Алёна Лепская - Рок, туше́ и белая ворона.

• Название: Рок, туше́ и белая ворона.
• Автор: Алёна Лепская
• Жанр: Современные любовные романы

Между «полнолунием и затмением», она где-то посередине. Она непредсказуема, неприкосновенна, непоследовательна… невменяема. Она обычно-необычная, как параллельный перпендикуляр. Порядок вообще никогда не входил в число верных друзей юной гитаристки — Тори. И будущее её такая же неизвестная переменная, как тёмная сторона луны. Такая же тёмная как и её злейший враг, деспотичный рок-музыкант. И демоны. И речь не о тех демонах что таятся в преисподней, речь о тех демонах, что таятся в наших умах. Она прячет ото всех свою эмоциональную уязвимость, он — её отсутствие. Она не может вспомнить, он — забыть. Она не верит ему, он не верит, что она не верит. Они совсем не похожи, как воздух и огонь, и вместе были бы абсурдным сочетанием несочетаемого. Вся надежда на музыку, быть может выпадет шанс один из миллиарда — первый последний шанс, чтобы сделать шаг. От ненависти до любви. Или от любви до ненависти? В любом случае, огонь не горит без воздуха…

---

Даже сейчас, никому и в голову-то не придёт, что я собрала свои манатки, угнала машину своего отца, чтобы уехать на край света, и отпустила тормоз, в ночи междугородней трассы. Хотя бы потому что я, по законам здравого смысла, не умею водить и прав водительских не имею. Вот только, моя жизнь не подчиняется законам здравого смысла.

Дело в том, что я приехала к отцу на лето, а он ещё за неделю до моего приезда запился в доску. Не могу же я пытаться отобрать алкоголь, лишить и оградить от него, далеко не бедного мужика в кризисе среднего возврата? Таким образом выдернуть Смолова из затяжной депрессии ― нереально. Проверено уже и не раз. Тогда я стала тупо брать с него пример и повторила для него на бис, всё то дерьмо, которое я проворачивала, перед тем, как он по совету сраных психологов, отдал меня маман. А может я просто разозлилась и решила его добить, или расстроилась. Клянусь, не знаю. Должна же я была достучаться до него, не так ли? И для него не могло быть секретом с чего ради я шарахаюсь по ночам, а днём дрыхну до обеда. Ругались, разбирались, мирились, но в итоге, всё возвращались на круги своя. Дошло до того, что когда меня приняли менты, (я всё-таки была несовершеннолетней) отец даже не удосужился меня забрать. Слава Богам, я не конченная отшельница и знакомые имеются. Одна из таких знакомых меня и выручила. У нее… родственник в общем ― оперуполномоченный.

Но разве это реально, достучаться до моего отца?

Раньше думала, что ― да.

Теперь знаю, что ― нет.

Когда я зашла домой фазер мой, был настолько мертвецки пьян, что тупо меня не узнал. Я даже ругаться не стала, забрала свои вещи и взяв его машину, уехала. Как всегда, сбежала от боли, чтобы навсегда скрыться за поворотом. Но в считанных метрах от крутого поворота трассы, боль и страдания меня догнали. И вот ведь в чём дилемма: я не могу понять, сама я позволила горю догнать и поглотить меня или это было кратковременным помутнением сознания в состоянии аффекта? Я помню, как вжала в пол педаль, ложа стрелку спидометра. Я помню, как отпустила педаль тормоза, руль, и глаза закрыла темнота… я слышала тяжёлый скрежет, как издалека, звон битого стекла, чувствовала боль, словно меня облили бензином и подожгли.

Перестала бороться, вожделея освобождения из клетки мира? Я могла бы в это поверить, но ясно помню, что я не собиралась возвращаться сюда, не собиралась умирать, и я не дурачилась, я хотела уехать. В смысле, реально взять и начать всё заново, где-нибудь подальше от этого бедлама.

Вообще, тема отца очень плохо мне даётся. Если с маман ясно всё, я просто ненавижу её, то с отцом всё гораздо сложнее. Я не знаю, что чувствую к этому человеку. Жалость, злость, отвращение, любовь, ненависть, не знаю. Я не знаю! Да он и сам не знает. Мы так чертовски запутались в струнах своих душ, что уже и не разберёшь кто прав из нас, а кто виноват.

Я закатала рукав футболки, до локтя. Татуировка. Добро пожаловать на маскарад. Она живёт на моей коже с прошлой осени. Волнообразный нотный стан из пяти линий. Фрагмент «Welcome To The Masquerade», группы Thousand Foot Krutch. Проигрыш. Хм. Проигрыш. Звучит как злая ирония. Жестокая игра слов… Отец был в шоке. Хотя, в некотором смысле, его даже порадовало, что я это сделала. Почему? Я закатала второй рукав. После нового года, я начала вторую тату. Всё у того же Артёма. Я давно хотела, эта идея давно меня мучает, мне кажется, я порой даже могу слышать эту мелодию, но откуда она… я клянусь, не знаю, я не помню. Я вообще много чего не помню или не знаю, откуда знаю. В моей голове всякий хлам. Она незаконченная, но это фазы луны. От затмения до полнолуния. От сгиба локтя до запястья, частично затушёванная россыпь из тринадцати лун, на нотном стане. Взгляд оторвался от затушёванного чёрного диска полнолуния вверху и скользнул на запястье, в пустую окружность. Затмение ― фаза моей луны. Вообще-то, всё это гораздо сложнее. Это целый ворох всего в одном. Хэнви ― фамилия моей бабушки, это означат ― луна. Я родилась в час полуночи. Мои глаза неумолимо рисуют затмение. Я живу, клянусь, между полнолунием и затмением. Моя жизнь долбанная луна! Да, я и сама словно с луны свалилась.

Тонкая кривая линия, просматривается под нотной пяти полосной разлиновкой.

Шрамы.

От запястья и до самого сгиба локтя. Их не стереть, слишком старые шрамы. Потому, я и сделала эти татуировки, чтобы скрыть ото всех моё первое затмение. Моё грехопадение. Шаг за грань. Много чего, выбирать можно что угодно. Кроме отца, Альбины и Солы, никто этого не видел. Ну и непосредственно тату-мастер, но Тёма просто один мой знакомый. Мне стоило титанических усилий решиться на это. Но не потому что больно или страшно, нет. Это ведь значило, что я должна показать ему шрамы. К тому же работа предусматривает, то, что ему нужно прикасаться ко мне. Врачи вообще не в счёт, они и не такое видели. А те, кто видел, едва ли смог разглядеть кривой, рваный шрам под татуировкой нот. Нереально. Рисунок полностью продуман и направлен на абсолютное сокрытие наличия шрама. Я сама его придумала, нарисовала именно для себя.

Мне было девять лет, когда у меня случилась первая паническая атака.

Внутри всё скрутило. Я словно потеряла воздух. Уловив нужный ритм, перевела дыхание и спрятала руки под рукавами.

Паническая атака. Так говорили, сама я даже не помню, что произошло. С этого момента и не помню ничего, что было «до», и снов не вижу. Я стала… стала парить, с переменным самовозгоранием, это не единственный проигранный раунд, он был первым, но не единственным… Я знаю, что мне нужна чёртова помощь. Мне это нужно, но есть большая разница между знанием и осознанием, между желаемым и нужным. Основа-основ моих бед здесь, в это м месте, в этом доме, а так же в том, что я не для меня не существует чётко установленных границ. Бывает хуже. Бывает лучше. И между «можно» и «нельзя», я где-то посередине. Каждый шаг, как по острию лезвия. Одно неверное движение и всё может закончиться. Но чаще всего я просто не знаю какое движение верное, а какое ― нет. И всё чаще в последнее время. Это ежедневная война с самой собой, бой со своей головой, со своими демонами и призраками. И я думала, что это опасно только для самой себя. Но это не так. В зоне риска все кто мне близок. Хотела бы я больше не чувствовать этой пропасти в своей жизни. Но каждая попытка проникнуть в эту темноту, всё равно, что… держать курок на спуске у своего виска. А спустить этот грёбанный курок прямо на себя — не то что я хочу.

Я стараюсь не думать об отце, но это тоже сложно. Я помню, как он спросил меня тогда, когда я даже имени своего вспомнить не могла…

«― Мышка, ты помнишь, что случилось?

Он, огромными, испуганными глазами смотрел на мои забинтованные руки. Пусто уставившись на незнакомого мне человека, с тёмно-рыжей шевелюрой и густой щетиной на бледном лице, я мотнула головой.

― Нет… Ты помнишь, Флориду, Диснейленд? Или Юту, племя… родственников… Боги, хоть, что-нибудь?»

Он тогда жил в штатах, во Флориде, когда я была мелькая он обещал меня забрать с собой в штаты, так он говорил. Он обустроился, привёз меня ненадолго, сводил в Диснейленд, показал всё, что можно было, за короткий срок. Мы ездили в Юту, туда где индейская резервация родом из которой была моя бабушка Рэйвэн, там у меня появился тайный проводник, такой же как у отца. А потом отправил обратно к матери, мол, у него будет очень много работы, чтобы мы потом могли жить и не тужить, как говориться. Он примчался обратно, когда узнал о случившемся и забрал меня сразу после лечения. К несчастью это было уже слишком поздно, но он никогда не узнает об этом. Он и так постоянно винит себя во всех бедах, мириады тысяч раз прося простить. Вряд ли он переживёт, если узнает всю правду моего грёбанного детства. Он не узнает. Хотя бы потому, что я сама её не знаю.

После аварии, моя маман выдвинула отцу иск, ведь он должен был нести ответственность, за то, что не смог уследить за мной. Как будто у них есть хоть один шанс уследить за мной! Мои родители идиоты. Неужто им невдомёк, мне восемнадцать, я могу собрать свои манатки и убраться отсюда. Они судились множество раз, а я множество раз кочевала из города в город. Неделю назад, моим скитаниям пришёл конец — неделю назад, состоялось последнее заседание суда. Суд лишил моего отца родительских прав, с номинальным судебным предписанием о запрете на приближение…

«…Мы вышли из зала заседания, он вцепился в меня руками, крепко зажав. Ему было невдомёк, что я готова быть где угодно, только не в его объятиях. Я была слишком зла, слишком разочарованна, слишком на грани слёз и желания врезать ему по роже.

― Прости меня, мышка, я подвёл тебя…

Я вырвалась и залепила отцу пощёчину.

― Конечно, мать твою, подвёл! Мне не нужны были долбанные штаты, и солнце Флориды! Мне нужен был мой нормальный непьющий, чёртов отец! Любящий, чёрт возьми, отец!