно угадал ее горе, Зоя оставила ему пятнадцать рублен и десятка два яиц.

Но корешок не помог, а Зоя еще сильнее возненавидела соседку Марью, и ее квартирантку, и всех акагуртцев.

Макар же узнал, отчего погибли пчелы, но молчал, жене не рассказывал. В лаборатории установили, что пчелы отравились гексахлораном. Галя недавно сообщила это Макару. Гексахлоран? Откуда они его взяли? И вспомнил: весной, когда на складе протравливали семена, он взял немного химиката, завернув в бумажку, принес домой. Положил в укромное местечко, в подполье: "Кто знает, может пригодится". Но в темноте кто-то просыпал гексахлоран, — он попал в кадушку с медом. Этим медом Макар и подкармливал весной пчел…

Так Макар, подобно скорпиону, ужалил сам себя.

Последние дни Зоя стала ворчать, что сгнил нижний ряд бревен в конюшне, надо бы сменить. Ворчала дня два, и Макар решил сходить в лес, срубить бревен. Зоя, раз начала, не успокоится, как червь-короед, будет точить: "Конюшня вот-вот развалится". Конюшня простояла бы еще годков пять, но поди убеди в этом Зою.

Макар решил сходить в лес вечерком, хотелось остаться одному со своими невеселыми думами…

— Ты не долго там, — напутствовала его Зоя. — Повали да оставь, привезешь другой раз. В колхозе, чай, лошадь-то дадут?

Надо было взять в лесхозе билет на порубку, но Макару не хотелось идти в Акташ, да и Зоя отсоветовала: "Поди, одну елочку срубишь, так лесу от этого не убудет! Осторожней только, никто и не заметит".

Заткнув топор за пояс, Макар отправился в лес. Лусьтро увязался было за ним, но Макар зло прикрикнул, и собака с жалобным повизгиванием убежала под навес. Макар уже вышел за ворота, а пес вдруг громко завыл. "Э, чтоб тебя! — подумал Макар. — Пожалуй, надо бы взять с собой, за мышами бы поохотился". Но возвращаться не стал.

Старики рассказывают, что лет пятьдесят шестьдесят тому назад Акагурт весь был окружен лесами. Сейчас лесов осталось мало, следы могучих боров и ельников можно, видеть только в ложбинах, больших оврагах, да в поле иногда попадаются ели и сосны-великаны. В страду под ними отдыхают женщины, обедают трактористы: там всегда тенисто и трава густая.

Теперь там, где были леса, — поле, и в хлебах, к большой досаде комбайнеров, присели старые пни.

Да, нет уже настоящего леса. Из года в год рубили его в каком-то остервенении, сплавляли по рекам. До революции всеми этими богатствами владел лесопромышленник Ушаков. Сам он в своей лесной вотчине не появлялся, жил в столице, а здесь, в низовьях Камы и по Вятке, хозяйничали его приказчики, отправляя в города десятки тысяч кубометров превосходного леса.

И после революции лес продолжали рубить. Казалось, конца ему не будет. Рубили подряд, медленно отступала стена стройных елей, сосен, пихт. Огромный зеленый клин — по речке Мукше — засушил короед, потом его срубили на дрова. Каждый думал: на мой век хватит, а там дело не мое, пусть выкручиваются, как знают.

Потом в Акташе, да и во всей округе, началось большое строительство. Грузовые автомашины день и ночь возили бревна. Появлялись новые школы, больницы, клубы, жилые дома, а в каждом доме за зиму жгли по десять — пятнадцать "кубиков": здешние жители издавна привыкли держать в доме тепло — "пар костей не ломит".

И вдруг спохватились: за дровами приходилось уже ездить за много километров. Лесхозы установили жесткую дисциплину: за каждое самовольно срубленное дерево — штраф. Занялись посадкой — но когда-то еще эти полуметровые саженцы станут красавцами великанами…

С исчезновением леса старики связывали перемены в погоде: дождей будто стало меньше, целое лето дуют жаркие, сухие ветры, сушат землю, реки мелеют ("Разве Акашур раньше такой был? В берегах не умещался, э-э…"), и прежняя птица теперь не живет. Пожалуй, не напрасно жаловались старики!

Макар шел в сторону Чебернюка. Это был большой лог, где даже в самую Жаркую пору сыро и прохладно, а под ногами пружинят моховые подушки. Когда-то здесь проводились "огненные моленья", "священная" береза до сих пор стоит. Правда, она очень старая, в середине огромное дупло, вода подмыла и обнажила корни, и дерево чудом держится на самом краю промоины.

В Чебернюке лес сохранился в целости: отсюда трудно вывозить срубленные хлысты.

Спустившись в лог, Макар отыскал глазами старый пенек и присел отдохнуть. Выпростал из-за пояса топор, прислонил рядом к пню. Вокруг неумолчно и тревожно шумели старые ели, испуганно шелестели осины. Здесь еще владычествовал лес, чувствовалась его вековая сила. Редко где выглядывал из мелколесья свежий пень. Сколько еще стоять лесу? Вот пришел человек, какому-то дереву принес гибель. Которому? А завтра придет другой, третий, — и повалятся они, жалобно застонав, прощально взмахнув мохнатыми лапами. Лес шумел, словно предчувствовал беду.

Не спокойно было на сердце у Макара. Давно угнездившийся червячок ерзал беспокойно, напоминал старые и новые беды и ошибки. Что случилось в его жизни? Тяжело ворочались мысли, а червячок услужливо подсказывал: "Олексан ушел. Сын ушел от него, от родного отца. Ушел и не вернулся. Разве он, Олексан, прав, а Макар нет? Разве он всю жизнь шел не той дорогой? Видно, так оно и есть: ошибся Макар дорогой, тропинка его затерялась… Все есть в хозяйстве, могли бы безбедно жить, а вот жить как люди не могут. Нет у них спокойной, хорошей жизни, на сердце всегда тяжело. Видно, один достаток не приносит в дом спокойствие…"

Лучи заходящего солнца осветили верхушку леса, клен далеко от Макара вспыхнул пламенем. Какая-то птичка, невидимая в листве, настойчиво просила: пить-пить-пить. Ветер улегся. Лес затих, только осина продолжала дрожать всеми своими листьями. Но Макар ничего не замечал. Он думал только о своем.

"Почему так получилось? Ради чего он, не видя дня и ночи, трудился, гнул горб…"

И вспомнилась ему слепая лошадь на маслобойке. Ему всегда было жалко ее: не останавливаясь, ходила она по огромному деревянному кругу, который от толчков уходил назад из-под ее ног. Сколько шагов делала лошадь, на столько уже уходило назад полотно круга. Лошадь шла, оставаясь на месте. Она была давно слепа, бедняга… Макар вспомнил эту старую труженицу и подумал, что и он тоже всю жизнь шагал, оставаясь на одном месте. Всю жизнь он был привязан к своему хозяйству, а она, жизнь, подобно большому кругу, уходила из-под его ног. Разве он, Макар, не трудился всю жизнь? Разве Зоя не работала не покладая рук? Даже Олексан теперь стал зарабатывать. Нет, нет, семью его не могли упрекнуть в лени или в нерадивости. Так в чем же дело? Почему в семье раскол, славно пробрался в нее злой дух? Может, не надо было слушать жену, когда она по ночам нашептывала ему в ухо: "Свое хозяйство… никому не кланяться… копейка рубль бережет…" Но Макар и сам этого хотел — жить в достатке, иметь крепкое хозяйство. И достиг этого, а покоя нет…