Кирилл Александрийский - Толкование на Евангелие от Иоанна. Том II

• Название: Толкование на Евангелие от Иоанна. Том II
• Автор: Кирилл Александрийский
• Издательство: Сибирская Благозвонница
• Жанр: Религия
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91362-464-2

Святитель Кирилл Александрийский (375 — 444) — великий святой отец Православной Церкви, который прославился прежде всего догматическими достижениями в области христологии и опровержением ереси Нестория в 429–431 гг. Однако сфера его деятельности была намного шире, и он известен также и как глубокий экзегет Священного Писания. Среди новозаветных экзегетических произведений наиболее знаменито «Толкование на Евангелие от Иоанна», которое и предлагается читателю. Это произведение было написано, как предполагается, до 429 г. и содержит в себе 12 книг, в которых, помимо истолкования этого «тайнозрительного» Евангелиста и объяснения глубоких тайн Божественного Домостроительства спасения и Боговоплощения, святитель полемизирует с различными ересями.

Это толкование, являющееся шедевром древнецерковной святоотеческой экзегетики, было переведено на русский язык известным отечественным церковным ученым-библеистом, профессором Московской Духовной Академии Митрофаном Дмитриевичем Муретовым (1851 — 1917).

Издается по: Творения святого отца нашего Кирилла Александрийского / Пер. Митрофана Муретова. Сергиев Посад, 1909, 1912. (Творения святых Отцов в русском переводе, издаваемые при Московской Духовной Академии; т. 67/<69>, 68/<70>). Переизд.: Свт. Кирилл Александрийский. Творения. Кн. 3. М.: «Паломник», 2002. (Библиотека Отцов и Учителей Церкви).

---

Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, якоже Аз возлюбих вы, да и вы любите друг друга [229] (13, 34)

Прекрасно и истинно пишет божественный Павел: «Так что если кто во Христе, (тот) новая тварь; древнее прошло, вот стало все новое» (2 Кор. 5, 17). Он обновляет нас и преобразует некоторым образом в новую жизнь, не доступную другим и не известную тем, для которых приятно жить под законом и следовать заповедям Моисеевым, ибо закон ничего не делает совершенным, по написанному (Евр. 7, 19). Совершеннейшую же меру благочестия к Богу каждый может усмотреть в установлениях Спасителя нашего. Поэтому-то и Сам говорит нам в одном месте так: «Истинно, истинно говорю вам: если не превзойдет праведность ваша праведности книжников и фарисеев, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 5, 20). Ведь если не только не будем соревновать нравам иудеев, но и не превзойдем, и притом вполне, подзаконную праведность, мы никогда, полагаю, не достигнем до Царства Небесного. Не то утверждаем, чтобы закон Моисеев был совершенно бесполезен и ненужен, ибо он сообщал нам, хотя и несовершенно, благо, но он оказывается руководителем к научению евангельской жизни и, посредством загадок и образов внося образ истинного благочестия, как бы начертывает в наших душах тень научения чрез Христа. Поэтому-то и сказал Сам: «Говорю вам, что всякий книжник, наученный Царству Небесному, подобен человеку богатому, который выносит из сокровищницы своей новое и старое» (Мф. 13, 52). Немалое и истинное богатство для человека представляет, конечно, и следование словам Моисеевым и получаемая от них польза в душе, но когда он воспринимает и красоту евангельского наставления, то украшается вдвойне, знанием и древних и новых законов. Поэтому Господь наш Иисус Христос, показывая, что Его заповедь лучше древней и что для живших под законом еще не доступна была спасительная проповедь, когда намеревался вознестись на небеса, закон любви наперед полагает как бы некоторым основанием и опорою всякого блага, но любви не по закону, а выше закона. Поэтому говорит: Заповедь новую даю вам, да любите друг друга.

Но каким образом, скажи мне, может спросить кто-либо, назвал эту заповедь новою Сказавший чрез Моисея древним: «Возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего и от всего разума твоего, и ближнего твоего как себя» (Втор. 6, 5; Мк. 12, 30–31; Лк. 10, 27; ср. Мф. 22, 37–39)? Вот, поставив, что и естественно, любовь к Богу выше и впереди всего прочего, присоединил рядом с нею и любовь друг к другу и с любовью к Богу сочетал и любовь к нам самим, так как и любовь к Богу по справедливости не могла бы быть в том случае, если бы за нею не следовала и подобающая любовь к ближнему, ибо все мы друг другу братья. Так и премудрейший Иоанн, прекрасно зная и научая других, говорит: «Любящий брата своего Бога любит» (1 Ин. 4, 21). Итак, каким образом Христова заповедь нова, хотя она и возвещена древними законами? Но замечай, пожалуйста, точность речи и смотри на дальнейшие слова. Ведь не удовольствовался тем, чтобы сказать: Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, но, показывая новость речи и что Его любовь гораздо выше той древней любви, разумею друг к другу, тотчас присоединил: Как Я возлюбил вас, да и вы любите друг друга.

Нужно поэтому исследовать для ясного уразумения значения этих слов, как возлюбил нас Христос. Вот тогда-то мы увидим, и очень легко, новость и отличие теперь данной заповеди. Итак, «во образе Бога будучи, не похищением считал быть равным Богу, но Себя уничижил, образ раба приняв, в подобии человеков быв и видом оказавшись как человек, унизил Себя, быв послушен до смерти, смерти даже крестной» (Флп. 2, 6–8). Но и, будучи богат, обнищал, как опять засвидетельствовал нам Павел (2 Кор. 8, 9). Разве не видишь здесь новость любви к нам? Закон повелел любить брата, как себя самого. А Господь наш Иисус Христос возлюбил нас больше Себя Самого. Ведь будучи в образе и равенстве с Богом и Отцом, Он не снисшел бы к нашей ничтожности, не подвергся бы столь тяжкой смерти плотской за нас, не перенес бы заушений иудейских, позора, осмеяния и всего прочего, чтобы перечислением по частям всего с Ним бывшего не растягивать речи в бесконечность, — и не обнищал бы, будучи богат, если бы не возлюбил нас гораздо более Себя Самого. Действительно, это странная (новая) мера любви. Такое и нам повелевает иметь расположение, чтобы совершенно ничего не ставить выше любви к братьям, ни славу, ни богатство, — без всяких колебаний даже дойти, если потребуется, до самой смерти плотской, дабы приобрести спасение ближнего. Это и совершили блаженные ученики Спасителя нашего и последовавшие по их следам, признавшие спасение других выше собственной жизни, испытавшие всякий труд, находившиеся в крайних бедствиях, дабы спасти души погибавших. Так и Павел говорит в одном месте: «Каждодневно умираю» (1 Кор. 15, 31), и в другом: «Кто изнемогает, и Я не изнемогаю? Кто соблазняется, и я не воспламеняюсь?» (2 Кор. 11, 29). Итак, Спаситель повелел нам осуществлять вышезаконную любовь, как корень совершеннейшего благочестия к Богу, так как Он знал, что иначе мы не получим одобрения у Бога и что только достигая красоты врожденной Им в нас любви мы будем пребывать в великих и совершенных благах.

О сем уведят вси, яко Мои ученицы есте, аще любите (любовь имате) друг друга к (другу) [230] (13, 35)

Неопровержимым и несомнительным, говорит, признаком Моего ученичества вы начертаете на главах своих то, если будете стараться идти вослед Моей жизни, в доступной для вашей человеческой природы мере, так чтобы иметь нерасторжимый союз любви друг к другу и быть в полном согласии друг с другом, соответственно требованию взаимной любви и несравненному достоинству человеколюбия, ибо это вам точно начертает славу Учителя.

Но, думаю, может быть кто-либо дойдет до такого возражения на это: почему любовь является признаком ученичества у Христа и видом всех добродетелей в Нем, приобретаемым не чрез воспитание и не чрез труд и прилежание, как получается в человеке, но прирожденным Его природе? Ведь это — особое свойство Божественной природы и Ей собственно и истинно присуще, будучи выше всякого удивления.

Да, весьма справедливо, друг мой, скажем мы, надо мне присоединить об этом рассуждение.

Плодом Верховной Сущности является то, что принадлежит Ей особо и собственно. Но исследователь легко может видеть, что всякий вид добродетели является исполнением любви и все, что считается за совершение добра, относится и обращено к ней. Поэтому-то главнейшая и первая заповедь по закону — любить Господа Бога от всей души и от всего сердца и от всего разума, вторая же, родственная и близкая к ней, есть любовь к ближнему, заключающая всю полноту закона (Мк. 12, 30). Так и божественный Павел, возглавляя в ней все заповеди, пишет в Послании: «Ибо (заповеди) "не прелюбодействуй", "не убивай", "не клянись", и если какая другая есть заповедь, в этом слове возглавляется, именно: "люби ближнего твоего, как себя", — итак, исполнение закона (есть) любовь» (Рим. 13, 9–10). А что она (любовь) внутри своих пределов заключает вид всех добродетелей и, как бы в недрах своих содержит блага, это опять удостоверит сей премудрейший Павел в словах: «Любовь не превозносится, не надмевается, не безобразит, не ищет своего» и следующее за тем (1 Кор. 13, 4–5). Но долгое время нужно, чтобы выразить в словах всю меру любви. Впрочем, решившимся избрать себе любовь скажу: чтобы стало повсюду известно, что они сделались учениками Христа, им подобает и надлежит украшаться венцом любви и любовь друг к другу носить на себе как бы некоторое знамя этого ученичества. Ради сего скажу вкратце и об этом. Ведь если кто из нас занимается медноделательным или ткацким ремеслом, разве он не должен, без всякого сомнения, быть учеником какого-либо медника или ткача? Не так же ли и знающий плотническое ремесло? Разве он не заявит, что в состоянии так прекрасно исполнять свое ремесло потому, что имел плотника наставником ремесла? На таком же, думаю, основании имеющие в себе полную силу Божественной любви без всяких колебаний признают, что они суть ученики любви или Христа, имеющего наивысшую любовь. Ведь Он так возлюбил мир, что и самую душу Свою положил за него и подвергся жестокости иудейских злодейств. Это засвидетельствует Он Сам, говоря к Своим ученикам, что «больше сей любви никто не имеет, да кто душу свою положит за друзей своих» (Ин. 15, 13). Итак как «Бог любовь есть» (1 Ин. 4, 16), по слову Иоанна, то, будучи Сыном Любви, то есть сущего по природе и единого истинного Бога, Он и Сам является любовью, имея это свойство или достоинство, не как словами только выраженное и пышностью речей украшенное, но самими делами и событиями показав Себя настоящим плодом сущности Своего Родителя. В самом деле, мы отнюдь не должны думать, что Верховная над всеми сущностями Сущность может быть приемлющею в Себя блага, но и не назовем приобретенным в Ней вид всех благ, как это в нас, или мыслимым как что-то другое в другом, подобно, можно сказать для примера, знанию о чем-либо в человеке. И это потому, что человек сам по себе не есть знание, а, напротив, воспринимает знание (отвне, от другого). Но Само Всеблаго, как оно должно мыслиться нами, Оно, собственно, по нашему утверждению, и есть сама Божественная и неизреченная Природа, всякого рода добродетель, как бы родник какой, в себе имеющая и из себя источающая. Поэтому весьма основательно Он должен быть плодом любви и, будучи любовью, как Отец, Которого Он есть Сын, посредством любви преимущественно должен напечатлеваться в наших душах и в людях добродетельных начертывает, как знак родства с Ним, постоянное пребывание в любви друг к другу. В противном случае, — если, по слову Павла, Христос есть мир наш, ибо в Нем соединено все, нижнее с вышним, и чрез Него мы примирены с Богом и Отцом, хотя вначале и допустили великое отступление, благодаря уклонению ко злу, и на два народа некогда разделенные, на язычников и Израиля, в одного нового человека мы стали созданы в Нем: ведь разрушено средостение ограды и упразднена сила вражды, когда евангельские учения (догматы) заставили смолкнуть закон (Еф. 2, 14–15), — как можно было бы признать, что учениками мира сделались те, которым не имеют мира между собою? Чем другим могло бы быть отторжение от любви, как не порождением войны, низвержением мира и появлением всякого двоедушия? Как в нерасторжимом союзе любви для нас сохраняются все блага мира, таким же, думаю, образом с пресечением любви вторгается зло от вражды. Что же отсюда? Появляются обиды, раздоры, ревность, гнев, ярость, подстрекательства, наговоры, зависть и всякого рода зло.