Сергей Шаталов - Антология странного рассказа

• Название: Антология странного рассказа
• Автор: Сергей Шаталов
• Издательство: Фолио
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: ISBN 978-966-03-6080-8

Эта книга — своеобразный срез (от Чикаго до Ферганы) новаторской, почти невидимой литературы, которую порой называют «странной».

---

— Нет. — Вася глянул круглыми блёклыми глазками.

— А как вы сможете порезать мне вот балки двести пятьдесят на двести пятьдесят примерно, распустить, а? Может, как-то?..

Вася медленно отвернулся щупать дсп.

Первые две минуты я думал, он обдумывает проблему. Но уже в конце второй, ставши достаточно циничным за долгую долгую долгую долгую жизнь, я догадался, что он попросту позабыл обо мне.

Я повернул свой скелет и тоже, ни слова не говоря, направил его к выходу. В благоговении пересёк я столярку — до двери, — ибо понял, что Вася просветлённый.

Я существовал до тех пор, пока Вася точечно фиксировал на мне своё Васино сознание — секундократкий миг — вопрос-ответ-всё. Он, Вася Демиург, прочертил точкой дугу и направил её на дсп, мгновенно сотворив его вновь из абсолютного ничто, а я исчез из прошлого, настоящего и будущего, как если бы меня никогда и не существовало. Как Шива-Вишну, Вася творил и разрушал мир в одну микросекунду, в следующую создавая иной, заново. В нетронутой самскарами памяти Васи Брамы не оставалось и следа прошлых творений, не было прошлого, ибо, как творец всего, просветлённый знал, что ничего кроме него нет.

692 истинное волшебство

Сначала я смотрела на его фокусы скептически. Старик показывал всякие превращения, парение над землёй и т. д. И я подумала: «Да ерунда всё это, фокусы», — потому что всё было таким правдоподобным, а если бы фокусы стали правдой, что же тогда случилось бы с нами со всеми, с людьми, с миром?.. И когда я так подумала, чудной старикашка посмотрел прямо на меня, будто прочёл мои мысли, и, засмеявшись, точно закаркав, стал знаками приглашать меня на сцену — вернее, в центр толпы на этой базарной площади, где он и показывал свои «чудеса». Я помешкала, испытав желание повернуться и убежать, но потом всё же вышла на середину. Опять посмеявшись, он спросил, верю ли я тому, что вижу, и я ответила, что нет, это просто фокусы, хотя ведь я тогда уже знала, что это правда, и может быть, ничего б не случилось, если я просто сказала бы, что мол, верю…

А так он спросил, хочу ли я увидеть настоящее волшебство, а я, помню, ответила:

— Только чтоб я ни во что не превращалась.

— Хорошо, — сказал он, — я научу тебя своим секретам. Ты права, — сказал он, — это лишь фокусы; истинное волшебство так сложно, что неотличимо от происходящей жизни, и поэтому незаметно.

Он взял меня за руку — и я начала меняться. Я стала мальчиком, юношей, а позже, глянув в зеркало на сцене, я увидела себя всклокоченным вьетнамским парнем.

— Ты же обещал, что не будешь совершать превращений!

Но старик закаркал, прежде чем исчезнуть, а толпа, глазевшая на этот фокус, не понимала, что всё произошло со мной вправду, и тоже начала как-то колебаться, как в воде, и исчезать — и тогда всё поменялось; наверное, это был уже Вьетнам — аэродром, спрятанный в джунглях, с большим и чёрным транспортным самолётом на площадке, и мы все — солдаты с ранцами и автоматами — грузились в этот самолёт, который потом закрыл люк, завёл взревевшие моторы и стал выруливать на полосу.

Я не знала, как мне вернуться, и смотрел в лица своих товарищей, полных решимости умереть или победить. Одинаковые гимнастёрки, сапоги, и ранцы, и автоматы делали нас как будто одним целым, и я ощущал ту силу, что выше меня, я исчезал в нас во всех — бойцах, что летели в железном фюзеляже самолёта, набравшего уже высоту; и я стал смотреть в маленький иллюминатор, как мы пробиваем рыхлые облака. На один миг, в мелькнувшей голубизне неба, я вспомнил, я ужаснулась, что не забрала из садика дочь.

…Preliminary level

Выпив эликсир, мы почувствовали необузданное веселье. Нам стало очень смешно, потому что мы превратились в детей. Мы смотрели друг на друга и смеялись — и толкали друг друга, и со смехом пошли искать другой эликсир — чтобы стать теперь взрослыми — нам теперь, наоборот, очень хотелось стать взрослыми.

И найдя пузырёк с зелёной жидкостью, мы его тут же открыли, и приятель мой, не задумываясь, отхлебнул — да так, что пузырёк почти опустел. И тут же упал, глухо стукнувшись о подоконник, а потом прокатился по паркету и замер. Он превратился в деревянного болвана — мы ведь видели уже такие штуки при дворе; в этом флаконе был не эликсир, а зелье, с помощью которого здесь творили тёмные дела. Оболочка моего друга валялась на полу, став как крашеная деревянная матрёшка, а сам он безусловно вернулся опять на фронтон собора, откуда мы на закате взлетели с ним вместе, следуя карте птиц. А я испугался и выбежал из этой комнаты прочь. Мне так и осталось 9-12 лет.

…Избранная богом

Зинка была молодая девчонка двадцати двух — двадцати трёх лет. Она была умной, хотя и по-советски, по-нищенски жадной и лгуньей редкой.

Неплохо образованная, она обладала ещё и даром внушать незнакомым людям симпатию и доверие. Эта её способность была на грани гипноза, но гипнозом Зинка не владела.

В детстве она ела алюминий. Она выросла красивой, но более — живой, что и создавало центр притяжения: в её магнитном поле все становились пассивными гвоздиками. Но притяжение её не было сексуальным. Пацаны, путающие всё вообще с собственным хером, этого не понимали и каждый раз собирались её напялить, но ничего у них не получалось. Они объявляли её динамисткой; кто пообразованней, твердили, что, мол, Зинка фригидна; а некоторые похвалялись, что имели её как хотели, и для убедительности матюкали её как могли.

Но в её присутствии становились опять пассивно торчащими гвоздиками. Зинка не была фригидной. Не было такого пацана, что ли, подходящего ей. Был один слабохарактерный студент, с которым она спала, когда сама хотела, boyfriend, мальчик-подружка, не знающий об её аферах.

Пользуясь даром завоевывать доверие, Зинка брала деньги под процент и в долю, на закупку товара в Стамбуле и Польше, биржевые и квартирные сделки, автомобили Германии, мебель Италии, ярмарку в Киеве, гербалайф в Днепре, сахарные корабли из далёкой Америки. Она ходила в тёмных очках и небрежно доставала из сумочки долларовые пачки, что приводило в гипнотическое состояние её простых постсоветских клиентов. Она могла сорить деньгами, но на самом деле была скрягой и копила, мечтая уехать в Англию. Квартиры она снимала, тачки тормозила на улице.

После трёх месяцев работы сумма «вкладов» составила более ста восьмидесяти тысяч у-эс-дэ. Иногда приходилось отдавать процент, чего Зинка очень не любила.

Однажды, в конце первого года, полублатные бизнесмены СНГ, одумавшись и собравшись, ловят её и запирают в подвале. С твёрдым намерением выбить из неё свои деньги. А после— поиметь мужским коллективом. Но, непонятно почему, у них ничего не выходит, после коротких переговоров они отпускают Зинку, смирившись с потерей.

А погибает Зинка ещё через семь месяцев от угла. Настоящего. Полуживотного, полудебила. Он всаживает Зинке в рёбра длинный нож. И странно, Зинка вдруг, замерев на лезвии, испытывает оргазм, незнакомую и невыразимую любовь к этому мужику, которому готова покориться, отдаться навсегда, этому уроду, которого Зинка, умная и смелая, гордая Зинка, вдруг признаёт хозяином, своим единственным господином. Она становится маленькой и беззащитной, как девочка. Девочка-ребёнок. Как будто отец держит её сильными руками. И как ей сладко! Это не тот, не её отец по жизни — сотрудник КГБ — холодный и никакой, как синтетика или стекло. А и отец, и мужчина в одном лице, и возлюбленный, и господин — горячий огонь внутри неё, от которого она тает, как льдинка, берущий её — и она догадывается, что это Бог, а она училась и читала, и думала, что Бог далёкий и никакой, а Он оказался вот этот уголовник, за две сотни насадивший её на сталь.

Так, не увидев призрачной Англии, которая перестаёт существовать в момент её, Зинкиной, смерти, Зинка отлетает куда-то в пустоту — без неё, без Зинки, счастливая, что Бог не безразличен к ней, как она думала: Бог ВЫБРАЛ ЕЁ!

(Что только не придумает жизнь, чтобы обмануть нас даже на той последней грани, за которой начинается лишь чистая правда!)

Владимир Рафеенко /Донецк/

Лето напролет /из цикла новелл/

Сердце его — как лютня,

Чуть тронешь — и отзовется.

Беранже

Ветреное солнце

Они шли по песку. В глубине он был влажный, прохладный. А на поверхности горячий, сухой, желтовато-серый, перемешанный с порохом сухих, выгоревших на ветру трав. Они умерли уже к сентябрю, эти травы. Эти жалкие кустики. Они умерли, как герои, не сойдя с места. В трех метрах от безбрежной равнины зеленовато-желтой соленой воды, катящей на песчаную косу волну за волной. Шипя, крича, волнуясь, переливаясь в жарком великолепии ветреного солнца, опаляющего, выворачивающего этим быстрым жаром и весь окружающий мир, и любые человеческие внутренности, дарящего забытье и сон.