Нури Халилов - Долгая дорога домой. Воспоминания крымского татарина об участии в Великой Отечественной войне. 1941–1944

• Название: Долгая дорога домой. Воспоминания крымского татарина об участии в Великой Отечественной войне. 1941–1944
• Автор: Нури Халилов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-227-06418-9

Воспоминания Нури Халилова – уникальное свидетельство о Великой Отечественной войне представителя крымско-татарского народа, подвергшегося несправедливым репрессиям по обвинению в массовом предательстве во время войны. Автор, начавший войну с первого ее дня в кадровой части Красной армии, в полной мере разделил общую долю поражений, скитаний в окружении, плена. С 1943 г. он принимал активное участие в партизанской борьбе на территории Крымского полуострова и оставил интересные воспоминания об этой весьма спорной странице истории войны.

---

Хозяин квартиры и его жена тоже устроили прощальный обед и даже вернули все деньги, которые я им выплачивал за квартиру и еду. Поблагодарили за честность, аккуратность, дружбу. Проводили до места отправки. Вместе со мной в армию забрали еще двух моих коллег – учителей Евгения Чеснокова и Рыкованова. На мое место приехал работать студент второго курса Лепехов.

Среди новобранцев прошел слух, что нас отправят в ДВК[79], но так как у нас не было теплой одежды, то оставили в ожидании новой команды, уже на запад. 25 декабря 1939 года нас погрузили в товарные вагоны. Довезли до Днепропетровска, где вагон отцепили. Мы перешли в вокзальное помещение. Там уже сидели новобранцы из Узбекистана и пили чай с кишмишем. У них были разноцветные чапаны – пальто. На головах тюбетейки – топу. Вскоре к ним присоединилось еще много новобранцев. Всех нас погрузили в эшелон и повезли в Выборг, мы поняли, что на Финскую войну. Потом почему-то повернули на Белоруссию, и мы приехали в город Витебск. Строем мы пришли в казармы воинской части, где нас накормили. Было очень холодно. Печки отапливались торфом. Все говорили только о войне, о штурме линии Маннергейма, о каких-то финских «кукушках». Через три дня нас снова погрузили в эшелон, мы опять подумали о Финляндии, но нас привезли в город Слоним, где разместили в старых царских казармах из жженого кирпича. Дней десять – двенадцать мы ждали, когда нам выдадут обмундирование. Оказалось, что эшелон с этим грузом где-то заблудился. Наконец нас одели и обули. Шинель и кирзовые сапоги мне попались очень большие. Потом я шинель перешил за свои деньги, а сапоги, тоже за деньги, обменял на более удобные. В общем, со временем аккуратно оделся.

Почти всех новичков зачислили в школу младших командиров. Командовал нами сержант Сухарев. Он начал надо мной издеваться, мучил меня физически, боролся со мной, приставал. Он был здоровее и сильнее меня, это было вроде дедовщины.

На четвертый день моего пребывания в школе меня вызвал в свой кабинет полковой комиссар. Обращался вежливо, все расспросил. Потом устроил экзамен по знанию Конституции, а в конце беседы сообщил, что командование присваивает мне звание заместителя политрука. Он дал мне по четыре треугольника и по две звезды на гимнастерку и на шинель. Все это я прикрепил к петлицам, а звезды пришил к рукавам. На построении перед всем личным составом он зачитал приказ о моем назначении политруком школы младших командиров.

Пробыл я на этой должности не долго, так как вскоре с новым призывом пришел парторг одного из заводов из России, и тогда назначили его. Человек он оказался малограмотный, в политике – ноль. Всю политпросветработу свел к читке газет. Беседами, выпуском стенгазет, оформлением ленинской комнаты занимался я.

После выпуска из школы младших командиров мы все вышли на учения в заснеженное холодное поле. Руководил практикой владения оружием в бою молодой, очень хороший лейтенант Кожухарь[80]. В марте 1940 года из Слонима нас перевели в город Барановичи, в 128-й стрелковый полк, которым командовал майор Ковалин[81]. В этом военном городке раньше стояли польские войска. Городок был хороший. Одноэтажные деревянные дома для солдат. Кухня, столовая, баня, штабной дом, склады и специальное здание, в котором содержались проститутки, которые обслуживали польских солдат. За здоровьем этих девушек и солдат следили врачи. Если солдат хорошо нес службу и не имел нарушений, то командир как поощрение давал ему талон в публичный дом. Солдаты всегда старались заслужить такое поощрение.

Здесь я узнал об окончании Финской войны. Кажется, это было 12 марта 1940 года. За несколько месяцев моего пребывания в Барановическом гарнизоне я трижды менял место жительства.

Моим первым местом службы стала 3-я пулеметная рота 3-го батальона 128-го мотострелкового полка 29-й мотострелковой дивизии[82], в которой я был назначен политруком роты.

Командовал батальоном капитан Пеков[83], а ротой – Иван Ненахов, родом он был из Борисоглебска. Старшиной роты был Петр Петрович Прохоров из подмосковного города Полотняный Завод. Жили мы дружно, уважали друг друга. Я часто дежурил по кухне, вместе со своими бойцами чистил картошку, заготавливал продукты для обедов, помогал поварам. Еда была хорошая, особенно консервированные, в больших банках огурики-корнишоны, которые оказались в польских складах и по наследству достались нам. Рядом со столовой была баня, в которой имелись ванные, душ. Я очень любил туда ходить.

Часто ходил в город. Тогда только появилась кинокартина «Истребители». Сначала я посмотрел ее сам, а потом повел всю роту. Одному по городу ходить было опасно. Убивали! Поляки на нас были злые. Кричали нам: «Ще Польша не згинело!» Много наших солдат они убили поодиночке. Однажды даже целое отделение. Заманили в комнату, накормили, напоили, отравили, а затем всех закопали в землю. Мне, как политруку, дали пропуск, по которому я имел право бывать в городе до 11 часов ночи. После 11 часов на проходной задерживали постовые. Однажды, провожая девушку, я просрочил время, и в часть пришлось возвращаться через дыру арыка под забором. Однажды я познакомился с артисткой областного театра, она была еврейка. Мы собрались в комнатке театра на чей-то день рождения. Все были хорошо одеты, на женщинах золотые украшения. Женщин – человек двадцать, мужчин только четверо. Закуски и напитки высшего класса. Ели, пили, гуляли. Из советских людей я был один. Слава богу, все обошлось хорошо, и я вовремя вернулся в казарму. На этом вечере я познакомился с артистками сестрами Уриновскими.

К нам в часть из Москвы прибыл политрук Свердлов. Он был очень маленький, но умный, аккуратный, всегда подтянутый. Очень много знал. До армии он работал председателем Осоавиахима одного из районов Москвы. Мы с ним подружились, часто вместе проводили время, ходили в рестораны.

После первомайских парадов нас вывели на летние учения в село Лесное, неподалеку от Барановичей. Занимались подготовкой к боевым действиям в полевых условиях. В десятых числах июля 1940 года перед самым обедом нас построили по боевой тревоге и вместо обеда дали из расчета по буханке хлеба на два бойца, и мы колонной пошли куда-то на север.

Нам ничего не объяснили. Идем молча, без разговоров. Жарко, хочется пить. Многие натерли себе ноги, разделись и идут босиком, побросали свои ботинки, портянки, обмотки. Только к 12 часам ночи в каком-то лесочке возле города Лида мы остановились на привал. Прошли с полной выкладкой 72 километра. Ранец, шинель, винтовка, противогаз… только боевых патронов не было. В лесочке мы отдохнули до рассвета, а в 6 часов утра вновь пошли на север в том же порядке. Опять без еды и воды. Вперед, только вперед! Многие бойцы падали без сознания. Павших грузили на грузовик ЗИС-5, который их подбирал. Их вывозили вперед километров на пять-шесть, там выгружали, и они опять присоединялись к нам.

В пункте назначения нас ждал духовой оркестр, который играл бодрые марши. К концу дня дали рыбный суп из сушеной тарани, которую топором не разрубишь. От нее пить захотелось еще больше. Дали еще по полбуханки хлеба и наконец привезли воду. Мы так и не могли понять – это учения или что-то серьезное. Наутро – снова в поход, и снова в боевом снаряжении. На третий день мы остановились неподалеку от литовской границы. После часового отдыха нам всем раздали боевые патроны, дали гранаты. Научили, как их бросать.

После обеда мы вышли непосредственно к советско-литовской границе возле Вильнюса. Нашу роту расположили у широкой асфальтированной дороги. Здесь же стояли ворота – въезд в Литву. Я был в числе первых, кто подошел к этим воротам. С обеих сторон стояли деревянные будки, в которых располагались часовые-пограничники: наш и литовский. На ночь ворота закрывались на замок. Вдоль границы были сделаны ограждения – проволока, но без колючек. Лес с советской стороны вдоль границы был вырублен метров на десять, а с литовской – нет. Во времена панской Польши по субботам и воскресеньям эта граница открывалась, и люди беспрепятственно ходили друг к другу в гости, за покупками. Кто не успевал вернуться вовремя, оставался там до следующей субботы.

Мы с нетерпением ждали приказа перейти границу. Наконец 20 июня 1940 года в 20.15 нам велели перейти литовскую границу. Перешли мирно. Литовские часовые побросали ружья и ушли. Нам сказали, что в Москве заседал Верховный Совет и делегаты от Литвы, Латвии и Эстонии подали заявление об их принятии в состав СССР. Их приняли. Вот почему наши войска на законном основании заняли территорию прибалтийских государств.

Сказали, что надо спешить, так как с моря сюда двигается какой-то шестидесятитысячный экспедиционный корпус. Из кого состоял этот корпус, не объясняли. Но я подумал, что, наверное, из англичан, французов и прочих капиталистов. И мы спешили. Шли днем и ночью, без нормальной еды и воды, без привалов. И так трое суток. На третий день пришли в городок Кайшадориус, который находился севернее Каунаса, тогдашней столицы Литвы. Утром на большом открытом поле вся наша дивизия мертвым сном спала. Никого сидячего или стоячего не было видно. Вижу, стоит легковая машина эмка, а в ней комиссар дивизии полковой комиссар Егоров, батальонный комиссар зама по комсомолу Толкачев, какой-то незнакомый полковник и шофер. Все спят. Устали. Неподалеку наша штабная машина, в которой тоже все спят. Я снова лег спать. День был тихий, без дождя и ветра.