Григорий Адамов - Тайна двух океанов (Изд. 1941 г.)

• Название: Тайна двух океанов (Изд. 1941 г.)
• Автор: Григорий Адамов
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1941

«Тайна двух океанов» — самое известное произведение Г.Адамова, экранизированное еще в 1956 году. В центре повествования — захватывающие, полные опасностей приключения команды разведывательной подводной лодки и чудом спасшегося после кораблекрушения подростка.

Орфография 40-х сильно отличается от современной. Я, разумеется, не стал изменять написание слов, и в тексте файла всё осталось так же, как в бумажной книге: «шопот, чорт, итти, притти, нехватало, темносиний, попрежнему» и т. д.

Это НЕ ОПЕЧАТКИ. Так писали в 40-е годы…

Данный файл представлен исключительно в ознакомительных целях. После ознакомления с содержанием данного файла Вам следует его незамедлительно удалить. Сохраняя данный файл вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено.

Публикация данного документа не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все авторские права принадлежат их уважаемым владельцам.

---

И Горелов продолжал свой стремительный бег под палящим равнодушным солнцем. Но как ни ужасен был дневной зной, Горелов с содроганием и замирающим от страха сердцем следил за движением солнца к западу. Пока оно разливало вокруг ослепительный свет, оставалась надежда; ночь несла с собою гибель. Ночь Горелов не надеялся пережить: иссякнет энергия аккумуляторов и — самое главное — нехватит кислорода. Даже жидкого. Тогда — быстрая, неотвратимая смерть. Разве лишь, если утихнет ветер, успокоится океан… Но и в этом случае он останется без электрической энергии и будет осужден на неподвижность. Он не сможет искать…

Голова горела, губы от жажды спеклись… Горелов сделал маленький, скупой глоток воды, погрузился на несколько десятков метров в глубину и, едва почувствовав ее свежесть и прохладу, вновь устремился на поверхность. Приподнявшись над ней на одно лишь мгновение, он осмотрел жадными глазами попрежнему пустынный горизонт и круто повернул с запада на север, наперерез волне. Теперь она непрерывно накрывала его шлем, плыть приходилось, почти ничего не видя вокруг себя, и это заставляло его часто погружаться, высоко выскакивать из воды и осматриваться. Правда, шлем охлаждался, было легче переносить зной, но мучительно тревожило отсутствие видимости, слепота…

Солнце упорно, неуклонно склонялось к западу. До заката уже оставалось всего лишь четыре часа. Четыре коротких часа и затем — тьма! Под тропиками сумерек не бывает, день почти сразу переходит в ночь. Что будет с ним? Переживет ли он эту ночь? Неужели смерть? Тогда зачем все это было? Зачем нужна была эта цепь предательств, измен? Для чего он принес в жертву двадцать шесть человек?.. Анна! Анна!.. В памяти всплыло, как живое, красивое надменное лицо. Зачем он сразу не увез ее тогда к себе на родину?. Проклятый старик! Проклятый Маэда! Опутал золотом, расписками… Анна жаждала развлечений, нарядов, богатой, широкой жизни… Бездельной жизни!.. Нет, она не поехала бы с ним на его родину… Там нужно трудиться. А он любил ее. Он не мог бы расстаться с ней… Анна! Анна! Знает ли она, где он теперь?.. Он умирает за нее… Зачем, зачем это нужно?..

Остановившимися глазами Горелов смотрел вперед сквозь хлещущие в него волны, и в их трепещущей, переливающейся пелене он видел возникающие из тьмы глубин, встающие, как призраки, фигуры и лица людей, жизнерадостных, смеющихся, увлеченно работающих, всего лишь несколько часов назад живших вместе с ним в уютных отсеках «Пионера». Вот великолепный капитан Воронцов, задумчиво перебирающий пальцами бородку, вот умница Марат с вечно торчащим хохолком на темени, вот добродушный великан Скворешня, доверчивый Лорд и простодушный, в вечной ажитации Шелавин… милейший Шелавин, спаситель его, Горелова. Как он отплатил ему за это спасение! И Павлик смеется… Павлик, вечно путавшийся под ногами. Вот скуластый, с бачками возле ушей лейтенант Кравцов. Дурак! Правил службы не знает! Болтун! Щеголь пустоголовый! Выпустил из подлодки… Попался, как мальчик, на удочку… Ведь был же, наверное, приказ капитана, чтобы без его разрешения не выпускать Горелова из подлодки! Горелов давно уже чувствовал, что ему не доверяют, что какие-то неясные подозрения возникают и все более сгущаются вокруг него. Если бы этот простофиля не выпустил его, может, все было бы теперь по-иному… Хотя нет… Часы уже были поставлены, кнопка у входа в камеру испорчена. Машина гибели была пущена в ход, ничто, ничто уже не могло остановить ее… И вот — солнце уходит, и с ним уходит в тьму, в гибель его, Горелова, Жизнь…

Запекшимся, пересохшим ртом Горелов жадно ловил воздух. Он задыхался. В голове проносились неясные образы, смутные тени, обрывки мыслей, слова жалоб, упреков, сожалений… Он сделал два маленьких глотка драгоценной воды, но свежести и ясности сознания они не принесли. Горелову становилось дурно. Нажав одну из кнопок на щитке управления и выгнав кислород из воздушного заспинного мешка, Горелов опустился в глубину. Ему стало легче, воздух вливался освежающей струей в легкие, сознание прояснялось. Но надо было спешить кверху, нельзя было упускать ни одной из оставшихся светлых минут умирающего дня. Горелов нажал другую кнопку, чтобы вновь наполнить мешок кислородом. Испуг охватил его: обычного быстрого и легкого подъема Горелов не почувствовал. Он медленно и тяжело всплывал, как будто перегруженный каким-то новым, добавочным грузом. Тогда он, ничего еще не понимая, запустил винт, выскочил по грудь из воды, осмотрелся и продолжал путь на север.

Что же случилось там, в глубине? Почему он так медленно всплывал? Испортилось что-нибудь в механизме наполнения мешка? Горелов закинул руку назад, за спину, и попробовал ощупать мешок. Пальцы не почувствовали за спиной обычной высокой упругой выпуклости. Мешок был дряблый, податливый, почти плоский, как будто пустой. И одновременно вернулось прежнее удушье, нехватало воздуха… Нет, воздух был, но словно лишенный живительного кислорода… Кислород?.. Крутицкий! Мерзавец! Негодяй! Неужели он зарядил скафандр патронами со сжатым, а не жидким кислородом?! О предатель!.. Предатель?.. Кто сказал это слово?.. Конец!.. Даже до заката солнца нехватит… Нет! Нет! Пусть ветер!.. Пусть хлещут волны!.. Надо попробовать, хотя бы грозила опасность захлебнуться, утонуть…

Задыхаясь, спазматически ловя воздух широко открытым ртом, с багровым лицом и готовыми выскочить из орбит глазами, Горелов заметался, забился в воде, стараясь на полном ходу перевернуться на спину, грудью кверху. Остановить винт он боялся: он не был уверен, что без его работы сможет удержаться на поверхности. В помутившемся сознании мерцала, как спасительная звезда, лишь одна мысль о последнем средстве…

Раскинув ноги и балансируя ими, чтобы удержаться на спине, он с трудом, плохо повинующимися пальцами вынул из гнезда в щитке управления медную иглу на длинном тонком проводе и медленно занес ее себе на грудь, к среднему шву на скафандре. Слабеющей, судорожно шарящей рукой он искал этот шов — и не мог найти. Перед глазами сгущался черный туман, грудь работала, как кузнечные мехи. Багровая синева медленно разливалась по лицу. Рука с зажатой иглой замерла на скафандре…

В далеком уголке потухающего сознания возникло тихое, чуть слышное жужжание. Жужжание приближалось, росло, превратилось в мощное гудение, заполнило ревом шлем и уши Горелова и вдруг разом, словно оборванное, умолкло.

Горелов потерял сознание…

***

Человек говорил на прекрасном английском языке, изысканно вежливо:

— Лейтенанту Хасегава пришлось затратить немало усилий, и мы выражаем ему большую благодарность за столь удачный исход рекогносцировки. Из всех наших гидропланов, ежедневно осматривавших огромные пространства над океаном, на долю именно его машины выпал успех.

Один из стоявших вокруг койки сдержанно и почтительно поклонился.

— Но и другим вы задали у нас не меньше работы, — с чуть заметной, но благожелательной улыбкой на широком коричнево-желтом лице с резко выдающимися острыми скулами продолжал говорить человек, сидевший на стуле. В его косо поставленных глазах за большими роговыми очками мимолетно блеснуло довольство собой и своими подчиненными. — Нужно было извлечь вас из ваших неприступных, словно заколдованных рыцарских доспехов и вернуть вам жизнь. Да, да! Именно вернуть жизнь, так как по всему было видно, что вы ее давно потеряли. Первое сделал наш электротехник, майор Ясугуро Айдзава, которому, правда, вы дали намек, как это сделать. В сжатом кулаке вы держали медную иглу как раз возле грудного шва на скафандре. А второе сделал наш маг и чародей, доктор Судзуки, какими-то чудодейственными вливаниями после двухчасовой работы ожививший ваше сердце. Я очень рад нашей новой встрече, мистер Крок, и тому, что могу предложить вам гостеприимство на моем корабле. Встреча со старым другом всегда овеяна ароматом цветущей вишни, говорят у меня на родине. Ваше первое сообщение я еще вчера послал по радио в главный штаб. А теперь отдыхайте, набирайтесь сил. Завтра, если позволите, я вас опять навещу, и мы поговорим о подробностях вашего удивительного подвига. Позвольте пожелать вам, мистер Крок, спокойствия и здоровья, которое так драгоценно для нас.

Капитан Маэда встал и протянул маленькую руку с желтовато-коричневой ладонью.

Со времени последнего, столь памятного разговора с Гореловым в Ленинграде и своего ареста капитан много потерял в решительности и смелости обхождения. Морской атташе державы, считавшей себя владычицей восточных морей, так «легкомысленно» давший себя захватить с поличным советской власти, был освобожден ею лишь по причинам дипломатического характера и, вконец скомпрометированный арестом, немедленно отозван на родину. Командование крейсером, которому была поручена связь с Гореловым и наблюдение за советской подводной лодкой, несмотря на важность этой миссии, было явным понижением для капитана Маэда.