Алексей Вульф - Дневник 1827–1842 годов. Любовные похождения и военные походы

• Название: Дневник 1827–1842 годов. Любовные похождения и военные походы
• Автор: Алексей Вульф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-091620-7

Дневник А. H. Вульфа – яркий документ пушкинской эпохи. Читатель найдет на его страницах имена знаменитых деятелей искусства и общественной жизни, ближе познакомится с бытом и культурой русского дворянства 1820–1830-х годов, переживет вместе с автором дневника его военные тяготы и невзгоды. Записи 1828–1829 годов о довоенной жизни Вульфа публикуются без цензурных купюр.

---

Софья всё еще так же, как и прежде. Также и Лихардова кокетничает по-старому.

14 октября

В день рождения матери своей приехал сюда государь. Говорят, что взяли Бургас. Поутру я писал к Адеркасу, потом обедал у Бегичевых, а вечер провел с Дельвигом и Пушкиным. Говорил об том и другом, а в особенности об Баратынском и грибоедовской комедии “Горе от ума”, в которой барон несправедливо не находит никакого достоинства. В 10 часов ушли они ужинать, а я остался с Анной Петровной и баронессою. Она лежала на кровати, я лег к ее ногам и ласкал их. Анна Петровна была за перегородкою; наконец вышла на минуту, и София подала мне руку. Я осыпал ее поцелуями, говорил, что я счастлив, счастлив, как тогда, когда в первый раз целовал эту руку. – “Я не думала, чтобы она имела для вас такую цену”, – сказала она, поцеловав меня в голову. Я всё еще держал руку, трепетавшую под моими лобзаниями; не в силах выдерживать мой взгляд, она закрыла лицо. Давно безделица меня столько не счастливила – но зашумело платье, и Анна Петровна взошла.

15–17 октября

Я получил весьма занимательные письма от сестры, от Евпраксеи, от матери и от Лизы, и ответы на оные так меня заняли, что я пропустил два дни записать. Материно очень нежно; она хочет знать мои желания и надежды и т. п. Лиза прислала целой журнал: сначала она говорит о страданиях и разлуке, а наконец она жестоко ревнует меня к Катерине Ивановне, думая, что я ее (Катерину Ивановну) люблю и что она <Лиза> обманута. На два последние письма я еще не отвечал. – Шахматов, начальник моего отделения, позвал меня к себе и предложил мне жалованье 200 рублей в год. Он извинялся, что предлагает такую безделицу, и советовал мне оное принять для того только, что считают тех, которые на жалованье служат, как истинно и с большим рвением служащих; я благодарил его за хорошее расположение ко мне и принял предлагаемое.

18 октября

Поутру я зашел к Анне Петровне и нашел там, как обыкновенно, Софью. В это время к ней кто-то приехал, ей до́лжно было уйти, но она обещала возвратиться. Анна Петровна тоже уехала, и я остался чинить перья для Софьи; она не обманула и скоро возвратилась. Таким образом были мы наедине, исключая несносной девки, пришедшей качать ребенка. Я, как почти всегда в таких случаях, не знал, что говорить, она, кажется, не менее моего была в замешательстве, и, видимо, мы не знали оба, с чего начать, – вдруг явился тут Пушкин. Я почти был рад такому помешательству. Он пошутил, поправил несколько стихов, которые он отдает в “Северные цветы”, и уехал. Мы начали говорить об нем; она уверяла, что его только издали любит, а не вблизи; я удивлялся и защищал его; наконец она, приняв одно общее мнение его об женщинах за упрек ей, заплакала, говоря, что это ей тем больнее, что она его заслуживает42.

Странное было для меня положение быть наедине с женщиною, в которую я должен быть влюблен, плачущею об прежних своих грехах. Но она вдруг перестала, извинялась передо мною, и мы как-то ощупью на истинный путь напали; она просила меня переменить обращение с нею и не стараться казаться ей влюбленным, когда я такой не есть, – тогда нам будет обоим легче, мы не будем принужденны в обращении друг с другом, и хотела, чтобы я ее просто полюбил, как друга.

Внутренно я радовался такому предложению и согласен был с нею, но невозможно было ей это сказать: я остался при прежнем мнении моем, что ее люблю, что мое обращение непринужденно с ней, что оно естественно и иначе быть не может, согласясь, впрочем, стараться быть иначе с нею. Я поспешил уйти, во-первых, чтобы прервать разговор, который клонился не в мою пользу, и чтобы не дождаться прихода мужа. Я даже отказался от обеда на ее приглашение, ибо я точно боюсь подозрения барона: я не верю ему. Вечером я нашел ее опять там же. Анна Петровна заснула, и мы остались одни: я, не теряя времени, заметил ей, что всё ею поутру сказанное несправедливо, ибо основано на ложном мнении, что я ее не люблю; она отвечала, написав Баратынского стихи: не соблазняй меня, я не могу любить, ты только кровь волнуешь во мне;43 я жаловался на то, что она винила меня в своей вине; она мне предложила дружбу; я отвечал, что та не существует между мужчиною и женщиною, да и ее бы столь же скоро прошла, как и любовь, ибо, когда я первой не мог удержать за собою, то невозможно заслужить и последнюю. – “Что же вы чувствуете к Анне Петровне, когда не верите в дружбу”, – написала опять она. – “И это следствие любви, – отвечал я, – ее ко мне!” И я остановился, не имея духа ей сказать “люблю”: c’est l’amour44 – вырвалось у меня. Она стала упрекать, что я всё твержу свое и слова мне как в стену горох, и писала, что я должен быть ей другом без других намерений и требований, и тогда она тем более будет меня любить, чем лучше я стану себя вести с нею. Довольный вообще такими условиями, которые я мог толковать всегда в свою пользу и не исполнять, когда невыгодны они, я спешил ее оставить, опасаясь прихода мужа. На прощанье я опять завладел рукою, хотел поцеловать ее, но встретил ее большие глаза, которые должны были остановить дерзкого, – это меня позабавило: я отвечал насмешливо-нежным взором, как бы веселясь слабостию ее и своею собственною невредимостью.

Писал к сестре и Евпраксее и отослал письма, № 2.

19 октября

С отправляющимся к матери в Малинники Пушки ным45 я писал к ней и отвечал на ее вопрос: чего я желаю? – Я сказал про себя, что я честолюбив, недоволен собою, хочу с весною на войну, а потом в отставку. Сегодня был большой парад на Царицыном лугу (Марсово поле). 4 полка кирасиров и вся здесь находящаяся пехота были на нем; государь, наследник и императрица с княжнами присутствовали тоже; разумеется, что и стечение народа было очень велико. Зрелище великолепное, но если вспомнишь, как оно тягостно каждому действующему лицу, то очарование исчезнет. Софью я почти не видал, по крайней мере не сказал ей ни слова.

20 октября

У Анны Петровны я узнал, что сегодня день рождения Софьи, и пошел ее с оным поздравить. Она принуждена была сознаться, что дружбы большой между нами быть не может и что она немного только ее имеет ко мне; вечером я жаловался ей на такое равнодушие ко мне и то, что чем более она меня узнает, тем менее ценит мною: тут снова она стала уверять в дружбе и пр. После я был у Лихардова. – Отвечаю на длинное Лизино письмо.

21 октября

Поутру я писал к Лизе; надеюсь, что это письмо успокоит ее. Обедал я <у> Бегичевых, а после был я <у> моего хозяина Максимовича: у него дочь презабавная вертушка, а сын большой говорун и фокусник; я обещал у них быть в середу. Вечер я был у барона, который спрашивал, не подрался ли я с его женою, что так давно у него не был. Он читал мне Бальный вечер Баратынского: любовь княгини прекрасна, нежна и пламенна, а ревность ужасна. Соболевский, нечаянно приехавший из Москвы, помешал мне дослушать; он иногда довольно забавно врет. – Другой уже день, как я страдаю поносом, который усилился, кажется, от невоздержания моего и от горского вина, которое я пил у барона.

22 октября

Сегодня праздник Казанской Богородицы46. Я по шел рано (в 10 часов) в Казанскую церковь, надеясь увидеть там государя и царское семейство. Случай поставил меня за толстяка, который, нещадно расталкивая толпу, провел меня почти до самого иконостаса, ибо я пользовался пустым местом, которое он, подвигаясь, оставлял за собою: толпа, как волны раздвигаясь перед ним, не могла ради его огромности сзади за ним соединяться. Но я не долго мог выдержать эту бесконечную толкотню и очень счастлив был, когда продрался назад. – И после того есть столь бессовестные люди, которые уверяют, что они молятся в церкви и для того туда ходят! Оттуда я пошел в справочное место. Султан с Санджак-Шерифом47 выступил в лагерь; более ста лет со времен Махмуда II султан не начальствовал сам войсками – теперь-то, вероятно, начнется главная для нас потеха! Португальская королева в Лондоне, где ее весьма хорошо принимают: чем-то кончится дона Мигеля фарса. Ибрагим Паша очищает Морею,[40] следственно, французам нечего будет там делать. Наш Эриванский, получив подкрепление, двинулся вперед к Требизонду и взял еще важную крепость – это известие еще только что привезли и не объявлено.

23 октября

В день приезда государя открыли поставленную на арке Главного Штаба колесницу, запряженную 6 лошадью <!>, Гений Славы – в одной руке с венком, а другою опирающийся на жезл, на конце коего виден русской двуглавой орел, стоит в ней. – Всё вылито из чугуна на казенных заводах и обшито вызолоченною медью. Площадь и Главный Штаб много выиграли от сего украшения48. Обедал я у Ольги Павлищевой, а вечер провел с бароном. Анна Петровна сказала мне, что вчера поутру у ней было сильное беспокойство: ей казалося чувствовать последствия нашей дружбы.[41] Мне это было неприятно и вместе радостно: неприятно ради ее, потому что тем бы она опять приведена была в затруднительное положение, а мне радостно, как удостоверение в моих способностях физических. – Но, кажется, она обманулась.