Густав Барта - Венгрия за границами Венгрии

• Название: Венгрия за границами Венгрии
• Автор: Густав Барта
• Издательство: Центр книги Рудомино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-00087-052-5

Литература на венгерском языке существует не только в самой Венгрии, но и за ее пределами. После распада Австро-Венгерской империи и подписанного в 1920 г. Трианонского договора Венгрия лишилась части территорий, за границами страны осталось около трети ее прежнего венгероязычного населения. На протяжении почти ста лет писатели и поэты венгерского «ближнего зарубежья» сохраняют связь с венгерской литературой, обогащая ее уникальным опытом тесного общения с другими культурами. В сборнике «Венгрия за границами Венгрии» представлены произведения венгерских писателей Трансильвании, Воеводины, Южной Словакии и Закарпатья.

Литературно-художественное издание 16+

---

Наверное, была какая-то связь. Возможно, папа дважды пытался сказать мне, именно мне, о том, что узнал по ту сторону. Какую-то конечную истину, всеобъемлющее слово или фразу, которые сделали бы самое ценное сокровище, единственного сына, господином мира. Но отец не мог этого сказать, ему не позволяли, потому что этим нельзя делиться с непосвященными, с теми, кто еще жив. Возможно, это слово или фраза были скрыты в каком-нибудь «Четверге» Альберта Вайды, и папа, а также Фунес и Цинакан уже давно подозревали о них, а во время десятиминутной смерти доказали их существование.

Может, папа хотел сказать то, что сказал Бог Отец Иисусу в Страстной четверг в Гефсиманском саду, в момент истинного посвящения.

В когда-то переполненной комнате теперь живет одна мама, проживает безрадостную вдовью жизнь. Может быть, там до сих пор звучит голос радио «Свободная Европа», а значит, и голос всего мира. Папа пронзительно смотрит со свадебной фотографии, радио передает скучные программы из Бухареста или Марошвашархея, и только из магнитофона иногда звучат Каталин Каради и Янош Шарди.

Радио «Свободная Европа» закрыли, Альберт Вайда умер пару лет назад. А у меня осталось два варианта: раздобыть записи «Четверга» тех лет и почувствовать отличающееся от всех остальных слово, глагол бытия, союз, личное местоимение или банальную фразу, которую можно по-разному интерпретировать. Или же ждать, что однажды где-то, когда-то прозвучит давно исчезнувшая радиостанция и уже почивший диктор объявит «После дождичка в четверг» Альберта Вайды, а давно покойный Альберт Вайда кашлянет и, наконец, прольется настоящим дождем в Страстной четверг.

Перевод: Мария Шарко

* * *

Эта прекрасная женщина-кит, этот двуличный город

Толстая женщина жизнь мою перестирала,
начисто стерла всю грязь, я вернулся в начало.
Толстая женщина в раме стекла городского,
прошлое прожито, как мне найти тебя снова.
Что-то притащит мне завтра в повозке скрипучей
славная женщина-кит, этот город пахучий,
этот двуличный эдем отвергает молитвы.
Омут, в котором я бегал по лезвию бритвы
в князи и в грязи и снова: огромное тело
я, заикаясь, черчу на бумаге несмело.
Я неприступность его покоряю со стоном,
и проступает былое полуденным фоном.

Перевод: Дарья Анисимова Город, где может жить тело

Издалека я наслаждался
горами, но задрать им юбки
перистых облаков украдкой
я не мечтал. Я выл от моря,
и лишь работу ненавидел
сильнее путешествий. Город
моей вселенной стал. Я был в нем
самим собой, когда бурлила
вокруг толпа, и взгляд глотал
наживку красочной рекламы.

Кафе: земное наслажденье.
Я мог сидеть в дыму часами,
и неустанно и бездумно
бездельничать: пустоты в жизни
наполнили кафе, скитанья,
и Юдит. Иногда я думал
с собой покончить и пытался
добить неплотный сгусток плоти,
но вот я жив. И полагаю,
блаженство страха перед бездной
пожалуй, отрицает пастырь,
но все же в этом было счастье.

С каким отчаяньем я мчался
на дождевых червях подземки,
на эскалаторе толкался,
себе присваивал в мечтаньях
одежду броскую и женщин!

Сидеть на набережной возле
стального зеркала и видеть,
как отражается на глади
мое лицо, и Пешт, и Буда!

Поэзия окраин… Разве
пурпурный трон приятней глазу,
чем теплые, родные лужи!
В огромной глянцевой квартире
едва ль такие бродят страсти,
которые ежеминутно
бурлят на хуторе забытом.

Там, в закоулках, среди спертых
воспоминаний пруд, и роща,
сад розовый и водопады,
принцесса в замке, и полцарства,
и привидения, и ведьмы.

Я вечный трубадур былого,
непреходящего, я буду
играть удушливое танго,
признание в любви безмерной,
которая лишь мне доступна,
которая лишь там снисходит.

Перевод: Дарья Анисимова Я и болезнь

Моя голова смотрит гордо
(еще бы к ней крепкое тело),
работа на славу, я буду
вселенную строить умело.

Я в ней и зачинщик, и пастырь,
ползучий, при этом крылатый,
я Бог, воплотившийся в смертном.
И все же что свято, то свято.

Что наше, то наше. Границы
преступная страсть не нарушит,
круги не собьются. Я знаю:
болезнь не пожрет мою душу.

Перевод: Дарья Анисимова Блаженство на окраине

В юдоли современных крыс
с размахом бушевала страсть
слепых надежд. Из-за кулис
пришла к нам плесень, как напасть,
секунды стеблями сплелись.

Любовь, как музыка, лилась!

Безумство позы! Скрежет дней!
Как скорый поезд, я влетал
под своды станции твоей.

Украдкой Эрос хохотал,
И жар вздымался все сильней.

Я погружал в отверстый рот
свою недюжинную прыть,
порой (чтоб снова не попасть
в капкан утробы) я спешил
сбежать в туннель кишки прямой.

Наш коврик, наш экран, наш мозг,
наш позвоночник, наш язык,
и наше сердце, вечный миг.

Дым раскаленный шел от вен,
и солнце щурилось едва!
Лицо любимой! Сцена сцен!

Нет смерти, ты навек жива.

И Бог трепетал, глядя на такую любовь.

Перевод: Дарья Анисимова Под чарами танго

лишь зеркала узнают
про душу новой маски

в кредит живую розу
уже начало сказки

как ложь великолепна
как будни монотонны

до вечера бродяга
и до утра подонок

за розу королевство
цветок веселой шлюхе

лишь зеркала узнают
душа сегодня в духе

Перевод: Дарья Анисимова Нулевой сонет

Зачем мне разворачивать сонет
— под распорядок строчек и слогов,
неровный шаг или глубокий след,
чтоб знала ты: я вышел из краев?

Пусть на бумаге, как цветы зимой,
растут нежданно фразы и слова,
чтобы тебя, фантом желанный мой,
их лепестками нежно укрывать?

Быть может, лучше клеткой будет стих,
в решетку слов я сердце заключу —
— свершается блистательный грабеж —

нездешний дар украдкой я вручу —
душа, освободившись от оков,
дотла сгорит, и воссияет вновь?

Перевод: Дарья Анисимова

Нандор Гион

Нандор Гион родился 1 февраля 1941 г. в городе Сабадка (Суботица) — родине многих выдающихся венгерских писателей и поэтов (достаточно назвать хотя бы Дежё Костолани и Гезу Чата). После техникума Гион поступил в университет Воеводины на отделение венгерского языка и литературы, а по его окончании стал сотрудником венгерского радио. Первый успех пришел к писателю во второй половине 1960-х гг. с романами «Амфибии в пещере» (1968) и «Брат мой, Иоав» (1969). В это время в югославской венгерской литературе появляется целое поколение интересных молодых авторов, объединившихся вокруг журнала «Уй симпозион» («Новый симпозиум», 1965–1992). Наряду с Нандором Гионом, ставшим в 1969 г. членом редколлегии журнала, в нем активно печатался еще один автор нашего сборника — Отто Толнаи.

Среди многочисленных романов Нандора Гиона самую большую популярность снискал «Цветочный солдат» (1973) — часть тетралогии «Он и разбойникам играл», посвященной жизни городка Сенттамаш, в период с 1898 г. до середины XX века. Роман для подростков «Бакланы еще не вернулись» (1977) стал частью обязательной школьной программы.

Нандор Гион успел побывать председателем Объединения писателей Воеводины, директором театра в городе Нови-Сад (по-венгерски Уйвидек), журналистом и редактором на местном радио. После распада Югославии в 1993 г. он переехал на постоянное жительство в Венгрию, где год спустя вышел роман «Иссахар», посвященный драматическим событиям на Балканах (по этому и двум подростковым романам Гиона были сняты художественные фильмы). После смерти Нандора Гиона (2002 г.) его имя стала носить стипендия для молодых венгерских писателей ближнего зарубежья.