Руди Данциг - В честь пропавшего солдата (1984-1985)

• Название: В честь пропавшего солдата (1984-1985)
• Автор: Руди Данциг
• Жанр: Современная проза

Любительский перевод автобиографического романа нидерландского писателя Руди ван Данцига (Rudi van Dantzig) «Voor een verloren soldaat» (1984–1985), посвященного романтическим отношениям между двенадцатилетним мальчиком и канадским солдатом в последние месяцы нацистской оккупации Нидерландов во время Второй мировой войны.

(18+)

---

С другой стороны животных, возвышающихся, как гора, между нами, стоят Янси и Мейнт. Когда мой взгляд пересекается с их взглядом, то я чувствую, что краснею от стыда. Они смеются? Внезапно выступивший пот холодит мою кожу. Почему они так смотрят на меня?

Бык опускается на все свои ноги, из-под его живота свисает длинная нить.

«Ну, всё прошло гладко, — говорит Хеттема, бросая перед собой окурок, — имеет яйца, не в первый раз делает».

Он улыбается.

Бык, фыркая, обнюхивает бока коровы и ласково лижет вымазанную кожу, так преданно и нежно, что у меня слабеют колени и я боюсь упасть. Сначала бык проник где-то между тёмными продолговатыми складками кожи в это грязное место, а теперь лижет там так спокойно и мирно? Было ли это совокупление, то, что я видел тут так близко; совокупление, о котором всегда так таинственно шептались, хихикая, мальчишки в школе в Амстердаме?

«…Император Китая, возвышающийся над лежащей Линой, он делал это каждый раз по-другому…»

То, что делали я и Волт, тоже было совокуплением? Это делают с девочками, разве можно делать такое с мальчиками?

«Если вы зайдёте в сарай, то я принесу что-нибудь выпить».

Хеттема достаёт несколько стаканов, в которые наливает молоко из жестяного бидона. Я вижу навоз, кучи которого лежат повсюду, на земле и в лужах, и думаю о той липкой нити, свисающей из-под живота быка.

«Свежее, только что из-под коровы, — говорит Хеттема. — Нет ничего лучше прекрасного, жирного молока. Оно ещё теплое, попробуйте».

Молоко массивно бултыхается в моём стакане, на верх всплывают чёрные крошки непонятного происхождения, но, тем не менее, заметные.

«…он делал это каждый раз по другому, Лина была снизу, толчок-смешок, и теперь её живот всё больше и больше…»

При первой же возможности, пока никто не смотрит, я выливаю молоко в солому.

Янси и Мейнт остаются играть во дворе Хеттемы, а я выхожу на улицу и иду в сторону гавани. Пики со своей хромотой с трудом поспевает за мной. Почему она не оставит меня в покое, почему всегда идёт за мной, разве не замечает моего настроения, что мне не нужно её присутствие?

Я жду, пока она, тяжело дыша, догонит меня, дамба слишком крута для неё. Она щерит рот с выпавшими зубами в благодарной улыбке.

«Ты боялся быка?» — спрашивает она.

«Нисколечко».

Что она хочет, зачем спрашивает это? Когда мы стоим у причала, она хватает меня за руку. Это прикосновение пугает меня.

«Мы будем ждать, когда вернётся Хейт?»

И тут же бежит к пляжу, где, хромая, собирает камни. Сидя у воды и плотно обхватив колени руками, я думаю о Волте: нога, которую он кладёт на меня и затем эти нетерпеливые толчки. Теперь я скучаю по этой лихорадочной толкотне, которая тогда пугала, тоскую по прикосновениям к моей промежности, этому скрытому тайному месту, которое требует внимания к себе. Иногда это чувство настолько сильно, что я чувствую себя больным и разбитым.

Я вижу, что Пики копается в том месте, где был похоронен котёнок. Что будет, если она найдёт могилу? Маленький бумажный цветок всё ещё лежит там, выцветший и измятый, совсем не похожий на розу. Другие вещи исчезли.

«Кажется, я вижу лодку», — лгу я, но Пики, подпрыгивая, подходит ко мне и всматривается в направлении, указываемом моей вытянутой рукой.

Я смотрю на другую сторону бухты и бросаю камень в волны. Слабо булькнуло, брызги в сторону и небольшой всплеск, после которого не остается и следа. Я пытаюсь вспомнить, как выглядит мама, но мне это не удаётся, я не могу себе её представить, словно она не существует.

Возможно что это всё пропало: мама, наш дом, исчезнувший в войне — всё поглощено ужасным водоворотом.

Бульк…

Письмо всё не приходит, я пытаюсь безразлично относиться к дням, почти пренебрежительно. Всё останется как сейчас? И где Волт, продолжает ли ещё воевать? На другой стороне бухты ряд свай, за которыми он лежал. Там он ждал меня, и я к нему шёл через камни. Кажется, что это было так давно.

Бульк, ещё один камешек…

Я больше не думаю о Яне, мне безразлично, что я его давно не видел, это стало ненужным и неважным. Пасторская жена у Бога, она видит всё, что происходит; если моя мать рядом с ней, то они обе наблюдают за мной, смотрят на то, что я делаю. Я кладу три камушка рядом с розой: один для Волта, один для мамы и один для жены пастора, именно в таком порядке.

Они вместе сидят на большой серой скамье, вечно нестареющие. Их взгляды обращены не вниз, а блуждают среди облаков, словно скомканных из серо-белой ваты. Но они, не смотря ни на что, наблюдают за мной, удерживая меня в своих глазах и говоря обо мне, бессловесно и беззвучно. Радуются ли они камням, настроены ли ко мне благодушно, смог ли я их разжалобить и привлечь их внимание к себе?

«Приветствие, — думаю я, — принимайте приветствие, их Ангелы!»

Словно победоносно опустившаяся тёмно-коричневая птица, скользит лодка по гавани. Пики кричит, и мы спешим — она вприпрыжку — к причалу.

Когда мы идём домой, Хейт доверительно кладёт мне руку на плечо, будто бы я мужчина и его приятель.

«Не смотри так печально, малыш, это ни к чему. Вот увидишь, известие скоро дойдёт, теперь всё идет быстрее».

Я кусаю губы. Кто поддержит меня, кто возьмёт меня на руки, чтобы я почувствовал тепло другого человека? Внутри и снаружи я грязный и чёрный, и останусь таким, пока не найдётся рот, чей язык рискнёт меня облизать и отчистить, дотрагиваясь до меня нежно и без выгоды, не стыдясь.

«Пики, моя дорогая, подойди, заставь Йеруна смеяться».

За столом я совсем мало кушаю, и когда перестаю есть, то собираю еду вилкой в две кучки на тарелке.

«Вот это благодарность, — говорит Мем. — Я никак не пойму, что с ним происходит в последнее время. Но ты не встанешь из-за стола до тех пор, пока не опустеет тарелка».

«Господи, Благодарим тебя за еду и питьё. Аминь!»

Они все встают из-за стола, пока я борюсь сам с собой.

Огромное тело быка угрожающе приподнимается, копье торжествующе вытягивается, как кроваво-красный флагшток…

Я кладу голову на руки и втягиваю в себя запах клеёнки. Над собой я слышу пронзительно-звонкое жужжание мухи, прилипшей к клейкой ленте. Неожиданно Диет дёргает мой стул назад так, что я едва не падаю на пол; окружающий мир совершает пол-оборота в моих глазах и моё сердце на мгновение замирает. Затем я издаю вопль, ревя, несусь к двери и в одних носках бегу через луг. Пока я бегу по траве, мой крик эхом отдаётся в ушах; этот детский и одновременно страшный крик гремит в окружающей меня пустоте. Когда я, спустя время, возвращаюсь к дому, сгрудившиеся у забора овцы пялятся на меня холодными проницательными глазами. Совершенно отчетливо я вижу, что одна из них явно издевательски смеётся надо мной.

11

Очень редко, чтобы кто-нибудь с почтой приезжал в Лааксум, в большинстве случаев подразумевается, что письма, если таковые имеются, забёрет с собой тот, кто направляется в нашу деревушку по своей надобности.

Когда мы возвращаемся из школы домой и встречаем человека с почты, пригнувшегося к рулю велосипеда от встречного ветра, то искорка надежды загорается во мне, хотя мне почти удалось постепенно заглушить это чувство ожидания.

Пока Янси и Мейнт утоляют жажду под насосом, я спешно и как можно более незаметно стараюсь попасть в прихожую. В доме странно тихо, дверь в гостиную закрыта, и, что совсем необычно, нет ни намека на присутствие Мем. Когда я с безразличным выражением лица распахиваю дверь, то она бездеятельно сидит за столом; её руки сложены на коленях, словно она дала им отдых, она смотрит на меня непонятным нежным взором, затуманенным и далёким, двигая туда-сюда нижней челюстью. Она пытается скрыть улыбку? Прежде чем я успеваю открыть рот, она вскакивает, будто бы застигнутая врасплох, и начинает передвигать взад-вперёд фотографии на каминной полке. Мой взгляд бродит по комнате и почти инстинктивно находит место, где кое-что изменилось: на комоде, прислонённый к стене, обретается белый прямоугольник конверта, скромно прячущийся за небольшой вазой. На одном углу к нему прилеплена зелёная марка, но большая часть, на которой написан адрес, скрыта за вазой. По-быстрому я отвожу взгляд, разворачиваюсь и кладу свою тетрадь на стул. Затем я открываю тетрадь и делаю вид, будто что-то читаю там, полный благоговения, а сам наблюдаю углом глаза, как Мем наклоняется над столом и поворачивает голову в мою сторону.

Я жду, но она ничего не говорит.

«Не могу понять, что у меня тут есть…»

Я высказываюсь, чтобы нарушить повисшее между нами молчание, мой рот пересох, и я кусаю губы. Я чувствую неукротимое желание броситься туда и прочесть слова на конверте. Когда Янси и Мент появляются в комнате, Мем незамедлительно отделывается от них: