Олег Фурсин - Калигула

• Название: Калигула
• Автор: Олег Фурсин
• Жанр: Историческая проза

Если Вы полагаете, что герой этой книги настоящее чудовище, которое казнит без разбора правых и виноватых, время проводит в бесконечных оргиях, устраивает своему любимому коню Быстроногому великолепную конюшню непосредственно в Сенате, то Вы ошибаетесь.

Это означает лишь, что Вы неплохо знакомы с официальной историографией. Читали книги, смотрели фильмы о третьем императоре Рима, Гае Августе Цезаре Германике. И имеете о нем свое представление; с нашей точки зрения, глубоко неверное.

Авторы романа «Калигула», Фурсин О.П., Какабадзе М.О., приносят Вам свои искренние извинения. Ничего этого в книге, которая перед Вами, нет.

Зато есть в ней Тевтобургский лес, в котором малыш Калигула переживает глубочайшую трагедию своего народа. Есть арены, на которых будущий цезарь рискует жизнью, сражаясь с собственной трусостью. Есть его непролитые слезы о семье, которую уничтожили: отец отравлен, мать и братья уморены голодом или предпочли нож позорной казни. Есть трагедия человека, который тяжко болен. Есть его любовь, неразделенная, но при этом обоюдная; не спрашивайте, как это возможно, читайте! Есть знаменитый «удар Германика», которым убивает цезарь. Есть любовь к Риму, есть великие дела, которые свершены во славу отечества. Есть все, чтобы понять: это была короткая, трудная, но яркая жизнь, от колыбели до последнего удара мечом. История принца датского в сравнении с реальной историей Калигулы — просто веселый водевиль. И после смерти императору не довелось обрести покой; его оболгали. Кто и зачем это сделал? Обо всем этом — на страницах книги…

---

Представился случай выгодно жениться. Друзилла, сестра погибшего и по его вине, в частности, Друза Цезаря, племянница осужденной всеми отравительницы Ливиллы, дочь проклинаемой вслух изменницы Агриппины, была женой Луция. Обходителен был сенатор. Прекрасно удавалось ему обходить все препоны, воздвигаемые совестью…

Но обошел его на повороте Калигула, как обходил соперников на цирковой арене. Там, в цирке, благодаря Быстроногому, любимому коню. Здесь, в каждодневной жизни, благодаря тому, что обходительностью император не отличался. Зато решительностью обладал немалой. Куда там Лонгину!

— Ты дашь ей развод, — сказал блистательный брат, едва вкусивший власти. — И близко к ней не подходи. Если хоть раз увидят тебя на расстоянии двадцати, нет, ста шагов от сестры…

Было в лице принцепса нечто такое, что можно было и не договаривать. И без того позеленел от ужаса Луций Кассий.

Вот и все, в чем повинен был Калигула перед патрицием. В том, что развел его с Друзиллой. По правде говоря, не самое страшное наказание. Человеку, оговорившему брата. Подвергшему посмертному проклятию тетку…

Предсказано было императору, что погибнет он от руки кого-то из Кассиев. Пошутил было Калигула:

— Не зять ли мой бывший? Или брат его, Гай? Зря оставил я Гая проконсулом в Азии. Не любит меня родня. Не послать ли кого из трибунов к Гаю проехаться?

Проехаться к Гаю трибуну, но для чего? Не смерть ли примет проконсул, как довелось Тиберию Гемеллу? Ох, напугал император бывших родственников. Немало грехов за собой знали. Не было дома, в котором не шептали бы Кассии: «Отнял жену у мужа. Для кого, как не для себя?».

Калигула же только пошутил. Молод был император. Окружен поначалу всеобщею любовью. Опьянен этой любовью. Почти страстью, что дарил ему Рим.

Страсть не так уж редко оборачивается ненавистью взаимной, это бывает. Дай ей развиться, перегореть. Обернется вначале насыщением, потом усталостью. Потом выползет из-за угла скука. Там недалеко до неприятия. А вот уж и ненависть сторожит…

И разделился Рим на любящих и ненавидящих. И стали судить молодого императора: где прав, а еще больше, где не прав, и где совсем уж виноват!

Август, по собственному его выражению, превратил Рим «из города кирпича в город мрамора». Калигула же стремился во всем прадеда превзойти. «Великим созидателем Рима» назовет его один из историков последующего времени, заподозрить которого в симпатии к Калигуле трудно[270]. Если даже недруг увидел, разглядел, оценил труд!..

Он любил свой Рим. Он находил его самым прекрасным городом в мире, хотел украшать его бесконечно. У Септы Юлия[271], близ акведука Девы, заложил Калигула новый амфитеатр. Не суждено ему было достроить свое детище, свою мечту, и в будущем звали его цирком Нерона. Но ведь начал строить, и лишь смерть ему помешала! Когда-то Агриппа, дед, провел сюда акведук по указанию некоей девушки. Грезилось деду, а вслед за ним остальным, что была то Минерва[272] сама, пришедшая на левый берег Тибра для помощи Риму. Калигула хотел увековечить то место и случай…

Смерть прадеда, Гая Юлия Цезаря, случилась в другом месте. У портика Помпея. Калигула не мог забыть того, что эти стены слышали последнее: «Tu quoque, Brute, fili mi!»[273]. Видели, как первый Цезарь накинул на голову тогу, чтоб не видеть предательство и собственную смерть. В тот самый день шло представление в театре Помпея рядом, квириты[274] приветствовали актеров. Не зная, что драма, поставленная самою жизнью, разворачивается напротив. Драма, которой суждено было изменить лицо мира…

Калигула любил театр Помпея, когда-то величественное каменное здание, облицованное изнутри мрамором. Полукружный фасад из открытых аркад. Многоэтажную сцену, увенчанную храмом Венеры-победительницы. Прародительницы их собственного рода! Юношей он любил бродить с Друзиллой по аллеям сада, разбитого за театром, любоваться фонтанами. Став императором, захотел возродить былое величие этого места. Многое здесь обветшало, покрылось плесенью, разрушилось. Еще бы — Гней Помпей Великий приказал строить театр к моменту своего триумфа, а теперь былому великолепию исполнилось сто лет! Калигула заложил театр заново. Не успел достроить? Так это не по своей же вине!

К числу заслуг Калигулы отнесем начало возведения новых акведуков, в дополнение к тем семи, что уже к тому времени снабжали водой Рим. Когда завершилось проведение одного из них, уже при Клавдии, он стал называться акведуком Клавдия, как цирк Калигулы назван был цирком Нерона. Не везло императору на добрую людскую память, на благодарность.

Гай помнил о том, что дед его, Август, лично следил за состоянием дорог. То же делал внук, Калигула. Он приказал тем, кто строит дороги, чинить их за свой счет. Он отстранял от власти нерадивых и отдавал под суд тех, кто мошенничал, воруя государственные средства. Его правление было коротким, всего-то четыре неполных года, а римляне стали ездить по дорогам, полностью приведенным в порядок. И не только в пределах своего города. Тит Флавий Веспасиан мог бы сказать об этом больше, чем кто другой!

Он строил дороги, потому что они были простым и непреложным выражением единства империи. В северо-западном углу Римского форума стоял позолоченный дорожный столб. От него разбегались веером дороги, построенные одинаково. На основании больших каменных плит — толстый слой гравия. Косо поставленные боковые плиты образовывали кювет. Дороги были примерно одной ширины — 5–6 метров, на каждой дороге установлено множество столбов. На столбах указано имя императора, год правления его, в который столб был установлен. Расстояние до ближайшего города. На каждой дороге на определенном расстоянии размещены станции, где по подорожным единого образца государственным людям и курьерам предоставляли лошадей и носилки. Все для быстрой переброски легионов, хлеба, почты. И если добавить, что расстояние между крайними точками империи было около пяти тысяч километров, а протяженность дорог составляла сто пятьдесят тысяч… Грандиозный размах подобного дорожного строительства не может не вызвать уважения. Многие из этих дорог используются до сих пор!

Римляне, конечно, руководствовались во всем и всегда практической необходимостью. Но нельзя не отметить и символическое значение их дорог. Идущие через горы¸ реки, болота и пустыни, они словно завершали и скрепляли завоевание. Раз и навсегда. На пеструю картину народов и природы накладывался каркас и контур Римской империи.

Римляне долго пытались покорить воинственные племена лигуров, населявших приальпийские территории на северо-западе Италии и востоке Галлии; сочтя, что покорение лигуров наконец завершено, Август в седьмом году н. э. проложил через их земли дорогу, которую назвал «Юлиевой-Августовой», и установил на ней трофей — символ завоевания. Так поступали деды и прадеды, Калигул стремился к тому же…

О Риме и о зерне для Рима, о хлебе и о Египте Калигула знал все, и помнил тоже… «Ты в Риме, и Рим в тебе», — говорил Германик сыну. «Где бы ты ни был, помни, что ты — римлянин. Тот, кто владеет Египтом, владеет хлебом. Ничего не стоит — сжать горло Рима, душить город и страну, если закрыть дорогу для египетского хлеба. Дорога должна быть открыта. Каждый римлянин пусть помнит об этом. Я помню. Я закрыл уши для тех, кто предлагал мне дурное». Тогда Калигула не все понимал. Теперь знал и понимал все, что было на сердце у отца, что тот пытался сыну сказать. Именно Калигула перестроил порт Региум на берегу Сицилийского пролива и другие порты, что улучшило ввоз зерна из Египта.

Он любил строить. Вся страна при нем строилась, преображалась. «Сооружая виллы и загородные дома, он забывал про всякий здравый смысл, стараясь лишь о том, чтобы построить то, что казалось невозможным. И оттого поднимались плотины в глубоком и бурном море, в кремневых утесах прорубались проходы, долины насыпями возвышались до гор, и горы, перекопанные, сравнивались с землей — и все это с невероятной быстротой».[275]Калигула завершил строительство храма Августа, начатое Тиберием. Вообще все то, что Тиберием было оставлено недостроенным, Гай достроил. И это касалось не только Рима. В Сиракузах Калигула начал ремонт городских стен и отстраивал дворец Богов. При нем разработали план полной перестройки дворца Поликрата на Самосе, при нем завершилось бесконечно затянувшееся строительство храма Аполлона в Эфесе. Еще Калигула задумался об основании города в Альпах и мечтал прорыть канал через Грецию, соединив Эгейское и Ионическое моря.

В год своего третьего консульства[276] им была начата постройка длинной цепи лимеса[277] в Нижней Германии. Он был истинным римлянином и сыном своего великого отца, что бы о нем не говорили. Лимес — это и дорога, идущая вдоль укрепленной линии, с ответвлениями внутрь провинций в целях обеспечения обороны в глубину. Это войска, осуществляющие надзор над населением и защищающие его от проникновений врага извне. Это сеть укреплений и укрепленных лагерей, где стоят войска, а также сигнальные башни. А сигнальные башни — это вовремя поступившие новости. Это знание, самое дорогое порой, много дороже денег…