Яков Полонский - Стихотворения Поэмы Проза

• Название: Стихотворения Поэмы Проза
• Автор: Яков Полонский
• Издательство: Правда
• Жанр: Поэзия
• Год: 1986

Яков Петрович Полонский (1819–1898) — замечательный лирик, обладающий в наивысшей степени тем, что Белинский в статье о нем назвал "чистым элементом поэзии". В его творчестве отразилась история всей русской классической поэзии XIX века: Полонский — младший современник Жуковского и старший современник Блока.

Яков Петрович Полонский — как бы живая история русской поэзии XIX века. Его творчество захватило своими краями всю классическую русскую поэзию: первые стихотворные опыты гимназиста Полонского заслужили одобрение Жуковского, и вместе с тем имя Полонского еще было живым поэтическим именем, когда начал писать Блок, для которого поэзия Полонского была «одним из основных литературных влияний». Среди поэтов конца века, с их духовным и стилевым разладом, Полонский занимает особое место — в его лирике воплотилось то лучшее, что дал поэзии XIX век: неразложимая цельность и глубина содержания, свобода и естественность выражения, благородство и прямодушие, твердая ясность идеала.

Хотя Полонский писал и поэмы, и рассказы, и воспоминания (особенно замечательны — о Тургеневе, с их подкупающим сочетанием простодушия и проницательности), все же он, конечно, прежде всего — лирический поэт, обладающий в наивысшей степени тем, что Белинский в статье о нем назвал «чистым элементом поэзии». Пожалуй, ни о ком другом этого нельзя сказать с такой определенностью, как о Полонском: никакая другая жизненная роль «не подходила» ему, кроме роли поэта.

В каком-то смысле Полонский был центром, точкой пересечения множества литературных, общественных, личных отношений своего времени. Место это принадлежит ему не по размаху и мощи поэтического гения, не по резкости и оригинальности общественной позиции, но по особой, одному Полонскому в такой мере свойственной поэтической отзывчивости, живого и как бы неизбежного отклика на все совершающееся вокруг него. Органическое, «стихийно певческое» начало в сочетании с постоянной готовностью души к отклику и создают в первую очередь своеобразие поэтической личности Полонского.

---

Откуда, от кого? Заныло

В ней сердце. Может быть, Камков

Вчера был очень нездоров,

Не мог приехать? — никакого

И оправданья нет другого.

Но если только умирать

Не вздумал он, я и читать

Не стану! Долго колебалась

Она: назад ли ей послать

Письмо, или прочесть? Осталась

Одна и — сорвала печать.

Послание Камкова

"Когда б в условный час свиданья,

Дав волю роковым мечтам,

Прочел я по твоим глазам

О тайнах твоего страданья, -

Клянусь, я б пал к твоим ногам,

И, сердцем нищий, все богатства

Его тебе бы обещал,

Твое бы сердце обокрал,

И совершил бы святотатство.

Клянусь! я б обманул тебя,

Себя, и бога, и природу,

Я б исказил свою свободу

И обладал бы, не любя.

Нет, перед любящей душою,

Перед страданием твоим

Я прохожу, склонясь главою,

Как перед чашею святою,

Глухим отчаяньем томим.

Запуган жизнью, я страдаю,

Когда люблю и не люблю,

Но о прощеньи не молю,

И ничего не принимаю

От тех, которым не даю.

Скажи — и справедливо будет,

Когда ты скажешь обо мне:

Несчастный! он меня не любит,

А мог бы счастлив быть вполне!.."

И баронесса прочитала

Стихи, и тут же разорвать

Хотела их, но воздержала

Себя от гнева, чтоб опять

Их на досуге прочитать…

Как вам понравились, читатель,

Стихи героя моего?

— Да что, помилуйте! мечтатель!

Мечтатель, больше ничего!

Писал он искренно, быть может,

Но… но и это не поможет.

В наш век в поэзии смешон

Восторженный какой-то тон…

К чему, прикидываясь птицей,

Парящей в небе, сознавать.

Что не умеем мы летать?

К чему нам язвы врачевать

Какой-то розовой водицей,

Тогда как нужен, может быть,

Нам яд, чтоб вышло все наружу

И кровь очистилась?.. — Ну да!

Согласен с вами, господа,

Но — яд глотая, вы на стужу

Не выходите: ревматизм

Получите и в прозаизм

Такой вдадитесь, что микстура

Да пластыри заменят вам

Все, чем могла б литература

Гордиться, жизнь цвести и греть

И двигать вас… Больного

Здоровым мы не назовем,

Но и на суд не позовем

Ничем невинного Камкова.

В те дни, когда он обитал,

Учил, учился и мечтал

И землю бременил, — едва ли

Друзья больным его считали:

Для них служил он образцом

Души и мысли непреклонной.

В среде холодной, дряблой, сонной

Он вырос — но глядел бойцом,

Когда его впервые встретил

Студент Белинский, и Камков,

Быть может, прежде всех заметил

В нем искру божью — и ответил

На первый пыл его идей

Живою дружбою своей…

Белинский долго оставался

К нему пристрастным (господа,

Скажу вам на ухо) тогда…

Наш первый критик восхищался

Стихами друга моего,

И даже видел в нем поэта…

Камков, напротив, на него

Нередко нападал за это.

Своих стихов он не ценил;

Когда же Лермонтова скорбный

Раздался голос — он почтил

Свою поэзию надгробной,

Без слез и жалоб… Не упал

Он духом, только раз, угрюмый

Поник над лермонтовской думой:

"Мы здесь пропущены", сказал.

Послание к Камкову одного

из учеников его в 1846 году

Ты был угрюм, но тих и бледен,

Приветлив, но невесел, — беден,

Но в людях счастья не искал;

А я был юноша-мечтатель,

Тщеславный, ветреный искатель

Удач, разгула и похвал.

Душой мельчая с каждым годом,

Тебе внимал я мимоходом;

Со мной ты мало говорил,

Наставник наш красноречивый!

Но и вне школы, — твой пытливый,

Твой светлый взор за мной следил.

Ты выжидал. — Настало время,

Жизнь на меня легла, как бремя:

Изныл я от пустых страстей,

От пересудов, пошлых мнений,

От вековых предубеждений,

Не сознавая их цепей.

И я пришел к тебе — невольно

Меня к себе ты влек — и больно

Признаться было мне… — но ты

Не дождался моих признаний:

Ты понял _суть_ моих страданий

И обновил мои мечты.

Тебя я слушал, как пророка;

Ты предо мной раскрыл широко

Иную жизнь, учитель мой.

Твой ум сиял — ты смело ставил

Иную цель, свободу славил…

Пылало сердце — факел твой…

Вникать я стал — и, как туманы,

Редели предо мной обманы

Всех стран земли и всех веков,

Кумиры падали — народы

Взимали голосу свободы

И выходили из оков.

И вот, в углу для всех сокрытом,

Как ты, я стал космополитом, -

Стал гражданином мировым:

Порою в лес иду — порою

Стою задумчив над рекою, -

Увы! что делать мне с моим

Никем не понятым гражданством?

Здесь, перед рабством и тиранством

Равно я жалок и смешон.

Пишу к тебе средь ночи бурной,

Средь копоти избенки курной,

Буграми снега занесен.

Хозяева мертвецки пьяны,

И тараканы — тараканы…

Средь обитателей степных

Они одни — хоть и трусливы -

Свободны, трезвы и счастливы,

И молча я гляжу на них.

Ползут на грудь, ползут за шею

И я — я силы не имею

Давить их на моей груди,

Так я гуманен! так доволен

Своим гражданством! но я болен…

Больной пишу — не осуди!

В напечатанных шести главах "Свежего преданья" не исчерпывается содержание задуманного мной романа. Тем измоих читателей, которые, пробежав эти главы, найдут в них хоть несколько страниц достойных их внимания, или не поглядят на посильный труд мой с высоты своего величия, намерен я в кратких словах досказать роман, мною когда-то задуманный, и таким образом познакомить их с его содержанием.

Вот план романа начиная с 6 главы до 20.

Камков относит княжие Лоре просвиру от ее матери, воротившейся с богомолья, и доказывает ей всю ненормальность ее отношений к матери, — отношений, созданных невежеством и грубой силой. Лора в первый раз от роду слышит, что мать ее добрая и честная женщина, что она любит и даже не перестает о ней заботиться. Настает ночь светлого Христова воскресенья.

Описание этой ночи в московском Кремле. В эту ночь Лора уходит от своей гувернантки и, сопровождаемая Камковым, на паперти Чудова монастыря, первый раз встречает и обнимает мать свою. Камков становится ближе к Лоре — она подчиняется его нравственному влиянию. Мысли Камкова о религии.

Весна. — Сокольники. — 1 мая. — Камков решается сказать Лоре, что он ее любит; но без всяких претензий на взаимность — без всякой надежды на свое личное счастие. Он только просит позволения любить ее. Княжна не без волнений выслушивает его признания, но прямо говорит ему: вы не мой герой.

Тот, кого я полюблю, должен походить на тот идеал мужчины и гражданина, который вы не раз рисовали передо мной, читая мне историю или толкуя великих поэтов. Я люблю вас, как друга, как брата. Впрочем, будущее зависит от вас — не теряйте надежды.

В мае баронесса уезжает за границу, не простясь с Камковым. Из деревни возвращается в Москву князь Таптыгин — отец Лоры. Он приехал, вызванный судом по какому-то уголовному делу, от всех тщательно скрываемому, и отделывается от суда, давая взятки и пленяя всех своей благонамеренностью.

Это салонный герой со всеми утонченностями светской любезности, когда он во фраке и — беспощадный самодур, грязный кутила и развратник, когда он дома, в бархатных шароварах и в красной канаусовой рубашке с косым воротом.

Встретившись с Камковым, он сразу не полюбил его — глядит на него высокомерно и с недоверием, подмечает его дружеские отношения к княжне — и возмущается. Камков впервые лицом к липу встречается с силой, враждебной всем его убеждениям, враждебной науке, любви, прогрессу и проч. Кончается тем, что князь зовет его к себе обедать и хочет при дочери напоить допьяна ее наставника. Камков на это не поддается. Через несколько дней князь начинает грубить ему. — Как вы смеете, — говорит он, — воображать, что стоите на одной доске со мной или с моей дочерью. Кончайте урок — и гайда! Руки по швам! если не хотите, чтоб я выгнал вас. Камков отвечает ему, что он и не ставит себя на одну с ним доску, потому что считает себя бесконечно выше его во всех отношениях. Взбешенный князь призывает людей и приказывает им вытолкать Камкова на улицу. Сцена возмутительная и безобразная.

Оскорбленный Камков чувствует вполне все свое бессилие. Он придумывает мщение и не может ничего выдумать. Знает, что жалоба в суд будет совершенно бесполезна; — его обвинят за непочтительность к князю — князя оправдают. Теоретик и философ Камков низко падает в собственных глазах своих; он считает себя уже недостойным не только любви, недостойным дружбы им любимой девушки. Он решается не видеть ее и в умственном труде ищет себе успокоения.