Александр Меситов - Дожди в августе

• Название: Дожди в августе
• Автор: Александр Меситов
• Издательство: Северо-Западное книжное издательство
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1985

Родина Александра Меситова — Тула. До окончания в 1978 году факультета журналистики Московского государственного университета он работал на шахте, служил в армии. Последние годы живет в Нарьян-Маре, является ответственным секретарем газеты «Няръяна Вындер». Был участником VII Всесоюзного совещания молодых писателей, публиковался в «Литературной России», «Литературной учебе», коллективных сборниках «Мы из МГУ» («Молодая гвардия») и «Поколение» («Художественная литература»).

---

— Ну, давай быстрее отсюда, а то мне не с кем в перерыве в костяшки постучать. Дядь Коля с Семен Тихонычем опять трех «козлов» пришили вчера мне с Вовкой. Ну, давай — и совал под подушку печенье и банку сгущенки. (Чудной этот Васька, будто меня здесь не кормили).

— Ну, как твои дела, так сказать, на творческом поприще? (Это отец спрашивает меня о моих стихах).

— Все в порядке, — говорю я и делаю маленький глоток вина. Я не знаю, буду ли я когда-нибудь большим поэтом. Но я никогда не напишу в своей биографии, что у меня было трудное детство. Я никогда не напишу, как болела мама тогда, осенью. Как приезжала к нам тетя Даша. Мы рубили с тетей Дашей капусту у нас в сарае, но сначала носили синие скрипучие кочаны из магазина. Я никогда не напишу, как трещали мои позвонки, когда я таскал эту капусту по полмешка, стараясь положить побольше, чтобы тетя Даша видела, какой я сильный и взрослый.

Мы выходим из кафе, отец суетится, отстегивает боковой карман и протягивает деньги.

— Вот, возьми, — говорит он, — здесь сто рублей. Тебе надо купить костюм, и вообще ты взрослый, и невеста, наверное, есть.

Мне хочется так же, как в кино, бросить эти деньги отцу в лицо. Но я не брошу, потому что Катьке надо купить новое пальто, а у Лорочки нет зимних сапожек. У нас еще не все гладко с бюджетом. И вообще, не всегда можно сделать так, как в кино.

— Спасибо, — говорю я.

— Понимаешь, у меня сейчас… ну, в общем, я бы дал больше… Я потом пришлю… — извиняется отец и смолкает. И уже тише спрашивает: — Как мать-то?

Я молчу.

— Ты скажи, что я зайду. Скажешь? А может быть, сразу? Вместе? А? — говорит отец.

— Все в порядке, мать здорова. Работаем. А домой к нам, отец, не надо, не приходи. Не приходи.

Я жму вялую руку отца и ухожу по аллее. На дороге маслянистые лужи. Я шагаю прямо по ним и думаю, что главное — это не обернуться: если я обернусь, то мне станет жалко отца.

Полные копытца водицы

Пашке восемь лет. Живет Пашка вдвоем с матерью, и когда к ним приходят гости, Пашкина мать устало и как бы извиняясь говорит:

— Мальчик немного болен. Вы, пожалуйста, не обращайте внимания.

У Пашки несоразмерно большая голова, это — последствия полиомиелита. Глаза у Пашки синие, но мутные, будто, в них молока подлили. Смотрит он внимательно и грустно.

Чаще всех в гости приходит Валентин Иванович. За глаза мать зовет его Валькой, потому что он на четыре года моложе ее. Валька работает с матерью в одном цехе на оружейном.

Раньше женихом был Платон Ильич, теперь — Валька.

Пашка понимает, что матери тридцать три года, а если женщина в этом возрасте не найдет себе кого-нибудь для жизни, то она вообще никогда не найдет. Так говорит Люда. Она тоже работает на оружейном.

К Платону Ильичу Пашка сначала никак не относился, но потом он узнал, что Платон Ильич никакой вовсе и не жених, а кот. Подслушивать, в общем-то, нехорошо, но Пашка заинтересовался: какой это такой кот. И он подслушал, как Люда ругала мать за Платона Ильича, потому что тот и женатый, и такой кот, какого по всей Туле не найти. И тогда вечером, когда пришел Платон Ильич, Пашка взял на кухне мясорубку, подошел к гостю, который сидел на диване, и сказал:

— Уматывай отсюда, а то сейчас как влеплю по чердаку…

— Пашка! — закричала и побледнела мать. — Как ты смеешь, Пашка!

И потом, уже обращаясь к Платону Ильичу:

— Вы, ради бога, не обращайте внимания, Платон Ильич! Мальчик болен. Ради бога, не уходите!

Но Платон Ильич ушел. И Пашку целую неделю не пускали на улицу. А потом пришел Валька. Он Пашке понравился, потому что у него усы и борода были совсем-совсем как у Щорса. И поэтому Пашка не стал мешать матери и Вальке: забрал портфель, и ушел в свою комнату учить уроки. В маленькой комнате он первым делом открыл свою любимую книгу «Герои гражданской войны» и долго смотрел на портрет Щорса, пока не убедился, что Валька действительно очень похож на него.

У Пашки удивительная память: он помнит все услышанные и прочитанные сказки наизусть, помнит имена и отчества всех писателей и ученых, если только он слышал о них хотя бы вскользь, помнит всякие даты, помнит где и что лежит у матери. Поэтому мать часто спрашивает его:

— Паш, в марте тридцать первое — какой день будет?

— Суббота, — отвечает Пашка.

Соседка Ленушка тоже любит задавать вопросы, остановив Пашку на кухне:

— Ну, а как зовут Мичурина?

— Иван Владимирович.

— А Салтыкова-Щедрина?

— Михаил Евграфович.

— А Миклухо-Маклая?

— Николай Николаевич.

Пашка отвечает нехотя, ему скучно.

— Ну, а… ну… — Ленушка не знает, про кого еще спросить, и поэтому, как всегда, говорит: — Нет, это нездорово. Это определенно ненормально, — и гордо и обиженно уходит.

Ленушка маленькая и толстая, и про себя Пашка зовет ее Повалить да Катить.

Сегодня среда. Пашка давно уже пришел из школы, потому что занятий сегодня не было: двадцать девять градусов мороза на улице. Повалить да Катить говорит, что это крещенские морозы. Пашка сидит в большой комнате у размалеванного морозом окна и думает.

Больше всего Пашка любит думать про бабу Феню. Баба Феня живет в Настасьино, и на каникулы Пашка ездит к ней в гости. По случаю Пашкиного приезда баба Феня печет пироги с калиной, с рисом и с зеленым луком. Лук растет у нее в огороде и в цветочных горшках на окне. А на пасху баба Феня накладывает в тарелки земли и сажает в нее овес. Вернее, сажает она еще до пасхи. А к пасхе в тарелке вырастает густая зеленая трава, и в эту траву баба Феня кружочками накладывает крашенные кожурой от лука яйца. И Пашке очень нравится смотреть на них.

А еще Пашка любит в Настасьино ловить полевых мышей: как выйдешь в поле, где рожь растет, так и лови. Они такие маленькие, пушистенькие, и если сильно не давить их пальцами, когда держишь в руке, то они не укусят.

Есть в Настасьино пионерский лагерь, но Пашку туда не пускают. А если и пролезешь в дырку под забором, все равно поймают и выведут, да еще обзываются… Как-то пробрался Пашка на территорию лагеря, а вожатая с накрашенными на ногах ногтями, вывела его за ворота, да еще и заявила: «Чтобы я тебя, головастик, здесь больше не видела». А разве Пашка виноват, что у него такая большая голова? Вот поэтому тогда и пролез Пашка снова через дыру в лагерь, прижимая нагрудный кармашек своей клетчатой рубашки. А потом, пригибаясь, чтобы его не заметили из столовой, Пашка пробрался к тому раскрытому окну, за столом у которого обедала его обидчица. Как она визжала, когда в окно просунулась Пашкина рука и сунула ей в тарелку с лапшой живого мыша. Во визжала!

Пашка встает, берет веник. Половину комнаты он уже вымел, а теперь собрал мусор из оставшихся углов и положил веник посередине. Пашка ждет мать. Она говорит, что Пашка ей совсем не помогает, даже пол не подметает. А на самом-то деле он уже сто раз подметал, но она этого не заметила. Вот и решил Пашка, что он закончит уборку, когда мать вернется. Пусть она тогда увидит, как Пашка ей не помогает!

Дверь в коридоре стукает, и Пашка хватает веник. Но это пришла не мать, а Валька.

— Здорово, — протягивает он Пашке руку.

Пашке нравится, когда с ним здороваются за руку.

— Ну и холодрыга, — говорит Валька.

— Ничего удивительного, — пожимает плечами Пашка, — крещенские морозы.

— Как дела? — спрашивает Валька, раздеваясь.

Но Пашка пропускает вопрос мимо ушей и, думая о своем, озадачивает Вальку:

— А коровы человечий язык понимают?

— Не знаю, а что?

— А то, что я летом был в Настасьино, там один пастух на коров матом ругался, а они очень мычали — наверное, понимали.

— Выдумщик ты, — говорит Валька.

— Не, правда. А вот еще когда я в ухе спичкой ковыряю, то кашляю. Может, в ухе кашельная жилка проходит?

— Может, и проходит. В школе-то не хулиганишь?

— Не-е… Только Витьке Макину вчера влепил.

— Это за что ж ты его?

— Он мне муху в чернильницу бросил. Я отвернулся, а он бросил. А я макнул ручку, гляжу — муха, упала на тетрадь и ползет, в чернилах вся. Вот я и влепил Витьке. А Марь Сергеевна меня в угол поставила…

— Да, не фонтан, — говорит Валька.

— Не фонтан, — соглашается Пашка. — Нагнись, я тебе что-то скажу.

— Небось в ухо дунешь?

— Не, не дуну, — уверяет Пашка. Но когда Валька нагибается, Пашка не спеша слюнявит палец и, прикладывая его к Валькиным усам, говорит:

— У тебя ус отклеился.

— Ах ты шпана! — кричит Валька и подкидывает Пашку под самый потолок.

— Не надо, ну, не надо, — просит Пашка, — опусти. Лучше покажи приемы.

И Валька показывает приемы самбо, учит Пашку, как надо делать подсечку, бросок через себя, через бедро.

Мать приходит домой, когда сдвинуты и скомканы все половики. Валька стоит на коленях, а Пашка с криком: «Ах ты, волчья сыть, травяной мешок» — наскакивает на него.