Афанасий Коптелов - Дни и годы[Из книги воспоминаний]

• Название: Дни и годы[Из книги воспоминаний]
• Автор: Афанасий Коптелов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Во дворе поставили два столбика, натянули волейбольную сетку. Хотя и невелики команды, но азартные, веселые. Пятилетнему Боре Павлову доверили счет мячей. Сидит, как скворец, высоко. Довольный. Вырастет — на всю жизнь окажется спортсменом.

Зимой пробовали залить каток. Выходили на коньках не только взрослые, но чаще всего ребята. Жена моя из каких-то спорок сшила нашим мальчикам борчатки, подпоясала их красными кушаками. В святки даже пробовали осветить каток самодельными ледяными фонарями. Но двор оказался для катка тесноватым. Зато катушка сделали отличной — мчись до самых ворот, хоть на санках, хоть на куске фанеры. Смех да гомон не утихал до позднего вечера.

…Мы помнили годы, когда во всех деревнях были маслодельные артели, и Сибирский маслодельный союз продавал сливочное масло в Англию. Для этого изготовлялись особые бочоночки. Сибирскией союз прихлопнули. Но мы помнили сытые годы НЭПа. Всюду в селах шумели базары и ярмарки, в городских магазинах было все, что душе угодно. После «великого перелома» прошли считанные годы и вот такое бедствие: словно жуткий ураган оголил, оголодил страну.

Нам было трудно, но мы, читая в газетах победные рапорты «отцу народов», чаще всего стихотворные, даже не подозревали, что на Украине и в Поволжье люди тысячами падали от голода на улицах. Об этом молчало радио, ни словом не обмолвились газеты, от страшной тайне боялись проговориться очевидцы. Она, та жуткая правда, ждала наступления эры гласности.

И все таки мы умели скрашивать жизнь, в особенности для детей.

Но вернемся в веселое новоселье. У распущенного СибАППа было два молодца из числа ударников призванных в литературу, удивительно похожих на Пата и Паташона из популярных тогда заграничных кинофильмов, долговязый Рахманинов и коротышка Кормушкин. Ни у того, ни у другого не было за душой ни единого рассказа, ни стихотворения. Не было ничего, напоминающего какой-либо очерк. Только заметки в газетах. Зато нахрапистости было предостаточно. Воспользовавшись переездной суматохой, друзья оккупировали одну из просторных комнат в нижнем этаже. В первый же вечер к ним наведался на новоселье поэт Иван Ерошин. У новоселов же не было ни мебели, ни посуды, кроме фанерного ящика из-под спичек да двух консервных банок, заменявших кружки. Как принимать гостя? Новоселы не растерялись. Посредине комнаты поставили опрокинутый ящик, накрыли газетой и насыпали горку табачной полукрупки, раздобытой на базаре. Пригласили гостя к столу. Все трое сели, подогнув ноги под себя. От газеты отрывали полоски бумаги, ловко скручивали косушки и дымили, похваливая табачок. Потом Ваня начал, понятно под аплодисменты, читать свои изящные миниатюры. Но торжество было недолгим — приехали с пожитками законные жильцы. Не растерявшись, два друга перебрались в просторную кухню одной из квартир на втором этаже, устроили нары и на ночь стали накрываться откуда-то появившимся одеялом на двоих. Там они задержалась надолго, и тому помогла всеобщая паспортизация. В районную комиссию по выдаче паспортов почему-то понадобился представитель писательской организации. Кого выдвинуть? Выбор пал на Кормушкина. Довольный этим получением, он аккуратно ходил на службу, там помогал готовить документы для выдачи паспортов. И вскоре оказал редкостную услугу Ивану Ерошину. У поэта не оказалось ни единой бумажки удостоверяющей его личность. Как быть? Запрашивать из Рязанской области, где он родился в конце прошлого века? Дело долгое. Да и уцелел ли там архив деревенской церквушки? И тут Кормушкина осенила оригинальная мысль: «О нем же написано в «Сибирской советской энциклопедии!» Там сказано, когда и где родился». Но ведь энциклопедию к делу о паспорте не приложишь. Но есть же нотариус! Пусть его попро¬сил засвидетельствовать копию с заметки". Так Кормушкин послужил литературе! А его друг Рахманинов не оставил о себе и такого следа.

Мы заботились о своем доме. Литфонд дал нам денег, и мы провели канализацию. Для этого пришлось проложить трубы почти на целый километр. Все хлопоты взял на себя один из жильцов, малоформист, писавший скетчи для цирка под псевдонимом Егор Ехиднин. Канализация позволила нам устроить в полуподвале свою прачечную. Весною заново покрасили крышу, и дом засиял на всю округу.

А декабрьским вечером 1934 года возле наших ворот затормозил на остановке трамвайный поезд, полный ликующих горожан: первый трамвай восточнее Урала! С мажорным звоном помчался вниз к вокзалу. Для всех праздник. Не только дети, а и взрослые по несколько раз «покатались» по всему маршруту через центр города.

И еще было ликование, когда на вокзале встречали Челюскинцев, спасенных летчиками — первыми Героями Советского Союза! — от ледового плена. В их честь переименовали нашу улицу, и мы гордились новым адресом.

* * *

Тридцатые годы памятны всем. И памятны по-разному. Прежде всего — народным ликованием в дни великих свершений и горестным содроганием от репрессий, обрушившихся на головы всеобщих любимцев, уважаемых соотечественников.

Нам было чему радоваться. Прежде всего, преодолению отсталости, покорению пространств. В степях гудели паровозы Турксиба. Кузнецкий завод, которому было присвоено имя Сталина, выдал первые рельсы (помню, увесистый обрезок рельса долго лежал на столе редактора газеты «Советская Сибирь»), папанинцы проплыли на льдине через весь Ледовитый океан, герои-летчики на слабеньких самолетах того времени вывезли челюскинцев на материк. Они ехали через всю Сибирь, и на каждой станции их встречали митингами. Нашу улицу, носившую имя инженера-путейца, строителя магистрали, назвали Челюскинской. Валерий Чкалов со своими друзьями перелетел, удивляя мир, через Северный полюс в Америку. Одна за другой покорялись советским альпинистам высочайшие горные вершины. На Кавказе добрая сотня отважных взошла на Эльбрус. Их вел и вдохновлял секретарь Кабардино-Балкарского обкома партии Бетал Калмыков…

Сибиряки издавна не привыкли числиться в отстающих. Загорелись сердца энтузиастов — покорим Белуху, высочайшую вершину Горного Алтая.

«Советская Сибирь» из номера в номер давала хронику: альпинистское движение становилось массовым. Штаб альпиниады возглавил Иван Иванович Долгих, бывший легендарный командир чоновского отряда, совершившего беспримерный в истории зимний переход через снежный Теректинский хребет для ликвидации банды подъесаула Кайгородова. Горные подступы к Белухе он знал со времен боевых походов. Замполитом пошел Житловский, заместитель редактора «Советской Сибири». Начальником штаба назначили капитана Красной армии Скляра. С ним шел взвод бойцов. Помимо ученых и студентов Томска, загорелись сердца горняков Кузбасса, соревновавшихся за право участия в альпиниаде. По распоряжению К.Е. Ворошилова альпиниаде придали два легких биплана 7–2, впервые отправлявшихся в горную местность. С нами (И.И. Долгих включил меня в штаб похода) были два врача, кинооператоры, фотограф, художник И.И. Тютиков, известный на всю Сибирь. Походу сопутствовало всеобщее внимание.

По пути в городах и селах устраивались митинги. В поселок Иня на Чуйском тракте приехал напутствовать нас первый секретарь обкома автономной области Павел Семенович Хабаров, поручил водрузить на вершине Белухи красное знамя.

Туда колхозники привели полторы сотни лошадей с верховыми и грузовыми седлами: от устья Чу начинался сложный путь по едва доступным горным кручам. Нам предстояло перебираться вброд через бурные реки и преодолеть Катунский хребет в непосредственной близости от Белухи. Поход являлся тренировкой, испытанием на выносливость для тех, кому выпадет доля защищать Родину на высоких горных рубежах. Для продовольственного обеспечения хозяйственники гнали с собой шесть быков. И это тоже было новинкой для тех суровых мест.

Лагерем встали у ледника Геблера, вблизи изумительного водопада Рассыпного. Поставили палатки, подняли антенну. В ближайшей долинке расчистили от валунов площадку для посадки самолетов,

у которых потолок был на тысячу метров ниже Белухи; им предстояло лавировать по прилегающим к вершине непроходимым ущельям. Военные летчики блестяще выполнили трудную задачу — вывезли двоих заболевших, а во время восхождения сбросили вымпелы.

У истока Катуни, вырывающейся из-под ледника, нас поджидали мастера альпинизма Данило Иванович Гущин и Александр Федорович Гетье. Оба они, помимо Кавказа, преодолевали грозные вершины Памира. И здесь они уже успели сходить на разведку. При этом во время ночевки на Восточной вершине, когда в долине шел дождь, а на Белухе кружился буран, Данило Иванович обморозил пальцы ног.

Александр Федорович, рассказывая о маршруте, отдал должное красоте Алтая, превосходящей Швейцарские Альпы, а под конец поморщился:

— Но Седло Белухи — это штучка! Это вам не Эльбрус. Более поганого ледника я не видел. Представьте себе: вы проваливаетесь по пояс в снег и не знаете, что же под вами — лед, или коварная трещина невообразимой глубины?