Кирилл Александрийский - Толкование на Евангелие от Иоанна. Том II

• Название: Толкование на Евангелие от Иоанна. Том II
• Автор: Кирилл Александрийский
• Издательство: Сибирская Благозвонница
• Жанр: Религия
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91362-464-2

Святитель Кирилл Александрийский (375 — 444) — великий святой отец Православной Церкви, который прославился прежде всего догматическими достижениями в области христологии и опровержением ереси Нестория в 429–431 гг. Однако сфера его деятельности была намного шире, и он известен также и как глубокий экзегет Священного Писания. Среди новозаветных экзегетических произведений наиболее знаменито «Толкование на Евангелие от Иоанна», которое и предлагается читателю. Это произведение было написано, как предполагается, до 429 г. и содержит в себе 12 книг, в которых, помимо истолкования этого «тайнозрительного» Евангелиста и объяснения глубоких тайн Божественного Домостроительства спасения и Боговоплощения, святитель полемизирует с различными ересями.

Это толкование, являющееся шедевром древнецерковной святоотеческой экзегетики, было переведено на русский язык известным отечественным церковным ученым-библеистом, профессором Московской Духовной Академии Митрофаном Дмитриевичем Муретовым (1851 — 1917).

Издается по: Творения святого отца нашего Кирилла Александрийского / Пер. Митрофана Муретова. Сергиев Посад, 1909, 1912. (Творения святых Отцов в русском переводе, издаваемые при Московской Духовной Академии; т. 67/<69>, 68/<70>). Переизд.: Свт. Кирилл Александрийский. Творения. Кн. 3. М.: «Паломник», 2002. (Библиотека Отцов и Учителей Церкви).

---

Эти разъяснения мы сочли нужным представить в настоящем случае, оказывающиеся небесполезными для толкуемого места. Но, возвращаясь назад и снова повторяя весь, так сказать, сначала смысл изъяснения, скажу наконец, что нам, конечно, приятно и любезно было чрез молитву быть всегда со Спасителем Христом, хотя и уничижившим Себя ради нас, как написано (Флп. 2, 7), и явившимся в образе слуги и в бесславии человеческой природы, ибо что такое человеческая природа в сравнении с Богом? Но Самому Сыну это не было полезно, напротив — Ему подобало вознестись к Отцу и снова получить Свою славу и власть и Божеское достоинство уже явно, а не прикровенно. И Он воссел одесную (Бога), чего желал и Сам Отец, ибо Он любит Его как Свое порождение и как плод Своей сущности. Вот поэтому-то и говорит: Если бы вы любили Меня, возрадовались бы, что Я иду к Отцу, потому что Отец больше Меня есть. Действительно, доказательством любви к Нему было не печалиться так ради казавшегося удаления Его и необходимо предпринятого отшествия, а, напротив, размышлять о том, что Он шел к подобающей Ему и долженствующей славе и к изначальному достоинству, то есть, очевидно, к Божескому. Так и Псалмопевец, изрекая тайны посредством Духа, говорит: «Все народы восплещите руками» (Пс. 46, 2). Потом, изъясняя причину торжества, указал на восшествие Спасителя на небеса в словах: «Восшел Бог при восклицании, Господь при звуке трубы» (ст. 6), восклицанием и трубою называя громкий и внятный голос Духа, когда повелевал вышним силам открыть врата и называл Его Господом сил, как мы только что говорили. Но и хор святых мы найдем находящимся в великой радости по этому же самому, почему и сказал в одном месте: «Господь воцарился, да радуется земля» (Пс. 96, 1), и в другом опять: «Господь воцарился, в благолепие облекся, облекся Господь силою и опоясался» (Пс. 92, 1). Бывший с нами человеком до воскресения из мертвых, когда восшел к Небесному Отцу, тогда облекся в собственное благолепие и опоясался изначала присущею Ему силою, ибо воссел царствовать с Отцом. Следовательно, любящим Его справедливо подобает радоваться тому, что Он восшел к Небесному Отцу, чтобы снова восприять Свою славу и опять соцарствовать с Ним, как было вначале.

Большим же называет Его (Отца) не потому, что воссел одесную, как Бог, но потому, что еще был с ними (Христос), то есть подобен нам, — именно как имевший еще рабский образ и так как еще не настало Ему время, когда надлежало вознестись, говорит это. Поэтому, когда подвергся за нас честному распятию, уксус и желчь иудеи предложили Ему, жаждавшему, и, пия, сказал: «Совершилось» (Ин. 19, 30). Тогда именно исполнилось время уничижения и Он был распят как человек. Но победил державу смерти уже не как человек, а, напротив, как Бог, говорю по отношению к силе и славе и могуществу при победе, а не по отношению к плоти.

Итак, Отец больше, так как Сын еще был рабом и подобным нам. А когда и Богом Своим называет Его (Отца), то и это относит к человеческому образу Своему. Ведь если мы веруем, что Он уничижил и унизил Себя, то разве не должно быть для всех очевидным, что Он нисшел из некоего превосходства в умаление, лучше — из равенства с Отцом к неравенству? А Отец ничему этому не подвергся, но остался и есть, как был изначала. Таким образом, Он больше Того, Кто промыслительно избрал для Себя умаление и был в нем дотоле, когда не восшел опять в то, разумею собственное Его и природное, благо, в котором был вначале. Как бы некиим собственным Его и природным Ему местом по справедливости должно быть представляемо Его равенство с Отцом, каковое Ему можно было иметь беспрепятственно, не считая хищением ради нас.

Так как в предшествующих книгах у нас было уже обширное рассуждение о равенстве Сына с Богом и Отцом, то нам, может быть, следовало бы уже приступить к объяснению следующих стихов, оставив в настоящий раз дальнейшую речь об этом. Но так как один из безрассудных еретиков, получивший у иудеев весьма незаурядное знание Священных Писаний, пытаясь истолковать данное место, предал письмени страшные хулы на Единородного, то я признал делом для себя совершенно недопустимым и мне совсем не соответствующим — обойти молчанием столь ужасное безумие упомянутого (еретика). Поэтому думаю, что против него надо выступить со словом и ясно доказать, что его рассуждения суть гнилые и бабьи басни, совершенно лишенные здравого смысла и представляющие собою ряды пустых умозаключений. Но я приведу вам в дословном виде то, что он осмелился сочинить, толкуя смысл, как он сам думал, данного изречения.

«Ясно проповедуя Отца большим Себя, Он не только проявил подобающее Себе благомыслие, но и изобличил ложь допускающих слияние между Обоими». Поразив в этих словах мнение Савелия, он, страшный и сильный, как думает, набрасывается на тех, которые усвояют Сыну равенство с Отцом, говоря далее так: «До такого же неразумия дошли также некоторые, кто считает совершенно невозможным говорить, что Отец больше Божества Единородного, но думают, что Он превосходит только по сравнению с плотью (по человечеству). Таким образом они оказываются не в состоянии понимать даже того, что разнородные предметы отнюдь не могут сравниваться. В самом деле, никто ведь не скажет, что человек мудрее скота или конь бежит быстрее черепахи, но человек считается разумнее человека, а конь быстрее коня. Теперь, так как одни только однородные предметы допускают сравнение друг с другом, то им необходимо признать, что Отец оказывается больше самого Божества Единородного, ибо держащиеся противоположного мнения своим сравнением с плотью (толкованием изречения Отец больше Меня по человечеству Сына), насколько это их касается, уничтожают отеческое достоинство».

Такова вздорная болтовня этого еретика. При ближайшем рассмотрении ее мы докажем, что он, сам того не замечая, сражается со своими словами. В самом деле, он допускает, что Сын сохраняет подобающее Ему благомыслие, когда говорит: Отец больше Меня есть. Но я удивляюсь, как же он не обратил внимание вот на что: что могло так принудить Его коснуться богословия (Своего Божества) именно теперь? Ведь никто, обладающий благоразумием, не пренебрегает знанием времени, потребного как для слова, так и для дела. Какая же нужда являлась в столь несвоевременном богословии (речи о Своем Божестве), когда ученики находились в унынии оттого, что Он намеревался уходить из мира к Отцу и Богу? Какого рода утешение могла бы принести им такая речь? Зачем едва даже не обвиняет их, говоря: Если бы любили Меня, возрадовались бы, что Я иду к Отцу, потому что Отец больше Меня есть? Неужели, скажи мне, учеников располагало к бодрости или освобождало от столь благочестивой печали то, что Он идет к большему Отцу? Какого же рода ободрение можно усматривать в этом? Когда Филипп спрашивал и говорил: «Господи, покажи нам Отца, и довольно нам» (Ин. 14, 8), вот тогда-то именно, так как настало время и для богословия, показуя Отца в Себе и Себя со Своей стороны в Отце, и то (показывая), что Он ни в чем не меньше Его (Отца) и обладает равенством с (Ним) во всем, — Ему и было вполне благовременно сказать: «Сколько времени с вами Я, и не познал Меня, Филипп! Видевший Меня видел Отца; не веруешь (ли), что Я в Отце и Отец во Мне есть: Я и Отец одно есмы» (Ин. 14, 9–10). Но тогда Он благовременно вел вызывающую справедливое изумление в нас речь об этом. Теперь же какая надобность требовала или какая цель могла вызывать эти слова, разве только желание утишить печаль в учениках и сообщить им как бы (лекарственное) средство утешения в повелении радоваться тому, что Он идет к Отцу? Неужели и для очень малосмысленных не должно быть чрез самое дело ясным, что Он повелевал любившим Его (ученикам) радоваться именно тому, что Он спешил снова возвратиться в Свою славу с Отцом, предложив им вместе с другими и этот самый род утешения?

Но оставим теперь это и не станем долго останавливаться на сумасбродных мнениях этого еретика. Лучше надо перейти к следующему. Ведь он думал, может быть, что, сравнивая плоть с природою Божества, мы делаем совершенно тщетное противопоставление, когда говорим, что Сын подвергся уничижению, так как стал человеком. Но это совсем не так. Почему? Говоря о Божественной славе рабской ограниченности и свойственного слуге достоинства, мы утверждаем, что Сын является меньшим Отца, поскольку Он стал человеком, но Он снова восстановился в состояние равенства со Своим Родителем после отшествия отсюда, облекшись не в новую или (только теперь) приобретенную и не в необычную (для Него) славу, но опять оказавшись в той, в какой был вначале с Отцом. Так и божественный наш тайноводитель, разумею Павла, уже не усвояя Ему подобающего людям унижения после Его оживления из мертвых и восшествия на небеса, пишет в Послании: «Если ведь и знали мы по плоти Христа, но теперь уже не знаем» (2 Кор. 5, 16). О себе же самом опять говорит: «Павел Апостол Иисуса Христа, не от человеков и не чрез человека, но чрез Иисуса Христа» (Гал. 1, 1). Почему же, говоря, что Он снова придет к нам, преобразуя «тело унижения сообразным телу славы Его» (Флп. 3, 21), теперь отрицается, говоря: «не от человеков и не чрез человека», хотя он был поставлен в апостольство чрез Иисуса Христа? Почему же говорит, что он совсем не знает Его по плоти? Неужели, скажи мне, он отрекся от искупившего его Владыки (2 Пет. 2, 1)? Нет, он рассуждает право. Ведь когда уже совершилось и достигло конца время уничижения или унижения Единородного, Апостол старается проповедовать Его и познавать не с той стороны, по которой Он является униженным, а с той, по которой Он есть Бог по природе. После того как (верующими) раз было признано и принято, что Он стал человеком, то потом уже надлежало верующим научаться тому, что Он есть и Бог по природе, почему пред другими Апостол предпочитает такие о Нем выражения, которые подобают Богу.