Иван Багмут - Записки солдата

• Название: Записки солдата
• Автор: Иван Багмут
• Издательство: «Советский писатель»
• Жанр: Прочая детская литература
• Год: 1985

В книгу известного украинского писателя Ивана Багмута «Записки солдата» вошли повести и рассказы. В повести «Записки солдата» автор правдиво изобразил ратный подвиг советских людей на полях сражений Великой Отечественной войны. Герой повести «Жизнеописание послушного молодого человека» подростком встретил Великую Октябрьскую революцию и стал настоящим борцом за ее идеи.

Главные герои рассказов — люди труда.

СОДЕРЖАНИЕ

Ю. Герасименко. Жизнеописание счастливого человека. Перевод Вл. Россельса.

ПОВЕСТИ

Записки солдата. Перевод Вл. Россельса.

Жизнеописание послушного молодого человека. Перевод Вл. Россельса.

Приключения черного кота Лапченко, описанные им самим. Перевод Вл. Россельса.

РАССКАЗЫ

Кусок пирога. Перевод Е. Россельс.

Злыдни. Перевод Вл. Россельса.

Третья лекция. Перевод Вл. Россельса.

Бочка. Перевод М. Фресиной.

Двенадцатая собака. Перевод М. Фресиной.

Горячие ключи. Перевод М. Фресиной.

Теги-теги. Перевод Н. Сказбуша.

В яблоневом саду. Перевод М. Фресиной.

Братья. Перевод М. Фресиной.

Драгоценное издание. Перевод М. Фресиной.

Друзья. Перевод Е. Россельс.

Весенний день. Перевод Е. Россельс.

Характер. Перевод М. Фресиной.

Хунхуз. Перевод Вл. Россельса.

Белый костюм. Перевод Вл. Россельса.

Федор из Федора. Перевод Вл. Россельса.

Рассказ о рассказе. Перевод Вл. Россельса.

---

Крик Александры Александровны донесся до меня сквозь сон и вернул к суровой действительности.

— Я не стану терпеть в доме это страшилище! Я требую немедленно выгнать этого выродка, этого бандита, этого негодяя, этого мерзавца!

Я догадался, что речь идет обо мне, и подошел поближе, чтобы честно признать ошибку и попросить прощения.

— Вот он! — обожгла меня взглядом Александра Александровна. — Вот он, разбойник! Вот он, кровопийца! Этот крем на вес золота! Больше его теперь нигде не достанешь! Его нет ни в одном косметическом кабинете! Ты прекрасно знаешь, что Амалия уехала за границу и я нигде не достану такого крема. Чем я буду мазать лицо? Чем?..

«Боже мой! Что я наделал!» — ужаснулся я и на всякий случай отошел подальше от разгневанной женщины. Откуда мне было знать, что эта проклятая Амалия уехала за границу?..

— Ну, моя дорогая… — робко пролепетал профессор.

— Никаких «моя дорогая»! Вон! Он или я — выбирай!

— Хорошо, у нас в квартире его не будет, — твердо заявил профессор, и сердце мое словно куда-то провалилось. — Я отвезу его на Днепровское море. Потерпи два дня.

— Утопить его надо в Днепровском море! — кипела Александра Александровна.

— Все будет, как ты пожелаешь! — заверил ее муж, и я содрогнулся.

«Смерть! Меня повезут топить в Днепровское море. За что? И кто! Тот, кто спас меня от смерти». Грустно опустив хвост, я поплелся из комнаты.

Чистая ихтиология

Мне и вообще умирать не хотелось, а тем более быть утопленным в Днепровском море. Кто не знает, что коты не любят воды? Отвращение к ней так велико, что мы даже умываемся не водой, а собственной слюною.

Лежа на письменном столе профессора, я следил за его руками, которые быстро писали докладную записку «Проблема рыборазведения в Днепровском водохранилище». Неужели этот человек, с такими добрыми и умными глазами, такой симпатичный, бросит меня в холодную воду этого, как его… водохранилища? Брр!

Бежать! Только бежать! Я понимаю, если уж погибать, то за что-то великое, достойное! Но за какую-то мазь! Из-за женского каприза? Нет. И потом — обещали утопить в море, а теперь — в каком-то жалком водохранилище. Это меня обижало.

Я уже было вскочил, чтобы выполнить свое намерение, но посмотрел в окно, увидел мокрую землю, неуютный от весенних дождей двор и снова лег. В конце концов, бежать можно, когда прибудем на место казни.

Думая о своем печальном будущем, я тем временем читал то, что писал профессор, и вскоре увлекся докладной запиской и позабыл о своих невзгодах.

Оказывается, Днепровское водохранилище величиной с доброе море и в нем можно разводить и выращивать тьму-тьмущую всевозможной рыбы, в особенности карпов, лещей и судаков. Но есть два препятствия.

Первое: рыба не может метать в этом море икру, у него слишком крутые берега. (Честно говоря, я не понимал, почему карп или какой-нибудь лещ не может метать икру при крутых берегах, но профессор этого не объяснял, а ограничивался ссылкой на это.)

Второе препятствие — страшная болезнь краснуха, от которой сейчас гибнет карп, живущий в этом море.

«Интересно, — подумал я, — а можно котам есть карпов, больных краснухой? Если болезнь не переходит на котов, у меня там будет после побега вдоволь еды». Я внимательно читал докладную записку дальше, но профессор обошел интересовавший меня вопрос. И мне вдруг так захотелось свежей рыбы, что, позабыв о предстоящей казни, я готов был хоть сейчас мчаться на это водохранилище.

В день отъезда к профессору пришел уже знакомый мне тип в грязном халате. Оказалось, и он поедет с нами на Днепровское море. Да, этого можно было ожидать: профессор сам не смог бы меня утопить. Специально для этой позорной операции брали палача.

Мы сели в профессорскую «Волгу» и поехали. Я с интересом смотрел в окно. Меня радовала зелень озимых, робкие листочки на деревьях, черная пашня, над которой поднимался пар, а когда проезжали мимо прудов и рек с синей холодной водой, у меня горестно сжималось сердце. Тогда я невольно переводил взгляд на Петровича, которого в душе называл палачом.

У меня не было к нему ненависти. Нет, я просто презирал его. Сперва я сам не понимал, откуда у меня такое чувство, потом сообразил: это потому, что он никогда не смеется.

Прежде, когда я был очень молод и, следовательно, достаточно глуп, мне казалось, что не улыбаются очень умные и солидные люди: они угрюмо молчат, ибо думают о серьезных, важных вещах. Еще в пору моего пребывания у Писателя я познакомился с одним критиком, который никогда не улыбался и писал длинные статьи. Тогда я считал его гениальным и только недавно, просмотрев его статьи, понял, какой он тупой невежда…

Часто встречаясь с умными людьми, я убедился, что у подлинно умного человека почти всегда на лице улыбка. Я долго ломал голову над своим наблюдением, а оказалось, дело совсем просто. Человек отличается от животного, кроме всего прочего, способностью смеяться. Когда же человек не смеется, он теряет человеческое подобие и становится похож на своего «друга» — собаку. Кстати, коты смеются, но внутренне. (В дальнейшем, когда я буду писать, что кот или кошка смеются, следует понимать, что они смеются внутренне.)

Поглядывая на злую физиономию Петровича, я так и ждал, что он вот-вот залает…

— Иммунитет! Во что бы то ни стало выработать у карпа иммунитет против краснухи! — говорил профессор, в сущности, сам с собой, хотя формально обращался к палачу.

— Все равно сдохнет! — возражал тот.

Я лично не представлял, что такое иммунитет, но соглашался с профессором, зная, что он не бросает слов на ветер.

— А вы знаете, что такое иммунитет, Петрович? — улыбнулся профессор.

— Что такое иммунитет — не знаю, а что рыба подохнет — знаю.

— Вот чтобы она не подохла, мы и будем лечить.

— Тю! Да где же это видано — рыбу лечить? Что это, человек или корова? Это все игрушки!

— Вылечим, Петрович! А иммунитет — способность организма противостоять болезни.

Тот тупо смотрел на профессора, не понимая этой простой фразы.

— Например, оспа. Когда мы прививаем вакцину оспы человеку, он уже не болеет этой болезнью. Мы говорим — у такого человека иммунитет против оспы. Понятно?

— Прежде и без иммунитета рыба не дохла, а теперь и с вашим иммунитетом подыхает, а все… Да что говорить!..

Я смотрел на профессора, ожидая, что тот ответит Петровичу резкостью, но он лишь укоризненно покачал головой.

В эту минуту мы проезжали село, и какая-то глупая кошка перебежала нам дорогу.

— Дави ее, дави! — заорал Петрович, но шофер сбавил скорость, и кошка спаслась.

— Эх ты! Добрая душа! — зарычал палач на шофера. — А она, проклятая, несчастье приносит!

Ох как я сейчас ненавидел этого выродка! Я внимательнее присмотрелся к нему и подсознательно, каким-то шестым чувством, ощутил, что прозвище палача дал ему недаром. Во всем его облике было нечто от палача. «Интересно бы познакомиться с его биографией, — подумал я, — посмотреть анкету».

Вскоре мы прибыли в большой город. Я впервые увидел Днепр, гидроэлектростанцию, желтую тучу над металлургическими заводами.

Сперва мы ехали по новому городу. Шофер сказал, что город как будто прибран к празднику; так казалось, верно, потому, что все дома были новые, большие, красивые, а улицы широкие, чистые, с яркими витринами магазинов. Палач что-то недовольно буркнул, я промолчал. По мне — не было бы только на улицах собак, а возле кинотеатров — мальчишек без галстуков и с мокрыми покрасневшими носами.

Потом пошел старый город. Профессору он тоже понравился. Палач снова что-то проворчал, а я увидел собаку, которая выскочила из боковой улочки, и если не выказал неудовольствия, то лишь чтобы не поддержать Петровича.

Через полчаса мы приехали в рыборазводное хозяйство на берегу Днепровского моря, где нас с нетерпением ждали. Машину встречала целая толпа — человек двадцать.

— Профессор Нетяга! — восторженно воскликнул молодой человек, как оказалось, директор хозяйства. — Как я рад!

— Я тоже очень рад с вами познакомиться, — ответил профессор.

— Кот! — вдруг раздался детский голос. — Как я рада!

В этот момент я вылезал из машины и был приятно поражен таким вниманием.

— Ну вот и хорошо! — смеясь, обратился профессор к девочке, которая так обрадовалась, увидав меня. — Его зовут Лапченко, он ловит рыбу и приехал помогать мне…

Все почему-то засмеялись, а девочка сказала:

— А я — Лена, — и сразу схватила меня за хвост.

Это мне, конечно, не понравилось, но что значила такая мелочь по сравнению с сообщением, что меня привезли сюда не для казни. Или, быть может, это надо понимать в обратном смысле? Нет, внутренний голос нашептывал мне, что я буду жить.