Николай Ященко - С отцами вместе

• Название: С отцами вместе
• Автор: Николай Ященко
• Издательство: Восточно-Сибирское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1966

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству. Книги Ященко - это главным образом рассказ о своем поколении, об одногодках и сверстниках-комсомольцах гражданской войны и первых лет Советской власти, это повествования о героях первой русской революции, красных партизанах и красноармейцах. О том героическом времени Николай Ященко рассказал в дилогии “Босоногая команда" (1959 г.), “Искры не гаснут" (1962 г.), которые затем вышли одной книгой “С отцами вместе" (1966 г.). В 1969 году вышла в свет новая повесть “Журавли не знают покоя" о судьбе большой семьи железнодорожников Павла Ивановича Кларка, повесть “Северная точка" (1974 г.) о забайкальском севере, повесть “Красные мадьяры" - об интернациональном отряде венгров. Историко-революционная тема - главная в жизни и творчестве писателя.

---

— Он и так не сбежит, — засмеялся Блохин, — мы его всем народом караулим!

Мокин предоставил слово обвинителю. Уваров оперся ладонями о края тумбочки, подался корпусом вперед, как заправский оратор.

— Обвиняемый заявил тут, что его партию может судить только история. А я говорю: народ имеет право судить потому, что он самый главный судья и не прощает тому, кто предает его интересы…

Эсер вдруг бросился к столу, налил из глиняной крынки воды в консервную банку, выпил ее залпом и опять сел на скамью, держась рукой за сердце.

— Что, жарко? — спросил его обвинитель. — Погоди, пролетариат задаст тебе еще не такую баню!

— Мы эсера веничком постегаем! — громко добавил Храпчук.

Уваров снова принял ораторскую позу и продолжал:

— И этот тип набрался наглости обвинять большевиков, будто по их вине нет советской власти за Байкалом. Чья бы корова мычала, а твоя бы, эсер, молчала. Ишь какой защитник выискался, жалко ему рабочих и крестьян. Ты и такие, как ты, бежали сюда, за Байкал, от советской власти.

Найдя глазами в первом ряду Храпчука, обвинитель обратился к нему:

— Николай Григорьевич, ты состоял в боевой дружине в 1905 году, ты красногвардеец 1917 и 1918 годов, ты партизанил в 1919 году. Скажи, много с тобой было эсеров все это время?

Машинист вскочил с места, резко рубанул рукой воздух.

— Ни одного! Они в теплых местечках отсиживались!

Подсудимый закрыл лицо цилиндром, зрителям была видна только его лысина. По рядам пошел смешок.

— Знает кошка, чье мясо съела, — сказал Уваров. — Эсеры и теперь думают только об одном: как бы не допустить советской власти на Дальнем Востоке. Я хочу сказать тем, кто еще не раскусил эсеров, кто не знает, чем они дышат. Они только на словах за народ. Они вместе с буржуазией душат революцию рабочих и крестьян. Эсеры участвовали в правительстве адмирала Колчака…

Обвинитель оставил на тумбочке свои бумаги, а сам вышел к суфлерской будке и заговорил со слушателями:

— Вы, забайкальцы, хорошо знаете, что осенью 1918 года под напором восставшего чехословацкого корпуса красногвардейские отряды Сергея Лазо отступили на восток, и здесь пала советская власть. А знаете, кто был организатором чехословацкого мятежа? Эсеры! На забайкальской земле бесчинствовали японские войска. Знаете, кто помогал буржуям устраивать интервенцию? Эсеры!..

— Гады! — кричали в зале.

Уваров сделал маленькую паузу, прошелся по сцене.

— Все должны знать, что сейчас в Сибири эсеры поднимают кулацкие восстания против советской власти. Товарищи, умейте отличать друзей от врагов. Я вижу, в зале много молодых людей и обращаюсь к ним с призывом: юношество, с негодованием отметай эсеров, как отмела их пролетарская революция, не ходи в соучраб, — это эсеровская лавочка!..

— Можно вопрос задать? — раздался голос в дальних рядах.

— Что случилось? — спросил Уваров.

— Мне непонятно, что это за слово — эсер?

Пришлось обвинителю на ходу отвечать и на вопрос.

— Есть партия социалистов-революционеров. От двух букв — эс и эр — происходит слово эсер. Но это только внешняя оболочка. Какие же они революционеры? Теперь их правильно называют социал-предателями. Я как раз об этом и толкую…

Уваров показал на эсера…

— Он распинался тут о жестокости большевиков. Ему, видите ли, жалко белобандитов, которые хотели нашей гибели. Давайте кое-что вспомним… Вот за столом сидит Вера Горяева.

Вера еще ниже опустила голову, теперь действительно все смотрели на нее…

— Ее отца, — говорил Уваров, — расстреляли и бросили в прорубь солдаты и офицеры японской императорской армии. За что? За то, что он хотел счастья себе и своим детям!.. Не одна Вера Горяева осталась сиротой… У кого из вас, товарищи, семеновские и японские палачи загубили близких?

Взметнулось около трех десятков рук. Уваров подошел к эсеру, взял его за шиворот и тряхнул.

— Взгляни! Они никогда не забудут кровавых расправ атамана и самураев! Почему ты не сказал об этой жестокости?

Зал гудел от дружных рукоплесканий. Эсер, отодвинулся на самый край скамьи, втянул голову в плечи, цилиндр его укатился под стол. Обвинитель вернулся к тумбочке.

— Мы сметем с дороги всех, кто собирается вернуть рабочим и крестьянам порки и расстрелы, виселицы и застенки. Не бывать этому!

— Не бывать! — закричали в зале.

Подождав, когда станет тише, Уваров закончил речь:

— На территории Дэ-вэ-эр разгромлена уже не одна банда. И всякий раз обнаруживается связь эсеров с бандюгами. Видите, товарищи, чем дышат соглашатели, чего они добиваются. Давайте смотреть за каждым их шагом! Не будем голосовать за эсеров на выборах в учредиловку! Да здравствует Советская Россия! Да здравствует Советская власть!

Со сцены было видно, как бушевал зал. Люди хлопали в ладоши, стучали кулаками о спинки скамеек, подбрасывали вверх шапки и папахи. Многие кричали:

— Приговор скорее! Приговор!

— Дать эсеру на всю катушку!

Митя забарабанил по столу, призвал к тишине.

— Тихо! Суд решил: никакого приговора не выносить. Пусть теперь каждый из вас сам судит, чего стоят эсеры. А суд призывает всех граждан поселка голосовать за большевистский список. Даешь рабочих в правительство Дэ-вэ-эр!.. Можно идти по домам!

Уставший и вспотевший Федя-большевичок облегченно вздохнул и спрыгнул со сцены в зал: он хотел попросить у кого-нибудь закурить. Чей-то сильный удар в грудь опрокинул его на пол. Это пожилой народоармеец, думая, что подсудимый хочет убежать, решил задержать его. Феде досталась бы еще пара плюх, если бы Блохин и Храпчук вовремя не остановили драчуна, и не объяснили ему, какой «эсер» выступал на суде.

— Вот оказия, братцы! — виновато улыбался народоармеец.

Он хотел пожать руку пострадавшему, но Федю уже подняли и увели за кулисы. Там он выпил воды и, снимая фрак, признался:

— А здорово вояка мне заехал, аж дыхание захватило… Больше эсеров не играю! Да-с! Сегодня за один вечер сколько шишек нахватал…

Митя оторвал свои седые усы, сунул их в карман и пошел на вокзал провожать Андрея Котельникова и Герасима. С ними надо было обязательно передать привет Анне Гречко…

Глава восемнадцатая Два выстрела

Решение уездного съезда комсомола о танцах крупными печатными буквами было переписано на обороте какого-то плаката. Митя только что прибил его на стене рядом с планом работы ячейки, отошел на несколько шагов и залюбовался. Здорово написано. Митя представил себя на собрании… Обсуждается вопрос о комсомольцах, украдкой танцующих в нардоме или на вечерках. И будто перед Митей не решение съезда, а это у него так гладко льются им самим придуманные слова…

«Члены РКСМ, как передовая сознательная часть революционной молодежи, должны всеми силами бороться против танцев, возвращающих старое понятие о красоте и пластике. А прививать следует только те танцы, которые развивают вкусы пластичности и красоты движений…»

Кое-что Мите непонятно. Например, он не знает, что такое пластика, но важно, что есть официальное решение, пусть теперь кто-нибудь попробует нарушить его, комитет по головке гладить не будет. Митя увлекся и не заметил, как в комнату вошли и остановились у порога Федя-большевичок и смазчик Широких. Они прижимали ко рту рукавицы, боясь рассмеяться. Митя, размахивая молотком, повторял прочитанное, убеждал воображаемую комсомольскую массу. Смазчик не вытерпел, хихикнул.

— А карманьолу можно танцевать? — спросил он.

— Иди-ка, иди-ка сюда! — сердито сказал Митя. — Я тебе покажу карманьолу!

Он бросил на скамью молоток и пошел открывать шкафчик с делами ячейки. Федя и Широких остановились перед плакатом.

— Прививать те танцы, которые развивают…

Федя пожал плечами.

— Митя, а какие это те? Вальс, тустеп, полька-бабочка?

Митя выкладывал на стол бумаги.

— Все танцы по боку! Там же ясно сказано: бороться!

Широких сдвинул на затылок шапчонку, покрутил носком правой ноги, топнул и начал приплясывать. Его большие валенки оставляли грязные следы на некрашеном полу.

— Перестань! — все еще злился Митя.

— Хочешь, научу тебя плясать? — не унимался смазчик. — Я знаю все двенадцать колен с подковыркой! Вот где красота движений!

— Ты у меня еще попляшешь! — многозначительно заявил Митя и сел за стол. — Где был в воскресенье?

Улыбка на лице Широких погасла. Парень понял, что секретарь не шутит.

— На политсуде был, вместе с тобой эсера на части резал!

— Не крути! Политсуд вечером, а днем что делал? — Митя показал небольшой листок. — На тебя заявление поступило. В церковь ходишь!

Смазчик снял шапку и как-то виновато присел на край скамейки. К нему придвинулся Федя.

— Ты, Сеня, будто из бани выскочил: красный-красный! Перед господом богом тебе стыдно? Грехи замаливал?

Сеня выщипывал мех из шапки.

— Я там, ребята, не молился!