Уильям Сароян - Случайные встречи

• Название: Случайные встречи
• Автор: Уильям Сароян
• Издательство: Известия
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1986

«Случайные встречи» — одна из последних книг американского писателя, в которой автор рассказывает о тех, с кем ему довелось встретиться за свою долгую жизнь, о смешных и грустных эпизодах, непрерывающаяся цепь которых и есть бытие человека. В сборник вошли также рассказы разного периода, в том числе рассказы, изданные отдельной книжкой после смерти писателя, — «Меня зовут Сароян».

---

На первом месте я поставил армян, потому что Битлис — часть древней Армении. На второе — курдов, потому что

Битлис географически принадлежит им. И на последнее я поставил турок — они самыми последними пришли сюда.

И вот когда большинство битлисских армян поняли, что в этом городе в лучшем случае их ждет судьба героев и им не избежать насильственной смерти, они крепко призадумались; надо было решать, что делать — остаться и умереть на своей земле или же переселиться в Америку и там жить до глубокой старости. Многие выбрали второе и поехали в Америку: в Нью-Йорк, Род-Айленд, Массачусетс, Иллинойс, Мичиган, а больше всего — в Калифорнию, впрочем, армяне осели во всех частях Америки и, безусловно, во всех частях света.

Вспомним немаловажный факт — в 1915 году во всем мире едва насчитывалось три миллиона армян, включая людей с половинкой или четвертью армянской крови, как принято по армянскому счету. Им и в голову не приходит, что наполовину англичанин, немец, русский, ассириец, грек, француз, итальянец, ирландец, испанец, португалец или американец может не считать себя армянином.

Могу только сказать, воспевая свой Битлис, я был беспомощен, и это, похоже, правда.

Любого встречного во Фресно, показавшегося мне незаурядной личностью, я тотчас спрашивал, откуда он родом, откуда родом его родители, и почти всегда слышал в ответ: «Мы из Битлиса».

Мне это было приятно, и я думал: «Тоже из нашей семьи».

Одним из самых выдающихся людей Фресно в двадцатые, тридцатые и сороковые годы нашего столетия был огромный плотный мужчина с крупным, открытым, улыбающимся лицом, он улыбался не только глазами и ртом — все лицо его сияло улыбкой, и звали его Арам Джозеф, значит, по-армянски его звали Арам Овсепян.

Он был одним из лучших борцов в округе и в состязаниях, которые проводились вечером по пятницам в Гражданском зале, нередко был гвоздем программы.

Если устраивались состязания, исход которых был предрешен, никто не смел предлагать Араму Джозефу проигрыш, ибо он побеждал буквально всегда. И это было весьма мудро: многие из покупавших билеты были армяне, хотя не все родом из Битлиса — битлисцы не любят бросать деньги на ветер. Это удел менее разумных армян из Вана, Муша, Сасуна, Тикранакерта и многих других армянских городов.

Всякий раз, когда Араму Джозефу предстояло выйти на ковер, он просил две-три дюжины контрамарок для родственников и друзей, и большинство из них были родом из Битлиса. Он был светловолосый, голубоглазый, идеал калифорнийца тех времен: сильный, быстрый, шумный, дружелюбный, великодушный, в уличных драках — непобедимый.

Однажды, когда я продавал на улице газеты, я увидел, как он выволок из маленького офиса, в котором работал, трех огромных американцев и бросил на мостовую. Едва один поднимался, Арам Джозеф наносил ему такой удар, что бедолага отлетал в сторону. Три громадины, крепкие парни, вроде наших злодеев-убийц из телевестернов. Арам Джозеф не обращал внимания ни на какие угрозы, пока дело не принимало серьезный оборот, тогда он сбивал противника с ног, отнимал пистолет или нож, но никогда не пускал в ход оружия против своего потенциального убийцы, хотя имел полное на это право. Зато у него собралась неплохая коллекция оружия.

Незадолго до смерти Арам Джозеф остановил меня на Ай-стрит во Фресно и сказал: «Вилли, хочу, чтобы ты знал: твой отец был моим учителем в Битлисе. Арменак Сароян — лучший человек из всех, кого я встречал в этом мире».

Никогда в жизни я не был так горд.

И никогда в жизни не веселился так, как в 1919 году, наблюдая, как три болвана, похожие на Киссела Кара, бежали от Арама Джозефа по Ваннесс-авеню со скоростью шестьдесят миль в час.

12

В Сан-Франциско на Девятой авеню, между Ирвинг-стрит и Джуда-стрит, жил над собственной мастерской краснодеревщик. Звали его на старинный манер — парон Гаприель, или господин Гаприель. Семья носила фамилию Дживарян; родом он был тоже из Битлиса. Он писал стихи.

Я спросил однажды, как это получилось, что он взялся за стихи, ведь он же краснодеревщик, отличный мастер своего дела.

Он сказал мне:

— Понимаете, господин Уильям, я стою за своим верстаком, голова не занята, только глаза да руки. Моя голова принимается работать сама по себе, в ней начинает вертеться всякое, а я принимаюсь слушать. И вдруг в меня начинают стучаться одно слово, два слова, одна строка, другая — и к концу дня, переполненный ими, я сажусь писать. Вот как это происходит.

Он был среднего роста, крепко сложен и сам напоминал большое дерево: широкоплечий, с большими руками, сильными, красивой формы пальцами. Во взгляде — смесь бесконечной печали и озорного веселья.

Его дети — два сына и дочь — учились в колледже. Он был убежден, что его долг — поставить их на ноги, подготовить к жизни не хуже других. Он женился в Америке, жена его была тоже родом из Битлиса. Каждый день примерно в три часа она приносила ему на медном подносе чашечку кофе по-турецки, кусок лукума и стакан холодной воды.

Она улыбалась и говорила мягко:

— Сэр, минута отдыха.

Она ставила поднос на его верстак на свободное место и уходила к себе наверх, потому что знала, что у себя в мастерской он художник, мыслитель и не любит, чтобы пустой болтовней его отвлекали от работы с деревом и от сочинения стихов.

В те дни был голод на нашей земле, выражаясь в духе ветхозаветных авторов. Не хватало денег, бедняки стали еще беднее. И все-таки люди старались собираться всей семьей за трапезой, пусть самой неприхотливой и недорогой, и наша семья тоже; мы жили на втором этаже на Карл-стрит, 348, в восьми кварталах от мастерской парона Гаприеля Дживаряна. Мне было тогда двадцать два, и временами я слегка волновался, что у меня нет постоянной работы. И еще — что меня не печатают, ведь я писал не разгибаясь целыми днями, а часто и ночи напролет.

Был я без заработков, а потому без карманных денег, и шатался по улицам, и пил без конца газированную воду, и так — до вечера, когда у нас дома к ужину подавался плов с луком, и мы с братом набрасывались на него не вполне изящно.

Я очень любил эту еду и до сих пор люблю. И потом долго еще, когда у меня уже появились деньги, я просил кого-нибудь наготовить мне плова побольше, а в ресторане обычно заказывал специальную порцию, чтобы взять с собой домой. В конце концов я сам научился его готовить, и теперь, как только захочется, где бы я ни был — дивное блюдо у меня на столе.

Во время своих прогулок я несколько раз в день проходил мимо дома краснодеревщика, а он, заметив меня, махал рукой, приглашая войти, и говорил:

— Господин Уильям, как раз вы-то мне и нужны. Ведь вы писатель, хотя еще и неизвестный. Вы пишете по- английски, я тоже писатель — ну, может, и не совсем писатель, но, по крайней мере, пишу стихи. По-армянски. Вот что я написал прошлой ночью.

И он читал мне свое стихотворение, которое — я понимал — было умное, и человечное, и невероятное не только для простого краснодеревщика, но и для кого угодно.

Я благодарил его и шел на берег, где собирал камешки, как слова, как монеты.

Четыре года спустя я наконец-то пробился: напечатали мою первую книжку, а сейчас, еще сорок лет спустя, я хочу поблагодарить небеса, и господа бога, и Иисуса Христа, и Солнце, и всех, и вся. А стихи славного краснодеревщика так и не были опубликованы. Все под богом ходим.

13

Не всякий человек, одаренный или более других одаренный глупостью, родом из Битлиса; хотя те, кто родом из Битлиса, убеждены, что все одаренные люди — родом из Битлиса, и особенно олухи; они упрямо стремятся отстоять превосходство битлисцев во всем, в том числе в шумной вульгарности; и в этом последнем неизменно преуспевают.

Единственное огорчение такого олуха, что в конце концов он оказывается лишь чуть-чуть менее умным, чем признанные мудрецы в городе — армяне, христиане, неверующие, англичане.

В моей ветви Сароянов есть разные люди, я, кажется, сочетаю и то и другое — я и умный и дурак, во всяком случае, немножко псих.

Чтобы меня верно поняли, добавлю, что слово «псих» по-армянски «хент», в нем нет оттенка презрения, чаще оно выражает восхищение, если не почтение.

Давид Сасунский, к примеру, был хентом, а если вы не знаете, чем он знаменит, скажу вам, что знаменит он всем.

Не все великие, удивительные или просто интересные армяне родом из Битлиса. Сасун, к примеру, находится в сорока милях к северо-западу от Битлиса, и в этом горном селении тоже много замечательных людей.

С другой стороны, есть города, слава которых зиждется исключительно на коммерческом таланте жителей. Это бизнесмены, купцы, поставщики антиквариата, банкиры, ростовщики, люди, финансирующие строительство домов. И само собой разумеется, что такие люди, с одной стороны, жестоко эксплуатируют других, в том числе вдов и детей, а с другой — тратят огромные деньги на всякие пожертвования. Завещают состояния на строительство по всему миру армянских школ с бесплатным молоком для малышей.