Яков Полонский - Стихотворения Поэмы Проза

• Название: Стихотворения Поэмы Проза
• Автор: Яков Полонский
• Издательство: Правда
• Жанр: Поэзия
• Год: 1986

Яков Петрович Полонский (1819–1898) — замечательный лирик, обладающий в наивысшей степени тем, что Белинский в статье о нем назвал "чистым элементом поэзии". В его творчестве отразилась история всей русской классической поэзии XIX века: Полонский — младший современник Жуковского и старший современник Блока.

Яков Петрович Полонский — как бы живая история русской поэзии XIX века. Его творчество захватило своими краями всю классическую русскую поэзию: первые стихотворные опыты гимназиста Полонского заслужили одобрение Жуковского, и вместе с тем имя Полонского еще было живым поэтическим именем, когда начал писать Блок, для которого поэзия Полонского была «одним из основных литературных влияний». Среди поэтов конца века, с их духовным и стилевым разладом, Полонский занимает особое место — в его лирике воплотилось то лучшее, что дал поэзии XIX век: неразложимая цельность и глубина содержания, свобода и естественность выражения, благородство и прямодушие, твердая ясность идеала.

Хотя Полонский писал и поэмы, и рассказы, и воспоминания (особенно замечательны — о Тургеневе, с их подкупающим сочетанием простодушия и проницательности), все же он, конечно, прежде всего — лирический поэт, обладающий в наивысшей степени тем, что Белинский в статье о нем назвал «чистым элементом поэзии». Пожалуй, ни о ком другом этого нельзя сказать с такой определенностью, как о Полонском: никакая другая жизненная роль «не подходила» ему, кроме роли поэта.

В каком-то смысле Полонский был центром, точкой пересечения множества литературных, общественных, личных отношений своего времени. Место это принадлежит ему не по размаху и мощи поэтического гения, не по резкости и оригинальности общественной позиции, но по особой, одному Полонскому в такой мере свойственной поэтической отзывчивости, живого и как бы неизбежного отклика на все совершающееся вокруг него. Органическое, «стихийно певческое» начало в сочетании с постоянной готовностью души к отклику и создают в первую очередь своеобразие поэтической личности Полонского.

---

И один, на дне осенней ночи,

Я лежу, как червь на дне морском.

Где-нибудь, быть может, в эту полночь

Праздничные звуки льются с хор.

Слезы льются — сладострастье стонет

Крадется с ножом голодный вор…

Но для тех, кто пляшет или плачет,

И для тех, кто крадется с ножом,

В эту ночь неслышный и незримый

Разве я не червь на дне морском?!

Если нет хоть злых духов у ночи,

Кто свидетель тайных дум моих?

Эта ночь не прячет ли их раньше,

Чем моя могила спрячет их!

С этой жаждой, что воды не просит,

И которой не залить вином,

Для себя — я дух, стремлений полный,

Для других — я червь на дне морском.

Духа титанические стоны

Слышит ли во мраке кто-нибудь?

Знает ли хоть кто-нибудь на свете,

Отчего так трудно дышит грудь!

Между мной и целою вселенной

Ночь, как море темное, кругом.

И уж если бог меня не слышит

В эту ночь я — червь на дне морском!

1874

В ДУРНУЮ ПОГОДУ

Пусть говорят, что наша молодежь

Поэзии не знает — знать не хочет,

И что ее когда-нибудь подточит

Под самый под корень практическая ложь,

Пусть говорят, что это ей пророчит

Один бесплодный путь к бесславию, что ей

Без творчества, как ржи без теплых, ясных дней

Не вызреть…

Выхожу один я в чисто поле

И чувствую — тоска! и дрогну поневоле.

Так сыро, — сиверко!..

И что это за рожь!

Местами зелена, местами низко клонит

Свои колосики к разрыхленной земле

И точно смята вся; а в бледно-серой мгле

Лохмотья туч над нею ветер гонит…

Когда же, наконец, дождусь я ясных дней!

Поднимется ль опять дождем прибитый колос?

Иль никогда среди родимых мне полей

Не отзовется мне ретивой жницы голос,

И не мелькнет венок из полевых цветов

Над пыльным золотом увесистых снопов?!.

1875

В ПРИЛИВ

На заре, в прилив, немало

Чуд и раковин морских

Набросала мне наяда

В щели скал береговых;

И когда я дар богини

Торопился подбирать,

Над морским прибоем стала

Нагота ее сверкать.

Очи вспыхнули звездами,

Жемчуг пал дождем с волос…

"И зачем тебе все это?!"

Прозвучал ее вопрос.

"А затем, чтоб дар твой резать,

Жечь, — вникать и изучать…"

И наяда, подгоняя

Волны, стала хохотать.

"А! — сказала, — ты и мною

Не захочешь пренебречь!

Но меня ты как изучишь?

Резать будешь или жечь?.."

И наяды тело с пеной

Поднялось у самых скал,

На груди заря взыграла,

Ветер кудри всколыхал.

"Нет, — сказал я, вздрогнув сердцем,

Нет в науке ничего

Разлагающего чары

Обаянья твоего".

И пока зари отливы

Колыхал лазурный вал,

Я забыл дары богини

Я богиню созерцал.

1875

СЛЕПОЙ ТАПЕР

Хозяйка руки жмет богатым игрокам,

При свете ламп на ней сверкают бриллианты…

В урочный час, на бал, спешат к ее саням

Франтихи-барыни и франты.

Улыбкам счету нет. Один тапер слепой,

Рекомендованный женой официанта,

В парадном галстуке, с понурой головой,

Угрюм и не похож на франта.

И под локоть слепца сажают за рояль…

Он поднял голову — и вот, едва коснулся

Упругих клавишей, едва нажал педаль

Гремя, бог музыки проснулся.

Струн металлических звучит высокий строй,

Как вихрь несется вальс — подбрякивают шпоры,

Шуршат подолы дам, мелькают их узоры,

И ароматный веет зной…

А он — потухшими глазами смотрит в стену,

Не слышит говора, не видит голых плеч

Лишь звуки, что бегут одни другим на смену,

Сердечную ведут с ним речь.

На бедного слепца слетает вдохновенье,

И грезит скорбная душа его — к нему

Из вечной тьмы плывет и светится сквозь тьму

Одно любимое виденье.

Восторг томит его — мечта волнует кровь:

Вот жаркий летний день — вот кудри золотые

И полудетские уста, еще немые,

С одним намеком на любовь…

Вот ночь волшебная, — шушукают березы

Прошла по саду тень — и к милому лицу

Прильнул свет месяца — горят глаза и слезы…

И вот уж кажется слепцу:

Похолодевшие, трепещущие руки,

Белеясь, тянутся к нему из темноты

И соловьи поют — и сладостные звуки

Благоухают, как цветы…

Так образ девушки, когда-то им любимой,

Ослепнув, в памяти свежо сберечь он мог;

Тот образ для него расцвел и — не поблек,

Уже ничем не заменимый.

Еще не знает он, не чует он, что та

Подруга юности — давно хозяйка дома

Великосветская — изнежена, пуста

И с аферистами знакома!

Что от него она в пяти шагах стоит

И никогда в слепом тапере не узнает

Того, кто вечною любовью к ней пылает,

С ее прошедшим говорит.

Что, если б он прозрел, что, если бы, друг в друга

Вглядясь, они могли с усилием узнать

Он побледнел бы от смертельного испуга,

Она бы — стала хохотать!

<1876>

В дни, когда над сонным морем

В дни, когда над сонным морем

Духота и тишина,

В отуманенном просторе

Еле движется волна.

Если ж вдруг дохнет над бездной

Ветер, грозен и могуч,

Закипит волна грознее

Надвигающихся туч,

И помчится, точно в битву

Разъяренный шпорой конь,

Отражая в брызгах пены

Молний солнечный огонь,

И, рассыпавшись о скалы,

Изомнет у берегов

Раскачавшиеся перья

Прошумевших тростников.

<1876>

ДИССОНАНС

(Мотив из признаний Ады Кристен)

Пусть по воле судеб я рассталась с тобой,

Пусть другой обладает моей красотой!

Из объятий его, из ночной духоты,

Уношусь я далёко на крыльях мечты.

Вижу снова наш старый, запущенный сад:

Отраженный в пруде потухает закат,

Пахнет липовым цветом в прохладе аллей;

За прудом, где-то в роще, урчит соловей…

Я стеклянную дверь отворила — дрожу

Я из мрака в таинственный сумрак гляжу

Чу! там хрустнула ветка — не ты ли шагнул?!

Встрепенулася птичка — не ты ли спугнул?!

Я прислушиваюсь, я мучительно жду,

Я на шелест шагов твоих тихо иду

Холодит мои члены то страсть, то испуг

Это ты меня за руку взял, милый друг?!

Это ты осторожно так обнял меня,

Это твой поцелуй — поцелуй без огня!

С болью в трепетном сердце, с волненьем в крови

Ты не смеешь отдаться безумствам любви,

И, внимая речам благородным твоим,

Я не смею дать волю влеченьям своим,

И дрожу, и шепчу тебе: милый ты мой!

Пусть владеет он жалкой моей красотой!

Из объятий его, из ночной духоты,

Я опять улетаю на крыльях мечты,

В этот сад, в эту темь, вот на эту скамью,

Где впервые подслушал ты душу мою…

Я душою сливаюсь с твоею душой

Пусть владеет он жалкой моей красотой!

<1876>

В ПОТЕРЯННОМ РАЮ

Уже впервые дымной мглою

Подернут был Едемский сад,

Уже пожелкнувшей листвою

Усеян синий был Ефрат,

Уж райская не пела птица

Над ней орел шумел крылом,

И тяжело рычала львица,

В пещеру загнанная львом.

И озирал злой дух с презреньем

Добычу смерти — пышный мир

И мыслил: смертным поколеньям

Отныне буду я кумир.

И вдруг, он видит, в райской сени,

Уязвлена, омрачена,

Идет, подобно скорбной тени,

Им соблазненная жена.

Невольно прядью кос волнистых

Она слегка прикрыла грудь,

Уже для помыслов нечистых

Пролег ей в душу знойный путь.

И, ей десницу простирая,

Встает злой дух, — он вновь готов,

Ей сладкой лестью слух лаская,

Петь о блаженстве грешных снов.

Но что уста его сковало?

Зачем он пятится назад?

Чем эта жертва испугала

Того, кому не страшен ад?

Он ждал слезы, улыбки рая,

Молений, робкого стыда…

И что ж в очах у ней? — Такая

Непримиримая вражда,

Такая мощь души без страха,

Такая ненависть, какой

Не ждал он от земного праха

С его минутной красотой.

Грозы божественной сверканье

Тех молний, что его с небес

Низвергли — не без содроганья

В ее очах увидел бес,

И в мглу сокрылся привиденьем,

Холодным облаком осел,

Змеей в траву прополз с шипеньем,

В деревьях бурей прошумел.

Но сила праведного гнева