Алексей Ловкачёв - Синдром подводника. Т. 2

• Название: Синдром подводника. Т. 2
• Автор: Алексей Ловкачёв
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-966-8309-80-9

Был такой период в нашей истории, когда существовало военное противостояние двух супердержав — СССР и США. Трудное время, характеризующееся напряженной обстановкой, с внутренними тревогами и, как говорится, с расчехленными стволами орудий. Зато этот факт более полувека удерживал горячие головы от войн и кровавых конфликтов, обеспечивал мир и покой всему человечеству. Время это кануло в лету, от него осталось лишь название, придуманное мудрецами от политики — Холодная война. Но это было позже, а в ее разгар рассказчик со товарищи служили Родине, как могли, и жили, как получалось, ибо находились в составе военной системы «Военно-Морской Флот (ВМФ) — Вооруженные Силы СССР (ВС СССР)». К сожалению, уже нет ни ВМФ, ни ВС, ни защищаемого ими государства. А ведь я дважды ему присягал! Такое не выбросишь из сердца. Упразднили даже звание, погоны которого я впервые пришил к парадной тужурке в октябре 1976 года.

И вот написаны об этом эти воспоминания, как эпизод из маленькой повести, вплавленный в историю Родины. Это книга о событиях и людях, которые вошли в память и не были стерты временем. Она посвящена его величеству Военному Флоту, познанному автором за семь лет служения зрением, слухом, обонянием, нервами, эмоциями и душевными переживаниями.

---

В первой автономке по какому-то поводу для Михаила Михайловича Баграмяна было заказано исполнение песни белорусских «Песняров» «Заболела, заболела голова…», на что командир Олег Герасимович не замедлил откликнуться репликой:

— У Баграмяна вечно голова болит.

Как я полагаю, намек был на то, что голове интенданта атомного подводного стратегического ракетоносца всегда найдется, от чего болеть.

Прошли годы, и для уроженца Баку, армянина по национальности Михаила Михайловича Баграмяна белорусская столица стала второй родиной.

«20.01.1979 г., московское время 0510

Охотское море

… если планы не поменяются, то в марте у нас профотдых, а в апреле — отпуск. Но если признаться, то эти сроки еще не единожды переменятся, так что от судьбы-злодейки можно ждать чего угодно.

Сейчас читаю на вахте Юрия Соловьева, а в каюте П. Загребельного «Разгон».

Профотдых — после автономного плавания экипажу атомной подводной лодки полагался не то профессиональный, не то профилактический отпуск, в зависимости от количества дней нахождения в море. После первой автономки он у нас составлял двадцать суток.

Профотдых — предпоходовый, межпоходовый, послепоходовый, после смены с боевого дежурства. Организуется в домах, базах отдыха, на госпитальных судах, а также на кораблях при войсковых частях.

Личному составу подводных лодок перед выходом на боевую службу 20 суток и более — предпоходовый отдых 3 суток предоставляется за 10 суток до выхода в море:

10 суток — за 30 суток похода;

15 суток — за 45 суток похода;

20 суток — за 60 суток похода;

24 суток — за 90 суток похода.

Офицерам, сопровождающим личный состав, на профотдых предоставляется послепоходовый отдых продолжительностью 50% установленной нормы.

На путь следования выдаются воинские перевозочные документы.

Офицеры, мичманы в межпоходовом отдыхе отдыхают в доме отдыха Тихоокеанского флота «Паратунка».

«Паратунка» — прекрасный курорт в Долине гейзеров на Камчатке. Уникальное по красоте и целебности место!

«23.01.1979 г., московское время 1910

Охотское море

… по моей вине моему товарищу Шуре (Хомченко) прищемило пальцы, сильно, даже раздробило кость. Кто присутствовал, тот испытал неприятные минуты».

К сожалению, подробностей не помню, но что было — то было. В отсеках, напичканных большим количеством железа, получение травмы не редкость, скорее, рядовое событие. Например, в нашем отсеке верхнюю и нижнюю палубу разделял лоток торпедопогрузочного устройства (ТПУ). При погрузке-выгрузке торпедного боезапаса лоток устанавливался в положение сорока градусов наклона. В обычном состоянии этот лоток для верхнего помещения был палубой, а для нижнего — подволоком (потолком). Со стороны нижней палубы лоток имел гидромотор, который настолько неуместно торчал, что самая крайняя его часть — сливная гайка-пробка — была отшлифована… головами бедных подводников. К процессу шлифования подводники отнеслись очень ответственно, а некоторые даже фанатично. Так, однажды на этой злополучной гайке я обнаружил фрагмент вживую содранного скальпа вместе с волосами.

А на другом ракетоносце «К-421» проекта 667БД, что на Северном флоте, мичман Николай Архипов, ростом два метра, зимой и летом ходил на корабле в шапке-ушанке. Не потому что было холодно, а потому что ему было больно ударяться о выступающие внутри прочного корпуса железяки. Ведь подводникам не выдают специальных шлемов, как например танкистам.

«24.01.1979 г., московское время 0400

Охотское море

Сегодня прошло ровно полгода с того момента как мы познакомились. Сейчас вспоминается тот день. Утром я поднялся, собрался, меня провожала мама. В минском аэропорту встретил Наташу (сестру Петра Калинина) с детьми, Игорем (мужем Наташи) и тетей Светой (мамой Наташи). Своим рейсом мы улететь не смогли — когда заняли места, вдруг объявили, что самолет, ввиду неисправности, лететь не может. И мы вынуждены были выйти и ждать решения своего вопроса. В здании аэропорта родители нас встречали, как будто мы уже вернулись с юга. Все пассажиры нашего самолета «рассосались» по другим рейсам, остались только люди с детьми. Когда и мы заняли места в другом самолете, то обнаружилось, что нас осталось не более двадцати человек.

Наконец мы в Симферополе. Здесь нас должна была встретить Смирнова (Лена), однако мы ее не нашли (она не встретила нас из-за задержки рейса). Взяли билеты на троллейбус и поехали. В Алуште нам также ничего не знакомо, как и в Симферополе. Я наугад вышел к морвокзалу — кое-как уехали из Алушты. И вот мы в Рыбачьем.

С величайшим трудом мы нашли себе пристанище. Я остался с детьми и чемоданами у хозяйственного магазина, а Наташа пошла искать жилье, однако это у нее не получилось. Мимо магазина проходил мужчина с собутыльниками, увидев нас и войдя в наше бедственное положение, предложил жилье в своем доме. Устроившись, в тот же день я решил пойти на поиски Смирновой и заодно осмотреться на местности. Пошел в сторону моря, к бухте Любви. Дойдя до небольшой бухточки (у горы, с которой отец Онуфрий бросался камнями), решил вернуться обратно. Шел не вдоль берега, а по тропинке, лежащей ближе к дороге. Мне показалось, в ней было что-то знакомое. Дойдя до Смирновой и остановившись возле нее, посмел вмешаться в ее оживленный разговор с незнакомыми парнями. Уже не помню, что она мне говорила, но вид у нее был глубоко ошеломленный, глаза стали квадратными. Схватив меня «за жабры», потащила в поселок, к вашей девичьей обители. Там она забежала в дом и вернулась вместе с тобой. Первых слов не помню, помню только, как мы пожали друг другу руки (ты была в халате, косынке и шлепанцах). И тут кто-то предложил прогуляться. Мы забрели (кстати, уже вечерело) на территорию строящегося пансионата, где устроились на отдых и травили анекдоты. Лидировала в этом виде единоборства, разумеется, ты. Как расходились, не помню.

… Мы, наверное, уже тогда были счастливы, но просто-напросто на это не обращали внимания. Удивительно быстро сошлись, на что в городе понадобилось бы, по крайней мере, месяца три. А здесь, на юге, каждый из нас был как бы на ладони друг перед другом. Никто сначала и не подумал о том, что будет дальше — жили сегодняшним днем.

… Только я твердил как заклинание, чтобы отвести от себя мысли о женитьбе: «Жениться не собираюсь еще лет пять» (или что-то в этом роде), что, в сущности, оказалось лишним…

… самым дорогим днем является это же число, только не ноября, а именно июня.

Завтра будет двадцать пятое — это середина, после чего время пойдет на спад, на убыль, наконец, можно будет… останется каких-то тридцать девять дней и столько же останется за плечами в прошлом… »

Лена рассказывала о впечатлении, которое я на нее произвел в день знакомства — просто никакого. А на следующий день — «… вот когда ты разделся на пляже, тогда…». Что она увидела такого, чего бы я не знал о себе, так и не созналась.

«24.01.1979 г., московское время 1915

Охотское море

Обычно скучать не приходится, книгу в зубы и айда галопом по странам и континентам. И кажется, зря торопился. Вот уже кончил читать «Разгон», после проглотил Кычанова (или Кочанова) с «Клубом червонных валетов» (кстати, не вальтов). Мне кажется, придется ощутить книжный голод. Хотя у меня где-то в загашнике припрятана на черный день «Роман-газета» … ничего нет кроме военных мемуаров, которые я терпеть не могу…

Недавно обратил внимание на то, как реагирую на более или менее интересную книгу. Радостно хлопаю в ладоши и интенсивно ими потираю с некоторой дрожью в теле, предвкушая нечто эдакое… интересненькое.

Так вот откуда у меня эта привычка — хлопнуть ладоши и потереть ладони? … Вот только что приволок две книжки и один «Дальний Восток». Взял у товарища под залог «Роман-газеты», которую еще не прочитал».

В автономке любая литература ценилось на вес золота. А книгообмен все более оживлялся, чем больше времени проходило с начала похода. Мы тогда все много читали — время было такое, что много знать было модно, престижно и просто необходимо. Без чтения не получалось общаться с людьми, ибо тогда разговор получался на разных языках. Непередаваемый запах желтоватых книжных страниц помнится до сих пор.

«25.01.1979 г., московское время 2105

Охотское море

Недавно Милый пытался меня подколоть насчет того, что я скучаю по жене… У него улыбка до ушей, если не сказать больше, прямо неописуемая радость. Но больше всего не вязались с его настроением слезы, которые выдали его истинное душевное состояние. Ведь сам же скучает по своей жене, в чем тут же не замедлил сознаться. Тогда у меня в голове пронеслась мысль: «Женатики, женатики, все тоскуете по дому, независимо от срока совместной жизни».