Владимир Кузнецов - Темные (сборник)

• Название: Темные (сборник)
• Автор: Владимир Кузнецов
• Издательство: ЛитагентАСТc9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-093315-0

«Самая страшная книга» рекомендует!

Добро пожаловать в царство тьмы. В этих краях под масками героев скрывают уродливые лица коварные злодеи, здесь обитают черные маги и кровожадные демоны, и любой, даже очень осторожный, шаг таит смертельную опасность.

Добро пожаловать в царство тьмы. Антология «Темные» – это собрание мрачных и жутких историй в жанрах dark fantasy, городского фэнтези, магреализма и хоррора, которые никого не оставят равнодушными.

Добро пожаловать в царство тьмы. Антология «Темные» – это произведения от авторов, получивших известность благодаря проекту «Самая страшная книга», и от составителя Парфенова М. С., создателя бестселлеров «13 маньяков» и «Хеллоуин».

Добро пожаловать в царство тьмы. Здесь тебя встретят как своего…

---

– Он голоден… он ненасытен…

Итальянский стрелок падает на всхлипывающего командира, заливает кровью из красной дыры, в которую превратилось его лицо, но кто-то из австрийцев хватает его за волосы – уже мертвого, освобожденного – и оттаскивает в сторону.

Паллавичини жив. Хорваты разбирают большие камни, сваленные у входа в часовню, окружают итальянского офицера. Тот скалится изломанным ртом. Пытается закрыть лицо руками. Не от камней, нет…

– Он здесь… зверь…

Первый камень опускается на голову. Второй. Третий. Череп лопается, словно перезрелая слива, и безумный мозг капитана разбрызгивается на мундиры хорватов.

Утро приходит, как тяжелое похмелье. Израненные поля дышат, стонут, копошатся. Повозки скрипят, трясутся на пыльных ухабах, болтаются перебитые ноги, оставляют на песке бурый след. Серые лица с потрескавшимися губами, пустыми глазами. Оглохший Кастильоне принимает раненых. По заваленной телами улице идет человек с бакенбардами – Дюнан, сжимает в руках шляпу, наклоняется, прислушивается…

– Ах, как больно… нас бросили, оставили умирать без всякой помощи… а ведь мы так смело сражались, – стонет солдат.

Дюнан бредет дальше, его окружает гул стенаний. Кровь течет вдоль дорог небольшого города, как вода после обильного дождя… и будет течь еще долгих три дня. Он заходит в церковь, зажимает нос, опирается о стену. Кругом – уроды, отбросы войны. Одному срезало часть лица: нос, губы и подбородок. Полуослепший солдат делает знаки руками, шипит кровавой пеной, жутко ревет. У другого голова облеплена мухами, он сидит, прислонившись к стене, дышит через раз. Мундир и рубашка превратились в кровавое месиво, в котором копошатся белые черви. Дюнан выдавливает в рот раненого смоченную в воде корпию, тот поворачивается и шевелит губами:

– Черви… не дайте им сожрать меня… Только не так…

Рядом умирает человек с раскроенным черепом, голова опрокидывается, и на плиту вываливается мозг. Труп загораживает проход, его пихают ногами, отталкивают подальше. Дюнан склоняется и прикрывает проломленный череп платком. Отмахиваясь от мух, идет дальше – руки сжаты в кулаки, ногти до крови впились в ладони, он не чувствует этой боли, его сердце разрывает чужая.

Дюнан ходит между ранеными, пытается помочь, но… вокруг десятки тысяч искалеченных, изуродованных людей. Многие вскоре умрут от столбняка, другие от жажды, третьи от потери крови… раны замотаны еще на поле, после тряски в повозке они распухли, слишком тугие бинты причиняют страшную боль. Город завален живыми мертвецами. Жуткий запах сбивает с ног, каждую минуту кто-то умирает, их забирают, на их место кладут других – с полей приходят новые повозки, поток раненых кажется бесконечным.

Врачей всего трое, в их красных глазах уже почти не осталось сострадания, они кромсают людей, не думая о боли. Между ранеными ходят женщины, поят их драгоценной влагой.

– Не хочу умирать, не хочу, – кричит огромный гвардейский гренадер. Вчера он был полон сил и энергии, несся в атаку, размахивая здоровенной саблей, свирепея от запаха крови, наносил врагам глубокие раны… Картечь раздробила ногу. Его несут на операцию.

– Боже, что вы собираетесь делать? Боже… так невыносимо больно… Что?

Фельдшер случайно касается его фиолетовой ноги, и солдат издает дикий вопль – осколки кости режут мышцы. Его кладут на стол, на тонкий матрац; рядом, под салфеткой, – инструменты. Фельдшер хватает здоровую ногу и тянет на край.

– Вы меня уроните!

Хирург надевает длинный, широкий окровавленный фартук.

– Что… что вы собираетесь делать? – вопит гренадер, глядя на жуткий нож. Теперь его держат трое – силы еще не покинули могучее тело, его можно спасти. Тело справится, но сможет ли разум?

От крика, кажется, трясутся стены, одним ловким движением хирург разрезает кожу по всей окружности, шепчет «потерпите», отделяет кожу от мышц, закатывает, как штанину, сильным взмахом рубит мясо до кости. Молчаливые помощники едва удерживают ревущего гренадера. На пол льется кровь.

– Болван! Вы не умеете прижать артерии! – Хирург бросает злой взгляд на бледного фельдшера, тот суетится, исправляет.

– Довольно, просто дайте мне умереть, – шепчет раненый, обессилив от боли, холодные капли покрывают лицо.

– Потерпите только минуту, – просит хирург.

Эта минута – целая жизнь, еще одна, возможно последняя… Врач ведет пилой по живой кости, отделяя гнилую часть от здоровой. Ужасный скрип… Гренадер теряет сознание, хирург приглядывается – стоит ли продолжать? Жив… пока жив… на пол падает человеческая нога.

Следующий.

***

Дюнан призраком бродит по городу. Каждая церковь, каждая больница, каждый дом – все забито ранеными. Мешанина запахов, стонов, криков, боли, скрипа повозок превращает Кастильоне в чистилище. Выгребную яму человеческого безумия. Он пытается помочь всем, обращается к жителям; слова «все братья!» – звучит, как заклинание. Их, словно мантру, повторяют губы женщин, подносящих влажную корпию к губам. Нужна вода, нужны бинты, нужен табак… голова идет кругом, сильные руки хирурга слабеют после бесконечного числа операций – их поддерживают помощники.

Дюнан старается изо всех сил: добывает еду, организует перевязочные, превращает в госпиталь чуть ли не каждый дом. Он добивается от французского штаба освобождения пленных австрийских врачей, и те с головой погружаются в работу. Смысл понятий «свои», «чужие» остался на поле боя, увязнув в изрытой сражением земле.

Наступает вечер, эхо вчерашних смертельных боев по-прежнему скрипит в колесах повозок, нагруженных ранеными. Умерших сбрасывают в огромные ямы, их нарядная разноцветная форма разорвана и запачкана кровью. Тела сваливают, как тряпки, и, кажется, не все в ямах мертвы, но проверять некому – мертвецов тысячи…

Подполковник де Нешеза убит пулей в сердце.

Лейтенант алжирских стрелков Ларби бен Лагдара – труп мусульманского офицера в ярком восточном мундире лежит в куче из убитых улан, зуавов, алжирских и австрийских стрелков.

Сердце полковника де Мальвиля, раненного в схватке при Каза-Нова, останавливается.

Забрасывают землей майора де Понжибо.

Хоронят молодого графа де Сен-Пэра, произведенного в батальонные командиры всего неделю назад.

Мертв сублейтенант гвардейских стрелков Фурнье. Военная карьера, оборванная в двадцать лет хорватской саблей.

Подполковник Жюно, герцог д’Абрантеса, начальник штаба генерал де Файи… Мертвы. Убиты. Здесь. В Сольферино.

Зловоние поднимается тяжелыми невидимыми тучами. Мухи пируют на почерневших телах. Лица неопознанных мертвецов покрыты копошащимися черными вуалями. Хищные птицы клюют плоть.

Все – все прокляты смертью и войной.

Любимый сын, единственная кровинка, над каждой болячкой которого плакала нежная мать. Прекрасный офицер, оставивший семью с обещанием вернуться. Покинувший невесту молодой солдат.

Все. В пыли. В грязи. На дне огромной ямы.

Когда-то окрепшее благодаря заботе родителей тело – теперь обезображено, вздуто, истерзано картечью, огнем, изрубленное саблей. Несколько лопат земли и извести – на некогда красивое лицо. И деревянный крест. Потом. Если повезет.

Дюнан обессилен и утомлен, под вечер он уезжает в поле. Перед внутренним взором стоят тени ужаса, изуродованные лица и тела, жаждущие избавления. Смерть обрела новую форму, потеряла прежнюю удаль, решительность и бесстрашие, переполнявшие ее вчера. Смерть преобразилась, стала мучительной и бесславной. Пехоту невозможно отличить от кавалерии, улана от артиллериста – война уравняла всех. Лишь командирам достается немного больше внимания – родным сообщат об их смерти.

Остальные – обойдутся.

***

Сумерки пожирают остатки солнечного света, призывая безразличную ночь. Французские офицеры и солдаты ищут своих однополчан, земляков, друзей, товарищей. И если улыбается удача (страшно, но зачастую удача оборачивается зияющими ранами, предсмертной судорогой, плотно стиснутыми зубами – это удача последнего прощания с умирающим в мучениях другом), опускаются на колени, жмут руку, перевязывают раны грязными платками, стараются помочь хоть чем-то. Только не каплей воды. Желанная влага – безумная роскошь, оскал брошенного в пустыню Тантала. Юноши и мужчины плачут над ранеными, безмолвно, почти без слез.

Старик со шрамом на лице находит в канаве молодого товарища, того, с кем еще вчера сидел у костра. Правая нога юноши раздроблена, живот вспорот осколком гранаты, глубокая рана забита землей и клочками одежды – оскал, пылающий жаром заражения. Глаза открыты, и, кажется, он видит старика с белым глазом. Далекий отблеск улыбки кривит сухие губы.

– Не вышло… отец… не повезло… умереть… быстро…

– Не повезло, – качает головой одноглазый, сжимая горячую кисть. Судорога выгибает юношу, и тот кричит. – Потерпи. Уже скоро.