Надежда Нелидова - Книга 2. Бегляночки и розочки

• Название: Книга 2. Бегляночки и розочки
• Автор: Надежда Нелидова
• Жанр: Короткие истории

Все истории в этой книге основаны на реальных событиях. Все героини – женщины. Дурнушки и красавицы. Почтенные жёны, опустившиеся на дно жизни, и превратившиеся в алкоголичек и бомжих – и унылые старые девы, взлетевшие на Олимп любви. Наивные девочки, зарабатывающие на трассе на кофточки со стразиками – и светские львицы. Красотки уверены, что они играют мужчинами, но сами оказываются игрушками в руках мужчин. Настолько, что некоторые из них ради любимого самца становятся матерями-детоубийцами.

---

Покушав здесь же за оградкой, Нехочуха веселела, умывалась, когда и стиралась в речке, и шла на электричку. Дорога вела мимо поселка Новые Тимошки – веселого, богатого, нарядного. Ни одного деревянного дома – все розовые кирпичные или серые каменные.

У самого леса на отшибе на берегу речки стоял домок: чистенький, небольшой, ладный. Вроде ничего особенного, а видно: живой дом, душа в него вложена.

Нехочуха, приметив копошащуюся на участке женщину, остановилась попросить хлебца. Хлеб ей был не нужен: просто знала, что в таких случаях обычно выносят деньги, обувь, совсем еще хорошую одежду, и из еды – мясное, сладкое, печеное.

Женщина сделала плачущее лицо и скрылась в доме. Нехочуха уже порядочно отошла, когда женщина догнала её и неловко сунула в руку свернутую бумажку (пятьдесят рублей!) В следующие разы женщина уже ничего не давала, а ругалась и даже пыталась гнать. Но делала это смущённо, не обидно, не опытно – не похоже на других.

Была эта женщина большая, статная. Сквозь светлые и пышные волосы золотом просвечивало солнце. Голос грудной, сочный, глаза ясные, как у ребенка. Так от нее и веяло свежестью, покоем, женским счастьем. Такой была бы Нехочуха, если бы муж не полюбил другую, если бы не подвернулась с советом подружка, если бы Катерина не выпила первую рюмку. Если бы, если бы…

– Кыш отсюда! Чего потеряла? – тысячу раз пожалела Галя, что в минуту душевной слабости дала грязной попрошайке пятьдесят рублей. И соседки говорили: «Не приваживай, потом не отвяжешься».

– Опять эта ужасная бродяжка, – волновалась Галя за ужином. – Хоть бы вы, тимошкинские мужики, собрались да вытурили, чтобы дорогу сюда забыла. Ходит, высматривает, потом дружков-тюремщиков наведет.

– Гал, ты чего? У нас в каждом коттедже сигнализация, видеонаблюдение, собаки бойцовые. Кого она наведет-то?

– Ну не наведет, так вшей напустит. Это же рассадник заразы. А подохнет под нашим забором, ведь ни милиция, ни «скорая» не приедет. Нам же и придется возиться.

Галя не могла понять невозмутимости Володи. Да что же это такое?! Для того она и бежала из города подальше от грязи, от таких вот… Как Володя не понимает, что бродяжка оскорбляет, оскверняет одним своим видом их поселок?

Бомжиха тащится мимо изящных, увитых плющом и виноградом решетчатых изгородей, мимо играющих на газонах нарядных детей, мимо башенок и цветов, а за ней, точно за гигантским раздавленным слизнем, тянется невидимый след. Ветерок стихает, солнце тускнет, цветы никнут, птички умолкают, а дети бросают играть и с ужасом смотрят вслед ковыляющей грязной опухшей туше.

Любое самое запущенное бездомное животное можно откормить, отмыть, высушить, расчесать – и вот уже это красивая собачка с сияющими глазами или пушистый очаровательный котенок. А этих отмывать бесполезно. Они как комок грязи: сколько ни мой, будет течь грязь, пока комок весь не исчезнет.

Как-то зимой Галю, когда они еще жили в городе, остановила у подъезда дворничиха, чтобы показать сегодняшний улов: полведра шприцев и презервативов. Галя отшатнулась от сунутого, потрясаемого перед ее носом слипшегося резинового мешочка с мороженым мутным содержимым. Теперь, вспоминая страшную бомжиху, Галя знала, из чего они происходят на свет: из такой вот мерзкой мороженой спермы. Потому и называются – отморозки.

В семнадцатом году отморозки заселяли дома, такие как у Гали с Володей. Произойди революция сегодня, их бы по распоряжению Жилкомхоза уплотнили, и бомжиха заняла бы светлый, построенный с любовью и для любви дом. Наполнила его светлые душистые стены перегаром и матюгами.

На ноябрьские ударил тридцатиградусный мороз. Галя, взглянув на термометр за окном спальни, ахнула. Соскочила, оделась и, не попив чаю, поспешила в огород. Горох и овес, взошедшие в конце сентября жемчужно-зеленым ковром, куда тебе голландским газонам – были как стеклянные. Яблоня стояла седая, в скрученной, звенящей жестью листве. Галя до обеда возилась, укрывая абрикосы и сливы, погнула две лопаты о звенящую как железо землю.

Сделала все, и хоть руки озябли, побежала к речке, как девчонка. Обмелевшая в этом месте река заледенела почти насквозь, только подо льдом будто то и дело продергивали нитку продолговатых перламутровых бусин. Хорошо была видна вмерзшая в лед, еще слабо шевелящая хвостом рыбка.

А дома было тепло, даже жарко. А захоти она, то легким поворотом рычажка на автономном газовом котле могла бы устроить настоящие тропики.

После обеда поехала в магазин, чтобы было чем завтра встретить городских гостей. Потом баня, потом телевизор: программа интересная, праздничная, успевай переключать с канала на канал. Уснули поздно.

…Сквозь сон слышала, как кошка то соскакивала с ее ног, то запрыгивала обратно, но не укладывалась, а напряженно, пружинисто и больно упиралась лапами в Галины колени. Кошка не отрываясь, тревожно смотрела в одно место на стене, на движущиеся по нему багровые зловещие блики. И еще это усиливающееся странное потрескивание…

Горел сарайчик с березовыми (для баньки) дровами. Огонь выстреливал искрами высоко вверх – а там рукой подать до кровельного подшива. А там, страшно подумать, займется мансарда, отделанная проолифленной вагонкой, до звона высушенная за лето…

Сколько раз Галя, холодея, плюя через плечо, чтобы не накаркать, прокручивала в уме эту самую страшную ситуацию, мысленно готовилась к ней. И вот случилось, и они с Володей, выпутываясь из верблюжьих одеял, бестолково задергались, заметались, заорали друг на друга. Дико крикнула Володе, чтобы звонил «01» и соседям, и потом открывал колодец с гидрантом, выбежала на улицу. Прыгающими руками завернула краник на газовой трубе. Сорвала с себя фуфайку и, отворачиваясь от выжигающего глазные роговицы жара, принялась исступленно хлестать по дымящейся черной, в огненных всполохах, стене.

…В пять утра Галя, хотя едва стояла на ногах, умылась, повязала опаленные волосы косынкой и начала собирать на стол. Нужно было угостить возбужденных, прокопченных соседских мужиков и присоединившихся к ним участкового со следователем. В сгоревшем сарае обнаружилось обугленное женское тело, его уже увез эвакуатор. Бомжиха – виновница пожара, спасаясь от стужи, развела в сарае костерчик, уснула…

Весной пепелище расчистили, поставили на этом месте тонкую ажурную, как витая корзиночка-конфетница, беседку. Галя насадила вокруг розы, и цветы здесь всегда вызревали душистые, крупные, с кулак.

КОШМАР НА УЛИЦЕ ТУРБАЗОВОЙ

Моя работа – дышать в трубку. «Ох! Ах! О да! О да! Ещё! О-о-о, мой гигант, ты был великолепен!» Ну, вы понимаете, взрослые же люди.

Я молодая пенсионерка. Моя организация растворилась в кризисные годы, как кусок сахара в горячем чае. В мои годы устроиться на работу – дохлый номер. Для таких страдалиц как я, государство назначило досрочную пенсию. Если покупать на неё «вискас» для кошки, хватит как раз на неделю.

У телефона нет глаз, и на том конце провода не подозревают, сколько мне лет. А у меня – все говорят – сохранились прекрасная артикуляция и упругий молодой тембр. Добавьте шарм, лёгкую томность и волнующую дрожь грудных ноток. Русалочий хохоток, обволакивающий шёпот, трепет, робкое дыхание и лобзания, и слёзы, и заря, заря.

«Мурочка, это безбожно быть постоянно занятой! Чёрт возьми, я начинаю ревновать!» Мура – мой творческий псевдоним. Кто не считает мою работу творческой, бросьте в меня камень. Необузданная фантазия, бурное воображение, умение на ходу перестраивать сюжетную линию, каждый раз отыскивая изюминку…

– Привет, милый!

– Здравствуйте. (Новичок, судя по голосу, мой ровесник).

– У тебя усталый голос, ты расстроен? Расслабься, расстегни ворот рубашки – вот так. А может, вместе примем ванну, м-м? Я уже скидываю халатик. Ай! Совсем забыла, что под ним ничего нет!

– Постойте, ну зачем вы так…

– Поняла, милый. Ты хочешь повозиться с крючками лифчика – они у меня неподатливые, тугие. Поддевай их пальцем один за другим – чувствуешь, какая у меня атласная кожа? Поторопись: крючки вот-вот брызнут во все стороны: у меня от природы пятый размер (с натяжкой второй).

– О размере давайте позже. Вы угадали, я расстроен. Сегодня был развод… Впрочем, мы с женой давно чужие люди. Сынишку оставили жене – вот что ужасно.

(Это ты не по адресу, милок. Это к психотерапевту или на телефон доверия – там бесплатно).

– От такого мужчины ушла жена?! Иди ко мне, зайчик, положи голову на грудь. Чувствуешь, как она вздрагивает от ударов сердца?

– Да прекратите же! – в голосе неподдельная боль и досада. – Я думал, вам самим надоедает изо дня в день ломать комедию, охать, стонать. Мне казалось, счастливо-тупая курица-женщина не может работать на… таком телефоне. Ведь каждая из вас одинока – не в быту, так в душе. Пережила трагедию и живёт с открытой раной в сердце, разве не так? Вы видите мужчин насквозь и, наверно, презираете нас.